Горничная

— Ей так было плохо? — потер глаза мой собеседник, смотря исключительно себе под ноги.

— Люди просто так не сбегают, — повторил фразу, которая совсем недавно появилась в моей голове, — да и ты видел ее искалеченные руки? Все в шрамах… Как думаешь, ей приятно на них каждый день смотреть?

Чего я добивался, не знаю, но Николаев резко начал бить рукой по перилам, а после просто зарылся пальцами в волосы, заставляя их встать дыбом. Честно, я и сам немного оробел, потому что, кажется, он действительно начал слетать с катушек.

— Я ведь пытался держать себя в руках, Борька, пытался, но это все детство…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да, и у него, и у меня оно было сложным, но если я жил с бабушкой и дедом, которые во мне души не чаяли и делали все, чтобы их любимый внук ни в чем не нуждался, то у Дениса было все совсем наоборот: полная семья, родители — образец для подражания, но вот что происходило за закрытыми дверьми их квартиры — знает только Николаев да я частично. Ведь не раз он приходил на улицу со свежими синяками и ранами, а когда я задал вопрос, где он лазает, то получил ошеломляющий ответ — их с матерью периодически бьет отец.

— Я ведь себя порой не контролирую, но люблю ее, понимаешь! Больше всего на свете люблю и боюсь потерять! Я как узнал, что она… погибла… у меня, у меня жизнь пошла под откос, а потом этот… как его, Смирнов со своим заявлением, что Аленка у тебя, что ты ее прячешь… Я ж весь дом разгромил, там живого места нет, а потом голова включилась, так резко… посмотрел на фотографию матери и понял, а тут ты еще.

Он легонько стукнул меня по плечу, а потом его руки повисли плетьми вдоль тела.

— Я дам развод, но с одним условием, — неожиданно проговорил он, понурив голову.

— Это каким? — сигарета была выброшена, а я даже забыл о том, что на улице холодно, по телу прошелся какой-то жар.

— Ты мне будешь рассказывать, как у нее дела, как она себя чувствует, чем занимается, — он поднял на меня свои глаза, в который было… пусто. Совсем ничего не выражающее лицо и эти глаза навсегда засели мне в памяти.

— А откуда я могу знать, что будет потом? Думаю, девушка сама вправе решать, куда уехать и чем заняться, — но Денис лишь отрицательно покачал головой и быстро спустился по лестнице к дороге.

— Я ее знаю, — проговорил он, останавливаясь на тротуаре, — и тебя знаю. Так что не отказывайся, а лучше помоги…

Он не договорил. Ночной город озарила вспышка фар, а после машина, которая выехала совершенно непонятно откуда, снесла стоящего у дороги Николаева. Я словно в замедленной съемке наблюдал, как он ударяется о капот, как отлетает на добрые несколько метров, приземляясь на асфальт. К нам уже бежали мои люди, Глеб вызывал скорую, а я сам несся к Денису, который лежал в неестественной позе на мокром и грязном асфальте.

— Николя! — звал его, но он смотрел на меня огромными глазами и тихо, совсем неслышно прошептал:

— Обещай, — и я пообещал, что не брошу Алену, да и его тоже, что выходим, на ноги поставим и еще повоюем на арене бизнеса, а он криво улыбнулся, закрывая глаза.

— Живой, — прокомментировал Глеб, который уже успел осмотреть Николаева, — Галя, поднимай всех людей, будет смотреть камеры, нужно найти эту машину без номеров.

— Хорошо, — четко и быстро проговорила женщина, которая точно так же, как и Глеб, находилась постоянно на связи с кем-то.

Скорая приехала быстро, и вот уже мы мчимся за ней, потому что Николаев в этом мире совершенно один, и бросать его… Черт, может, так бы сделал кто угодно на моем месте, но в память о нашем совместном детстве, о доверии, которое он проявил ко мне, можно немного и потерпеть. Главное, Аленке не проговориться, да и не получилось, если честно. Денис был в тяжелом состоянии, ему требовалась операция, а то и не одна, а я как какой-то родственник просидел в коридоре, изредка слушая разговоры Глеба, который и тут меня не бросил.

— Что делать будем? — сел он рядом со мной, когда под утро сообщили, что операция прошла успешно, и жизни нашего товарища ничего не угрожает.

— Воевать, друг мой, воевать. И начнем мы с того, что я лично разнесу морду Елисею, это ведь он? — ну конечно, кто еще мог пойти против грозного и всемогущего Николаева? Только этот кретин.

— Поддерживаю, — сказал Глеб, а после сжал мою плечо, — а теперь держимся, потому что сейчас будут опрашивать свидетелей, заполнять протоколы с показаниями, и это будет длиться хренову тучу времени.

Действительно, все было точно так, как и сказал мой личный помощник, мой товарищ и человек, которому я должен по гроб жизни. Нас вызывали по очереди, записывали слова, переспрашивали, вновь вызывали, это длилось невероятно долго, и если бы не присутствие такой важной персоны, как Галина, к которой и относились иначе, и сильно не мучили — сидеть бы нам еще часа три минимум.

Но это еще не все, в обед позвонил Севка и спокойным голом порадовал меня.

— Проверка по пожарной безопасности, — я застонал в голос, — я сам?

— Да, Севка, — подтвердил его слова, — я сегодня на другом мероприятии, потом расскажу.

— Сделаю все в лучшем виде, — и крикнул уже не мне, а моему секретарю, — Ильич! Начинаем! Покажем этим…

Кому он там собрался показывать и что, я так и не дослушал, но теперь же понимал, нужно искать Смирнова. Если первая проверка и была от Николаева, то дальше будет гадить только Елисей. Ну, ничего, брательник, я на правах старшего перевоспитаю тебя.



Глава 21

Борис Морозов

Перед тем, как покинуть клинику, я все же добился того, чтобы меня пропустили к Денису. Конечно, я ему никто и звать меня никак, но финансовая благотворительная помощь для данного заведения открыла мне двери даже в палату, где лежал тяжелобольной.

Надев купленный в аптеке костюм и халат, я долго топтался у двери, то прикладывая ладонь к ручке, то отдергивая ее. Все же, набравшись смелости, я осторожно открыл дверь и вошел в безликое белое помещение, именуемое палатой. Наверное, я никогда не любил и не полюблю больницы только потому, что здесь все вот так уныло, стерильно и до отвратительного пусто. Я знаю, что есть правила, что антисанитария не приветствуется, но когда ты лежишь в тяжелом состоянии, когда рассчитывать можешь только на себя и свои силы, общая обстановка такого медучреждения сильно подавляет, если честно.

Денис выглядел отвратительно, но держался молодцом. Он всегда цеплялся за жизнь всеми руками и ногами, успевал забегать в последний вагон уходящего поезда, наверное, только благодаря своему упорству и поставленным целям он сейчас тот, кто есть. Постояв у порога, я все же неуверенно прошел внутрь, останавливаясь уего кровати, которая была обставлена приборами, а сам Николаев был обвешан трубками и датчиками.

— Ничего, Николя, — проговорил я, — прорвемся. Я тебя не брошу, но потом ты мне дорогу не переходи, ладно?

Он меня, конечно же, не слышал, да и не нужно. Мы поговорим, обязательно поговорим, но потом, когда он встанет на ноги, когда его здоровью ничего не будет угрожать, ну и когда Елисей окажется взаперти. Правда, Денис и сам столько всего успел натворить, что сейчас его конкуренты, пользуясь состоянием врага, многое поведают не только следствию. Неизвестно еще, вернется в бизнес мой некогда друг и товарищ, или после выздоровления загремит куда-то еще?

Клинику покидал в странных чувствах, а еще почему-то постоянно поглядывал на Галю, которая на этот раз всю дорогу смотрела исключительно в боковое стекло машины и о чем-то думала. Да, у нее были личные счеты с мужем Алены, но женщина явно не выглядела довольной от того, что с ним произошло.

— Кара его настигла, — пробормотал Глеб, смотря в сторону женщины, которая неуверенно кивнула головой.

У этих двоих явно состоялся сложный разговор, возможно, даже не один, и, по всей видимости, мой начальник безопасности в курсе многого, но — раз сестра Мити согласилась с ним поделиться, значит, так тому и быть, я вмешиваться не буду, как и пытаться разбередить и так уже вскрытые раны неуместным любопытством. Захочет — сама расскажет. Тем более ну слепому понятно, что эти двое заинтересовались друг другом, вон как исподтишка друг на друга посматривают, как рьяно решают вопросы, находясь плечом к плечу. Кстати, я ведь должен этой золотой женщине квартиру. Трехкомнатную, кажется.