Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 62 из 88

Человек, даже находясь в бессознательном состоянии, чувствует все. И запоминает.

Только после, как ум становится ясным, понемногу выдает порции записанных эмоций, обрывки картинок, как в испорченном кино.

 Сколько она так уже?

Постель на кровати совершенно другая, сменили. И одежда на ней не та, что была.

Бог снова дал отсрочку, вернул к жизни. Зачем?

На табуреточке, подле кровати, вода в стакане. Таблетки. Ложка. Руки дрожат, сил удержать стакан практически нет. А пить хочется. Всегда хотелось. Это из-за лекарств. И кто-то ее поил. И лечил, вытаскивая из бездны.

Голоса в голове звучат, но слов совершенно не вспомнить. Наверное, все-таки приезжал доктор. Петр и на оленях бы его привез, ему не усидеть, если кого-то нужно спасти. Смешной. Но это не он спасал, не он делал уколы, не он гладил руки с иссохшей наболевшей кожей.

В голове пусто, словно сгорело все, словно воспоминания, вылазившие, как кошмары из-за угла, сгинули насовсем, стерлись. Теперь легко и свободно. Хочется дышать. Важна каждая мелочь. Оборка вот, на ночнушке, тонкая, застиранная, мягкая. Узоры на наволочке. Надо же, кто-то ведь старался, придумывал. В комнате сейчас пахнет свежестью, а ведь были и другие запахи: и лекарств, и сгоревшей каши, и пирога с грибами. Вот его, душистого, с румяной корочкой, хочется больше всего.

Уже часы оттикали час…Вот ведь, как важны для маленькой ожившей души эти мелочи…

 Почему до сих пор никто не пришел...

Часы? Откуда? Зачем… Ах, конечно, Катенька… Это ей, молодухе, важно время. Ее не страшит то, как они безжалостно отсчитывают остаток жизни. Ей все равно, у нее все впереди.

Так ведь и не выяснила, зачем она здесь. Еще и осталась, не уехала. Ухаживала. Зачем? Зачем продлевать свекрови жизнь? Разве что в надежде, что завещание на нее сделать придётся. За неимением других наследников.

Часы смешные, картинка с маленькими домиками и сизыми елками между ними. Будто смотришь на деревню, только сверху, с высоты птичьего полета, как душа. Если бы еще они так не тикали, не угнетали.

Дверь скрипнула, еле-еле, по-доброму. Тихие шаги, легкие. Катенька. Снимает тулуп, валенки, под шалью на мокрых волосах полотенце. В бане, видно, была. У бабки Фроси. Значит — четверг. Та только так и топит, по особым дням.





Катенька скидывает длинную вязаную кофту, вешает на спинку стула, снимает мокрое полотенце, теребит волосы, ищет глазами расческу. Привычка у нее дурацкая, раскидывать ее везде. Небось снова у обеденного стола положила. И точно, там. Находит, хватает, улыбается, поднимает руки вверх, собирает волосы на затылке, чтобы удобнее было расчесать свой хвост. Халат, хоть и просторный, натягивается, обнимает маленький, но уже округлившийся живот.

Воздух кончается вдруг, внезапно. Хрип вместо вдоха, душит подскочивший пульс. В глазах Катеньки испуг.

Она услышала, заметила, кинулась, приподняла тело, прижала голову к плечу, держит крепко, поит водой, успокаивает.

Потом молчит, смотрит напуганными глазами.

— Зачем ты приехала, Катя?

— Беременна я, Людмила Григорьевна. Видите же. Податься мне некуда. Сама узнала поздно, в тот день только Косте успела сказать. А потом лежала в больнице на сохранении. Когда выписали, долго не решалась к вам идти. Но деньги кончились, с квартиры попросили. А вас и след простыл. Куда я теперь?

— Вот как значит, теперь и я нужна стала. И как ты себе это представляешь? Жить со мной?

— Не знаю, просто подумала, что вы должны знать. Это же Костин ребенок.

— Большой вопрос, Катенька, чей это ребёнок.

— Не надо так, Людмила Григорьевна. Я клянусь. Я Костю любила больше жизни!

— Больше жизни любила ты… И убила его тоже ты. Ты, ты одна виновата.

Молчит, глаза опустила. Но не кричит, не плачет.

— Я сама себя за это кляну, поверьте. Вы ненавидеть меня имеете полное право. Но себя я ненавижу ещё больше. И держала его я на своих руках, там, до последней минуты, пока санитары скорой помощи меня не оттащили. Вы имеете полное право меня ненавидеть. Мне до конца жизни нет прощения. Но поверьте, наказывать меня смысла нет. Я сама себя наказала. Только ребёнок ни в чём не виноват. И я обязана дать ему жизнь, ради Кости.