Моя лучшая роль

Райан.

– О, о! – ехидно кричит Майк, развалившись на диване на кухне, пока я раздумываю около кофейной машины, стараясь решить, чего бы себе сделать.

– Пишут, что она бросит тебя ради Роберто Виейры!

Ищу глазами колюще-режущие предметы, но жалко будет портить диван. Поэтому беру маленькое яблочко, мирно лежащее в вазе и с силой кидаю в друга. Тот, смеясь, уворачивается и, не обращая внимания на звуки грохочущей кофе-машины, которую я со злостью активировал, продолжает меня донимать. – Ведь Виейра молод и талантлив, и все заметили с каким обожанием он смотрит на своего режиссера, которым является блистательная Хлоя Райт.

– Ты заткнешься, наконец? – спрашиваю я, опершись на столешницу и успев несколько раз пожалеть, что мы пригласили этого пройдоху остаться погостить в нашем доме.

Он вживался в роли хуже, чем в чтение новых о нас сплетен, в которых мы то расходились, то сходились, либо безбожно изменяли друг другу. Моя жена оказалась не по годам мудрой женщиной, и именно благодаря ей я ни разу не бесился из-за глупых статей. Но Майк, кажется, решил забурлить мое спокойствие своими ироничными нотками. Правда я был готов простить ему все, едва она заливалась звонким смехом от его шутливого чтения.

– С кем на этот раз? – раздался бархатный женский голос.

– С Виейрой! – крикнул он в ответ. – Ну такое себе, слишком смазливый. Есть намного интереснее кандидаты… – многозначительно закончил громила, когда моя жена вошла на кухню, одетая в темное короткое платьице.

– Тебе сделать что-нибудь? – улыбнулся я.

– Хочу сладкий сладкий капучино! – сложив руки в просящей позе, произнесла русалочка. – Очень сладкий.

– Сейчас. – стоило отвернуться к машине, как этот вредитель произнес:

– Эти достойные кандидаты близко и готовы на многое ради прекрасной Хлои Райт.

– Вот гад, а, – хмыкнул я. – Еще друг называется!

– Лучший и единственный! – гордо объявил Майк. – Ой, можно я потрогаю? Пожалуйста, пожалуйста? Может, сегодня что-то будет.

– Хватит искать предлоги, чтобы полапать мою жену! – я доставал сахар из шкафа и, судя по тому, что Майк заткнулся, она снова позволила ему…

– Ой ой ой! – завопил он. – Она толкается! 

– Что? – забыв про сахар, кофе и все остальное, я кинулся к ним. – Какого хрена ты первый почувствовал? Руки убери! – мой друг виновато повиновался и, замерев, наблюдал, как я, стоя на коленях, прикладывал и руку, и ухо к округлившемуся животу жены.

– Ну же, милая, поздоровайся с папой. – тихо попросил я.

– Это мальчик. – так же тихо ответила Хлоя.

Мы не захотели узнавать пол ребенка и теперь являлись сторонниками двух противоборствующих, но одинаково сильно любящих, лагерей.

– Девочка. – в этом вопросе двухметровый Майк в первый же день принял мою сторону, смущенно пожав плечами под огненным взглядом хрупкой русалочки.

– Она не толкается, потому что ей приятно, что я рядом. А тебя толкнула, чтобы не лапал чужих мам и жен.

– Самоутешаешься? Спорим, что я ей нравлюсь? – самодовольно ответили мне. – И я буду любимым дядей, увидишь! Смотри. – его ручища легла на круглый женский живот, и я тут же ощутил толчок.

– Видал? – он убрал руку и все прекратилось.

– А ну верни свою граблю обратно на живот Хлои, чтобы моя дочь могла ее оттолкнуть! – огрызнулся я и нетерпеливо стал ждать.

*

Семейный ужин в честь второй годовщины нашей свадьбы превратился в какой-то веселый балаган, где все обязательно хотят случайно или не очень дотронуться до живота Хлои. Мои собственнические наклонности и чокнутый профессор велят прогнать всех нахрен, но она так счастливо улыбается, что я великодушно прощаю этим наглым гостям их вольности. А в списке наглецов: мой отец с сестрой и ее женихом Шептоном (наш план прекрасно сработал!), бабушка Хлои, упрямо не пожелавшая переехать к нам; семья Гарсиа, ставшая теперь уже не только для меня одного родной; громила Майк, беспардонно лапающий мою жену с дебильным умилением на лице; Хелен, в день знакомства с которой, русалочка воскликнула: «Вы же фея!»; Сэм Тойлон, утверждающий, что в прошлый свой визит забыл у нас коллекционную книгу, ага, как же…; и моя мать, с которой, благодаря жене и сестре, у меня выстроились, насколько это возможно, ровные отношения.

И мне известно, что он звонил ей и поздравлял нас, но я слишком многим ему обязан, чтобы позволить себе показать свою ревновать.

*

– Милый, – зовет Хлоя, когда я выхожу из ванной комнаты. – Подойди, пожалуйста. – рукой приглашает лечь рядом, и я повинуюсь, укладываясь около русалочки, чья тонкая серая ночнушка подчеркивает все прелестные округлости. Она берет мою руку и кладет себе на живот.