Страница 2 из 21
— Я тоже… — промолвила Лир кое-как, но искренне.
— Годрик, моя леди, сквайр.
Он улыбался, не обращая внимание на кошмар вокруг — такой молодой и пылкий, не старше самой Лир; жизнь кипела в нём как в котле — две жизни, если точнее.
— Отлично, Годрик, помоги выгнать захватчиков из моего лазарета.
Накинувшись толпой, раненые сами убили первого ворвавшегося бандита и под руководством Лир баррикадировали двери шкафами, сундуками и койками, вооружались всем, что находилось под рукой. Они ждали, прислушиваясь к звукам боя; женщины тихо молились Всевышнему — и он услышал их.
— Да здравствует Империя! — кричали солдаты во дворе под окнами. — Враг бежит в гавань!
Лир же ждала до последнего, пока не услышала звон доспехов в зале, и вздохнула с облегчением. Тело тут же переполнила невыносимая усталость, отчего пришлось присесть на ближайшую койку.
— Мы спасены.
Подкрепление прибыло как раз вовремя — защитники города держали последний рубеж обороны и едва ли контролировали все входы в церковь, где укрылись выжившие крестьяне и монахини. Имперская жрица, прибывшая с отрядом, взялась за раненых и мастерски поставила всех на ноги за пару часов.
— Вы неплохо справились, — жеманно похвалила она, узнав, что Лир осталась одна в лазарете, и гнев вскипел в одночасье. Церковников не волновали ранги и титулы — их вёл сам Верховный Отец, и власть над жизнью отражалась в старших жрицах самодовольством. О да, Лир знала это чувство не понаслышке! Однако стоило рот открыть для колкости, как в разговор вмешался Годрик.
— Только благодаря леди Лир я ещё жив. Она не просто справилась: она спасла нас всех!
Солдаты поддержали его нестройным ропотом. Кровь ударила в лицо, когда жрица опустила взгляд и увидела зарубцевавшиеся раны, наспех прикрытые рубахой не по размеру. Конечно, она всё поняла. Лир с силой вонзила ногти в ладони, чтобы не закричать: «Замолчи! Замолчи!»
Солёный воздух с примесью гари пошёл ей на пользу: после душного, пропитанного запахами испражнений и крови лазарета Лир словно начала жизнь заново. Одолевали гнетущие мысли, вопросы без ответа, — а смогла бы она продержаться чуть дольше и дождаться спасения? — но не чувство вины. Нет, тому человеку нельзя было помочь, но облегчить муки следовало. Лир виновата лишь в том, что воспользовалась магией как дилетант и сама едва не погибла.
Зябко обхватив ладонями плечи, она наблюдала за крестьянами, таскающими воду в вёдрах, чтобы потушить последние очаги пламени. Видно, узнав о наступлении Империи и отчаявшись, бандиты пытались избавиться от города. Теперь их гнали конные рыцари, чтобы допросить и добить оставшихся.
Как подобало знатной леди, Лир встретила отряд спасителей на парадной лестнице. Взгляд зацепился за подсохшие капли крови на граните, отпечаток чьей-то руки на стене. Сил не осталось пугаться и горевать — это и значило быть подданным Империи.
Однако когда Лир увидела командующего, то едва не разрыдалась от счастья; колени дрожали. Заметив её, Ламберт соскочил с коня, передал поводья оруженосцу, быстрым шагом направился к ней и заключил в крепкие объятья. Лир уткнулась в рукав камзола, под которым серебрилась кольчуга.
— Моя дорогая кузина, вы всегда там, где опасно и трудно. Хотите поплакать? — Она покачала головой. — Нет? Ну смотрите, я рядом.
Его голос звучал с горечью, но полнился невыносимой теплотой. Так умел только он — быть добрым, несмотря ни на что, видеть в людях только хорошее и забывать зло. Многие посмеивались, называли Ламберта Вайнрайта наивным дураком, которого легко обмануть, но Лир с юности всегда защищала его, часто до драки.
Только из-за приличий она нехотя отстранилась и обратилась к рыцарям, поблагодарив за спасение города. Мысли тут же заполонили мирские дела: как накормить всех, разместить, вернуть крестьян по домам и компенсировать убытки, затем следовало написать отцу о непростой ситуации и дождаться поддержки — ведь все целители, отправившиеся на защиту города, погибли.…
Лир удавалось держаться, изображая хозяйку — герцогиню, а не самозванку, — когда Ламберт находился рядом. Ополченцы обожали его открытость и простоту, безоговорочно слушались и ходили за советом. Казалось, вокруг него рассеивалась любая тьма. Годрика посвятили в рыцари, как ещё нескольких отличившихся сквайров, и Лир следила за его успехом с какой-то материнской гордостью. Только теперь она поняла, как тот похож на Ламберта внутренним светом.
Вместе они разобрались со всеми проблемами, успели и по душам поговорить, и вина за ужином выпить, а через пару дней Ламберт забрал Лир с собой в столицу, посчитав, видимо, что там она будет в безопасности. За спасение дохода кучки торговцев Вайнрайты получили похвалу от самого императора Мередора. Лир нервничала и огрызалась на каждое поздравление, но то связывали с пережитым сражением. Давно прошли те времена, когда боевым подвигам аристократок удивлялись — теперь каждая могла постоять за себя.
Ламберт, очаровательно поклонившись, удалился по своим делам, а Лир наконец вернулась в башню магии, ставшей роднее семейного замка. Великая библиотека Империи, позабытая всеми сокровищница, хранила в себе древнейшие книги и манускрипты — старьё в глазах советников и средство пыток подрастающих аристократов. Благодаря поддержке Лир, башню спасли от разрушений временем, достроили новые секции и починили старый телескоп — чудесное изобретение нищего, но талантливого зачарователя.
Сколько себя помнила, Лир тянулась к знаниям. С детства придворный маг вбивал детям знати в головы, что факты нужно не воспринимать на веру — если те не касаются самой веры в принципе, как ни странно, — а проверять, даже если ни в чём не сомневаешься. «История пишется победителями, как им удобно… как приказали помнить», — говорил он, и столь наглый обман, у всех на виду, жутко напугал юную Лир.
Пока старшие кузены проходили одну веху истории и со скрипом переходили к следующей, она чуть ли не вгрызалась в манускрипты, мемуары и пергаменты в поисках истины, но не находила особых различий с имперской летописью. Возможно, в детстве она приняла урок чересчур близко к сердцу, отчего никому не могла поверить на слово. Разве что только Ламберту, который врать не умел в принципе.
Однако те записи, так удачно всплывшие в памяти, оказались правдивы.
Лир провела почти всю ночь за поисками нужной книги. Чихая от поднявшейся пыли, она аккуратно доставала ветхие фолианты и не дыша листала пожелтевшие страницы в поисках нужных рисунков. Если попадались отдельные записи, сложенные или распиханные между других страниц, Лир бережно разворачивала их и оставляла распрямляться.
За почерком давно умерших людей скрывались свои трагедии, альянсы и предательства, победы и поражения, и Лир просто не могла проигнорировать чужой горький опыт. Правление Демосфена едва не разрушило Империю семьдесят лет назад, но беда пришла задолго до возвращения одержимого наследника Утера: из-за внутренних распрей знати, интриг и погонь за еретиками подданные остались сами по себе и не поддержали своих правителей.
Разве что-то изменилось?
Холодок пробежал по коже, когда Лир увидела тот самый рисунок: силуэт человека в центре, нити, словно растущие из его рук, и символ с волной — потока жизни. Она увидела описание ритуала будучи ещё девчонкой, глотавшей знания огромными кусками, обрывочно, поспешно, и осталась под таким впечатлением, что не прочитала чересчур заумную книгу до конца. Тогда она самонадеянно думала, будто поняла всё — в принципе, частично так оно и было.
Она провела пальцем по нарисованным линиям — чернила растрескались, но вгрызались в бумагу, — повторила символ потока и опустилась к имени в правом нижнем углу: «Эрхог Светлая, прорицательница Его Императорского Величества Демосфена».
Лир вздрогнула от шороха во тьме башни, но так скрипели потревоженные ветром ставни. Когда сердце чуть успокоилось, она глубоко вдохнула и подвинула свечу поближе, чтобы продолжить чтение. В книге описывалось, как перенаправить магию Жизни и преобразовать в магию Смерти, чтобы питать другое существо.