Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 43

Ренарин смущенно опустил голову. Отец знал, что нельзя прикасаться к нему слишком быстро, слишком неожиданно, так что дело было не в руке, обнимающей его за плечи. Просто… Ну, Далинар так привык делать все, что ему заблагорассудится. Даже книгу написал!

Ренарин не питал иллюзий, что все его примут. Он и его отец могли быть одного ранга, из одной семьи, но Ренарин никогда не умел маневрировать в обществе так, как Далинар. Правда, его отец временами «маневрировал», как чулл, марширующий сквозь толпу, но люди все равно убирались с дороги.

С Ренарином было не так. Жителей Алеткара и Азира тысячи лет учили бояться и осуждать любого провидца. Они от этой идеи так легко не откажутся, особенно ради Ренарина.

«Мы будем осторожны, – подумал Глис. – С нами все будет хорошо».

«Мы постараемся», – подумал Ренарин.

Вслух он просто сказал:

– Для меня очень важно, что ты веришь в это, отец.

«Ты его спросишь? – проговорил Глис. – Про моих братьев и сестер?»

– Глис хочет кое-что добавить. Существуют другие спрены, как он, – те, кого Сья-анат коснулась, изменила, превратила… в то, чем являемся мы.

– Она искажает спренов – это неправильно.

– Отец, но если я – благословение, как мы можем отвергать остальных? Или осуждать ту, которая их создала? Сья-анат не человек и мыслит не как человек, но я верю, что она пытается найти путь к миру между певцами и человечеством. По-своему.

– И все же… Я почувствовал прикосновение одного из Несотворенных, Ренарин.

«И ты по одному судишь о других?»

Впрочем, вслух Ренарин ничего не сказал. Люди слишком часто говорили первое, что пришло на ум. Он вместо этого подождал.

– О скольких искаженных спренах мы говорим? – наконец спросил Далинар.

– Всего лишь о горстке. Она не изменяет разумных спренов без их согласия.

– Что ж, это полезно знать. Я подумаю над этим. Ты… поддерживаешь с ней связь?

– Уже несколько месяцев. Глис беспокоится, что она стала такой молчаливой, хотя ему кажется, что сейчас она где-то рядом.

«Она создает из нас фракцию, которую не любят ни люди, ни Вражда, – объяснил Глис. – Без дома. Без союзников. Ее могут уничтожить и те и другие. Нужно больше. Таких, как ты и я. Вместе».

Витражи вокруг Ренарина начали осыпаться. Потребовались усилия Глиса и буресвет, чтобы их воссоздать, и спрен явно устал. Мир Ренарина постепенно стал нормальным.

– Дай мне знать, если она свяжется с тобой, – сказал Далинар. – И если опять случится приступ, приходи ко мне. Я немного знаю, что это такое, сынок. Ты не так одинок, как, вероятно, думаешь.

«Он знает тебя, – сказал Глис, взволнованный этой мыслью. – Он знает и будет знать».

Ренарин предположил, что, возможно, так оно и есть. Как необычно и как утешительно… Сражаясь с напряжением, юноша прислонился к отцу и принял его силу. Грядущее вокруг него превращалось в пыль.

«Нужно больше, – опять сказал Глис с привычным акцентом. – Нам нужно больше таких, как мы, – чтобы быть. Кто?»

«У меня есть кое-кто на уме, – сказал Ренарин. – Мне кажется, это идеальный вариант…»

55. Родство с открытым небом

Стремление заполучить конкретный результат не должно затуманивать наше восприятие.

Благодаря буресвету Каладин смог исследовать свое маленькое убежище, и оказалось, что оно немного больше, чем он себе представлял. Тефта удалось уложить на каменную полку вдоль стены. Каладин его вымыл, одел в свободную рубаху и подложил судно. Набил одеждой один из мешков, которые забрал из монастыря, и вышла подушка. Одеяла придется поискать, но пока что его друг был устроен настолько удобно, насколько это было в силах Каладина.

Тефт по-прежнему охотно пил воду, высасывая ее из большого металлического шприца, который принес Каладин. В том, как он пил, даже ощущалось нетерпение. Он, казалось, был так близок к пробуждению, что Каладин ожидал в любой момент услышать ругательства и вопрос, куда подевалась униформа.

Сил наблюдала за ним с несвойственной ей мрачностью.

– Что мы будем делать, если он умрет? – тихо спросила она.



– Не думай об этом, – сказал Каладин.

– А что, если я не могу не думать об этом?

– Придумай, как отвлечься.

Она сидела на каменной полке, сложив руки на коленях.

– Так вот как ты это терпишь? Зная, что все умрут? Ты просто… не думаешь об этом?

– В основном, – сказал Каладин, снова наполняя шприц из деревянного кувшина с водой, затем вставляя кончик в рот Тефта и медленно опустошая его. – Все рано или поздно умирают.

– Я не умру. Спрены бессмертны, даже если их убивают. Когда-нибудь мне придется смотреть, как ты умираешь.

– С чего вдруг такие разговоры? – спросил Каладин. – Это на тебя не похоже.

– Ага. Ну да. Конечно. Совсем не похоже. – Она изобразила улыбку. – Прости.

– Я не это имел в виду, Сил. Тебе не нужно притворяться.

– Я не притворяюсь.

– Меня фальшивой улыбкой не обманешь, я слишком часто ими пользовался. Ты и раньше так себя вела, до начала проблем в башне. Что случилось?

Она потупилась.

– Я… я вспомнила, каково было, когда умер Реладор, мой старый рыцарь. Как это заставило меня заснуть, и я проспала все Отступничество. Я все думаю, не случится ли это со мной снова?

– Ты чувствуешь темноту? – спросил Каладин. – Тебе как будто кто-то шепчет, что все всегда будет оборачиваться к худшему? И в то же время парализующий, сбивающий с толку импульс побуждает тебя сдаться и ничего не делать, чтобы изменить это?

Она покачала головой:

– Нет, ничего подобного. Просто беспокойная мысль в глубине моего разума, от которой я не могу избавиться. Как будто… у меня есть подарок, который я хочу открыть и от этого немного волнуюсь, – а потом вдруг вспоминаю, что уже его открыла и внутри была пустота.

– Похоже на то, что я чувствовал, когда вспоминал, что Тьен мертв, – сказал Каладин. – Я привыкал жить нормальной жизнью, чувствовал себя хорошо – только чтобы все вспомнить, увидев камень под дождем или какую-нибудь резную деревяшку вроде тех, которые он делал. Тогда все и рушилось в один миг.

– Да! Но это не портит мне настроение. Просто вынуждает замереть и пожалеть, что я не могу увидеть его снова. Все еще больно. Со мной что-то не так?

– Как по мне, все нормально. Здоровые эмоции. Ты столкнулась с потерей, которую раньше не осознавала по-настоящему. Теперь, становясь собой в полной мере, ты наконец-то осмысливаешь вещи, которые раньше игнорировала.

– Но ты только что сказал мне об этом не думать. Поможет?

Каладин поморщился. Нет, не поможет. Он пытался.

– Иной раз полезно отвлечься. Заняться делом, напомнить себе, что в жизни есть много замечательного. Но… рано или поздно придется подумать о таких вещах. – Он снова наполнил шприц. – Не спрашивай меня о таких проблемах. Я… сам не слишком хорошо с ними справляюсь.

– Такое чувство, что я не должна с ними сталкиваться, – сказала Сил. – Я же спрен, а не человек. Если я думаю о подобных вещах, не значит ли это, что я сломлена?

– Это значит, что ты жива, – сказал Каладин. – Я бы больше волновался, если бы ты не чувствовала потери.

– Может быть, это потому, что вы, люди, создали нас.

– Или потому, что ты частичка божества, как сама всегда говоришь. – Каладин пожал плечами. – Если бог есть, то я думаю, мы могли бы найти его в заботе о ближнем. Люди, думающие о ветре и чести, могли сотворить тебя из бесформенной силы, но теперь ты сама по себе. Как и я сам по себе, хотя родители меня и сотворили.

Она улыбнулась и прошла по полке в облике женщины в хаве.

– Сама по себе, – сказала она. – Мне нравится так думать. Быть такой. Многие другие спрены чести говорят о том, кем мы были созданы, что мы должны делать. Когда-то и я так говорила. Я ошибалась.