Страница 6 из 14
-В людском море, - пытается улыбнуться та, по лицу моему замечая, что сказала что-то не то.
***
Забывается все. Переезжаю я легко и быстро, с легкостью – неожиданной легкостью находя квартиру в неплохом спальном районе, получаю повышение на службе и легко сдаю последние экзамены. Даже дышится легче.
Когда нет на спине груза имени родной сестры и ее проблем поверх моих.
Неужели все так просто?
Мать не выходит на связь. Обижается. Отец пишет смс три раза в месяц, сообщая, что все по-прежнему и не говоря ни слова о Лили.
Через полгода после ухода из дома, я начинаю чувствовать, что мне что-то недоговаривают и спрашиваю напрямик.
«А как Лили? Что с ней?»
«У нее небольшой стресс. Она в кошмарах. Похудела»
Небольшой стресс. Папа всегда меня жалел. Я представила этот «небольшой стресс» и не так важна даже причина, зато ясно – Лили не может справиться с очередным конфликтом в своей жизни и страдает.
«Мне приехать?»
Приезжать я не хочу. Выруливать чужие проблемы тоже, но и чувство того, что в трудный момент я предала семью, не покидает меня.
Ответа я не дожидаюсь ни в этот день. Ни через день.
Еду.
***
Белый гроб укрыт нежной резьбой. Я стою, не в силах поверить, что это происходит наяву. Отец совсем седой. Неужели так…за полгода? Мать рыдает, впадает в истерику и ненавидит меня, не скрывая.
Лиззи стоит кротко, придерживает меня за плечи, а я тупо стою, глядя на гроб своей сестры, не веря, что он вот-вот опустится в землю.
А больше никого и нет.
Заканчивается тяжелая церемония. Мать теряет сознание, отец подле нее. Лиззи отводит меня в сторону, закуривает, предлагает сигарету и мне.
Не реагирую.
-Как это случилось? – я уже слышала. Но я не могу поверить, что так бывает. Ей было всего двадцать. Как так случилось, что она мертва? Почему этот белый гроб? Почему на нем такая резьба? Это ведь шутка?
-Ну, - Лиззи выпускает колечко дыма, - сама я мало что знаю. Она редко выходила из дома. Мать приглашала к ней врачей. Потом…не знаю, но решетки поставили на окна.
Она осекается, нервно смотрит на меня.
-Дальше, - ледяным тоном отзываюсь я. Лиззи покоряется:
-Ловили ее у воды дважды. В ночи. Полиция, рыбаки. Говорила, что море ее зовет. Что оно светит серебряной дорогой.
-И?
-Отводили домой. Она как зомби. Ее должны были три дня назад отвезти в лечебницу, но ночью она как-то вырвалась, бросилась к воде. Утром полиция уже приехала на ее труп.
-И ты это знала? – я не знаю, что чувствовать. Мир годами строился вокруг Лили, а теперь ее нет.
-Знала, - Лиззи не отрицает. – Знала, что она больна и откровенно спятила. Море ее позвало…ха, да она больная. Идеальная жертва. Спятила…
-Мне почему не написала? – вопрос на миллион долларов, не меньше. Я надеюсь, что Лиззи смутится.
-Потому что она – идеальная жертва, - Лиззи спокойна, - я надеялась, что она…как-нибудь избавит всех от своего существования. Тебе еще жить, а от нее одни…
Она не договаривает. Не успевает.
Я со всего размаха ударяю ее по лицу. Рука у меня тяжелая. Я это уже знаю.
Не дожидаясь ни окрика, ни вопля, ни слез со стороны Лиззи, отца или матери, я сажусь в машину и уезжаю прочь. Навсегда.
Мой мир строился вокруг Лили годами, но теперь мне придется строить его заново. В нем не будет моря. Никогда не будет.
Лили не могла утонуть просто так. Она – великолепная пловчиха. Это был путь в никуда. Пропасть…
Или дорога, которая к ней так часто приходила во сне. Может быть, у нее был дар предвидения? Или я совсем обезумела, пытаясь оправдаться?
Куда кричать, что чувствовать, что искать? Ветер? Небо? Луну? Дорогу?
Что произошло на том берегу, где прожила последние секунды Лили? Может быть, какие-нибудь русалки приняли ее за свою сестру? Недаром ведь она так блуждала и грезила на земле? Может быть, не для нее она была рождена?
Кто же ответит.
5. Звенит сталь…
Лилиан
Звенит сталь, готовая ворваться в бой, покоряясь умелым рукам своих воинов, грохочут тяжелые доспехи, и перешучиваются юные оруженосцы, помогая своим сеньорам облачаться. Дамы провожают своих любимых, братьев, отцов, сыновей – стоят стайкой поблизости, прижимают платочки к глазам, а некоторые, не стыдясь, бросаются вдруг кому-нибудь на шею, плачут, не желая расставаться и тут же их уводят в сторону – нечего разводить слёзы, когда эта война нужна короне.
Флаги развеваются. Зеленые – от графских родов, чёрные с серебром – род самого трона. Юная королева Лилиан видит эти гербы, но не узнает их на синих, желтых, алых, белых полотнищах. Кажется из одних этих гербовых знамен можно сплести ковер на всё королевство, а они все множатся и прибывают, и нет им конца – настоящее море.
Коричневые с золотой перевязью, нежно-голубые с черными ромбами по канту, красные с белым крестом по диагонали…
Знаменам нет конца. Щиты складываются в дивные узоры – ромбовидные, овальные, круглые и даже треугольные и квадратные! А иные воины и вовсе без щитов.
Мечи, булавы, копья, лук и стрелы, кинжалы – нельзя сделать и шагу, чтобы не наткнуться на какое-нибудь оружие взглядом или не зацепиться взором за разжигаемый факел.
Величественное зрелище, страшное.
Ржание лошадей всех мастей и пород! От земель самого королевства – вороные, рыжие, белоснежные… реже – в яблоках. Лошади беспокойно переминаются на уже отмирающей траве, кажется, и им передалось нервное возбуждение своих хозяев. Всадники в красивых плащах, чтоб различать своих на поле битвы, рыцари в белых доспехах, в черных, в золотых и серых. Кажется, королева Лилиан видела даже небольшой отряд в красных доспехах? Или то было очередное знамя? И снова – щиты, щиты… стены из щитов, леса из копий, глядящих вверх. Скоро каждое может пропитаться кровью. Скоро на каждом щите может быть вмятина от чужой вражеской булавы.
Щиты, щиты, улыбки, серебро, доспехи, лязг… чья-то молитва, чей-то растерянный взгляд. Ухмылки опытных, повидавших всякое, вояк. Щиты, щиты…
Дух войны всюду. Королю нужна очередная битва. Он не защищает свои земли – он отнимает чужие по праву сильному. Берет то, что может взять, а что ему до людского моря, которое приходит под каждым гербовым знаменем? Ему важны, в лучшем случае, те, кто это знамя передает по крови, а уж кто его держит в руках – да ему плевать. У воинов нет имен. У воинов нет лиц. Воины идут и умирают, идут и побеждают – но это ведь происходит всегда, а кто считается со смертью других, особенно, когда на кону стоит власть, земля и слава в исторических масштабах? Что значит жизнь отдельного человека в сравнении с жизнью короля? Чего добьется обычный воин, идущий из крестьян или горожан? В лучшем случае: храбро умрет, покажет себя героем в битве и дослужится до кого-нибудь…
Но жизнь его все равно будет иметь значение только для его близких да для тех воинов, что будут учиться от него.
-Моя королева? – у него всегда сдержанно-иронический тон, как будто бы он точно знает, что в мыслях каждого, к кому он обращается. Иногда Лилиан думается, что ее король – Его Величество Маолас, совершенно точно владеет каким-то колдовством.
Как он приблизился к ней, что она не заметила? Впрочем, в грохоте стали разве что-то заметишь?
В разноцветье щитов и доспехов, в живом поле плащей – он все равно умеет выделяться. Его доспехи выкованы с изяществом, которое может быть присуще только знатному родовитому потомку, он усмехается, а глаза – горят…и горят они не жаждой войны. Лилиан видит это. Но не понимает, чем он так восторжен. Она чувствует, что у Маоласа есть очередной план, гениальный замысел, и она не сомневается, что он воплотит этот замысел, но не может понять, как поймать эту мысль, как настроить свой разум на его волны?