Страница 14 из 14
Что мне сделать, чтобы ты ушел? Нет, что мне сделать из реального? Убить тебя мне нельзя – мне запретили убивать просителей. Кто надо, тот и запретил. Вот что вы за люди-то! Залезешь в самую непролазную пещеру, в скалистых горах, завернешься в самый темный уголок мироздания и думаешь – вот, отосплюсь пару веков и за работу, так нет! Приходят тут всякие, рыдают, находят! Ничего род ваш не берет!
А если я просто сделаю тебя…счастливым? Без любви? Ага…не примет он. Пошел ты, умник! Все жилы вытянул. Да знаю я, у меня их нет, но в теле, что я беру, есть. Мне нравится это выражение.
Слушай, надоел! Полюбит она тебя, полюбит! Только уйди, пожалуйста, дай поспать, мне немного осталось.
Чего ты там еще хочешь? А, все-таки, не только любви, да? еще славы-власти-признания? Так, мне, конечно, запрещено убивать просителей, но если никто не видит, то можно, видит небо, я терпела тебя слишком долго!
11.
Последний вечер
«Я ненавижу то, как играет свет дрессированного электричества в окнах и стеклах. Куда не бросишь взгляд – везде встречаешь этот искусственный, мертвенный, вечный свет. Я ненавижу его – он портит наш последний вечер! Мне кажется, что этот свет делает твои глаза неживыми, выцветшими, наполняет их не то каким-то угасанием, не то просто пугает, омертвляет твое лицо. Будущее не для меня – там слишком много этих электрических лампочек, и сегодня я прощаюсь с тобою, с твоим миром, полным мертвых светлячков, чтобы вернуться в свою тихую обитель, к моим лавандовым полям, к солнцу – к настоящему солнцу, а не тому, что и днем, и ночью бьет в стекла одинаково холодно и безжизненно. Я не произношу и слова, но ты чувствуешь мою мысль, я знаю. Я это знаю! Я люблю тебя, но твой мир – мир выдрессированного света, мир энергии, мир бешеных городов и паршивых новостей, я не могу, я пыталась, но я не могу. Это последний вечер»
Ее глаза печальны, а черты лика наполнены южным солнцем. Она бегала босая среди своих лавандовых полей все детство, и технологии, и весь дрессированный свет не стал в ее жизни главнее солнца, главнее настоящего света. Она касается его груди, пытаясь запомнить его тепло, но на минуту ей даже кажется, что сердце его какое-то…механическое. Ей страшно, но она угадывает, наконец, настоящее биение и этот страх почти отпускает.
«Этот мир одинаков. Все твои поля иллюзорны. Весь твой мир – иллюзия. Твои волосы пахнут лавандой, но это химия. Твои глаза блестят – но это из-за отражающихся бликов неоновых вывесок. Ты хочешь уйти, но неужели ты думаешь, что уйдешь от будущего? Это время, в котором мы живем. Это мир, в котором мы все будем. Куда ты бежишь? Останься, я тебя люблю. Я смирюсь с твоими иллюзиями…»
Он касается ее руки, удивляясь тому, что она так дрожит. Чего она боится? Чего ей вообще можно бояться? Их дом на трех десятках электронных замков, к воротам подведена система электронного пропуска и по городу день и ночь кружит полиция, еще и датчики, что реагируют на громкие звуки… чего ей еще бояться?
«Это наш последний вечер, и я хочу сказать тебе спасибо. Ты потратил много времени на меня, на мой мир. Ты пытался показать мне свой дом, пытался смириться, я знаю. Ты приносил лавандовые букеты ко мне, но так и не понял, что они выращены в теплицах, к которым нет доступа солнцу. Ты не знаешь, совсем не знаешь, как пахнет лаванда, напитанная землею и облитая дождями моей страны! Это последний вечер, и я кажусь тебе смешной. Ты растерян, ты хочешь, чтобы я осталась, но я уйду, я хочу пройти босиком еще раз среди родных полей, я хочу остаться в своем мире, мире, который люблю больше, чем тебя и себя».
Она пытается взглядом найти свою дорожную сумку, но с облегчением замечает, что она уже стоит у входной двери. Так странно! Кажется, так много было в ее жизни, а сумка такая маленькая, неужели сюда могло войти столько счастливых моментов этого дрессированного города света?
«Ты должна подумать. Ты должна остаться. Ты бежишь от себя, от меня, от света….твой свет умер. Идет другое время»
Он пытается ее остановить, пытается воззвать к ее чувствам, ведь она идеальный кандидат на роль жены и матери. Она здорова, красива, хорошо зарабатывает, а все эти лавандовые поля…она забудет их со временем. Он любит ее и ей придется это признать, если она хочет быть достойным членом общества.
«Я тебе ничего не должна».
Она уходит. Действительно уходит. Враз растворяется в дрессированном электричестве, оставляя ему пустую, но освещенную, как днем, неоновым огоньком, квартиру и горький запах лаванды.
12.
Она молилась на свет …
Она молилась на свет, не подозревая, что ей отвечают не ангелы. Унижаясь, умоляя, преклоняясь, я выпросил её у света, и свет остался верен нашему договору и глух к молитвам и горестным ночным бдениям этой неприкаянной души.
Она задыхалась в немоте смутных чувств и желаний, не зная, что я наблюдаю за ней, выжидая тот миг, когда она, обессилев, перестанет душою сопротивляться мне и примет моё присутствие и власть.
Жжёт, плавит и душит…разрывает ржавыми крючьями её плоть серебряная тоска. Я натравил тоску на неё.
Она зашивает нанесённые крючьями раны золотыми слезами, закрывает истерзанность в самой глубине внутреннего блеска и обманным покоем ласкает чужие души.
Но ласка её не приносит больше никому облегчений.
Золотые слёзы её тускнеют и теперь их слабость – насмешка над полюбившимся ей светом далёких звёзд.
Внутренний блеск застилает, затягивает строгим корсетом тьма ожидания, налетевшая на слабую плоть с порывом осеннего ветра.
Она молилась на свет отчаянно. И свет также отчаянно молчал, с лёгким укором глядя на меня.
Но мне всё равно до бессловесных укоров.
Я вижу в чертах её лика рвущийся наружу дух свободы, мятежницы и мечту сумасбродства.
Отдавать её свету – преступление над ней же. Пусть она будет несчастна сейчас, зато потом…
А потом закружит её уже не холодный, а ласковый ветер, потом не золотыми слезами, но серебряным смехом закроет она свои раны. Тьма милосердна, разве вы не знали? Она исполняет потаённые желания.
Ей осталось лишь позвать меня, и я дам вкусить свободу сумрачного храма, позволю лететь над этим миром и видеть его истинный лик, покажу, как справляться с внутренним пламенем, не вредя себе. Я дам ответы на терзания, прогоню разрывающую тоску.
Я дам ей смысл , позову за собою, нареку Апостолом Равенства и не рабою любви, но как равная войдёт она в мой вечный ад, разделит со мною всё до последней капли.
Она будет наслаждаться ночной прохладой и чёрной водою, упиваться чужим страхом и перестанет метаться в сомнениях.
Ей осталось лишь позвать! И я приду. Отзовусь. Почему же, почем, она молчит? Почему её лик бледнеет с каждым днём всё сильнее и всё отчётливее проступает в чертах лика тень, которая несёт истаяние…
Почему она молчит?
Почему всё меньше укора во взглядах неба и всё больше шелестов среди ангелов? Кажется, я слышу их торжество:
-Прощена!
Кем? Кем она прощена? Когда? Как?
Позови меня. Отзовись на мой голос, прошу тебя. Приди ко мне. В мои объятия, в мой сумрачный храм, в мой мир, в мой ад…
Останься со мною, равной мне, дорогой душою!
Молчит…