Страница 26 из 29
После этого необъяснимого заявления он повел ее дальше. Они направлялись к женщине, которая сидела на скамейке и смотрела на блистающее под солнцем море. Женщина обернулась, и Кейт увидела, что она очень красива. Безупречная фигура, золотистый загар, твердые очертания подбородка; волосы медового цвета аккуратно стянуты на затылке и изящно спадают на шею. Она сняла очки, и Кейт поняла, чьи у Слоуна глаза.
Слоун, склонившись, поцеловал женщину.
– Мама, я хочу познакомить тебя с Кейтлин Карриген, женщиной, которую я люблю. – Он повернулся к Кейт. – Кейт, это моя мать. Лаура Уиндхем Райли.
Имя мгновенно вспыхнуло в голове у Кейт. Странно, что Слоуну удалось сохранить такой секрет в городе, где процветают сплетни. Женщина протянула Кейт руку с достоинством и грацией, говорящими о благородном происхождении.
– Здравствуйте, Кейтлин. Рада с вами познакомиться. – Улыбка была нежной, чарующей, но она не отражалась в смутных карих глазах. – Слоун, отец был бы рад узнать, что ты нашел свое счастье. Он всегда мечтал стать дедушкой, – доверительно обратилась она к Кейт.
Кейт улыбнулась в ответ. Глаза заволокло чувство жалости к этой бедной, разрушенной женщине, но еще больше к Слоуну.
– Мой тоже, – солгала она.
Кейт взглянула на Слоуна, и он понял, что никогда еще не любил ее больше, чем сейчас. Весь следующий час Лаура весело болтала о том, как ей жилось в юности, как в Филадельфии она с успехом дебютировала в театре, как влюбилась в отца Слоуна. И как они были счастливы.
Кейт улыбалась, кивала головой, опять улыбалась и чувствовала, что сердце ее разрывается на части.
– Давно она в таком состоянии? – тихо спросила она Слоуна, когда сестра увела Лауру на обед и они возвращались к «порше».
– Сегодня у нее хороший день. Иногда она не может даже говорить. И я не понимаю, слышит ли она меня. – Он вздохнул и открыл дверь машины. – Это случилось, когда умер отец.
– Так это было…
– Пятнадцать лет назад.
Она сосчитала в уме.
– Значит, тебе было шестнадцать лет. – Годы, когда мальчик только формируется в юношу, слишком нежный возраст, чтобы потерять отца. Но потерять его так жестоко, на людях…
– Утром мы проснулись и увидели, что дом окружен федеральными агентами и полицией Портленда. – Слоун стоял над скалой, смотрел вдаль, но видел не Тихий океан, а что-то совсем другое. – Мама умоляла папу пойти сдаться, чтобы покончить со всем этим и получить некое подобие нормальной жизни, но он считал, что это ренегатство.
История о том, как Бак Райли годами жил в подполье, боролся против войны во Вьетнаме, и о его насильственной смерти стала легендой, о ней даже снималось кино. По существу, фильм рассказывал о нелегальной деятельности его отца.
Значит, человек, который грабил банки, грозился разбомбить Пентагон, был отец Слоуна. А вторая сюжетная линия – про актрису-дебютантку, которая отказалась от богатства и привилегий и сбежала с бывшим преступником, – написана про эту очаровательную, хрупкую женщину, с которой Кейт сейчас познакомилась.
– Ты писал, зная все из первых рук.
– Отца осудили еще до моего рождения. – Слоун вздохнул. – Я был зачат, когда он находился в тюрьме.
Кейт лучше других знала, что это вполне возможно.
– Стража пропустила твою мать в камеру?
– За недюжинную цену. – Он криво улыбнулся. – Иногда трудно разобрать, где хорошие парни, а где плохие. – Я родился после того, как он бежал.
Она покачала головой, додумав остальное.
– Тебе всю жизнь пришлось провести в бегах.
– Большей частью, – согласился он. – К пятому классу я перебывал в двенадцати школах под двенадцатью разными фамилиями.
Она подумала о том, как много Слоун потерял. Такое существование не давало возможности завести друзей, надо было переезжать с места на место, всегда на шаг впереди преследователей.
– О Боже, – простонала она, – я только теперь поняла твои слова насчет иронии судьбы.
Он криво улыбнулся и погладил ее по голове.
– Я был воспитан в нелестном мнении о людях твоей профессии.
– Неудивительно. – Ей живо представились кадры кинохроники, которые Слоун вставил в свой фильм, тело Бака Райли, изрешеченное пулями.
– Как только ты сам после этого не стал хладнокровным убийцей, – пробормотала она.
– Знаешь, как говорят: то, что не убило, сделает тебя сильнее. – Он оглянулся туда, откуда они пришли. – Я только хочу… – голос его дрогнул, он взъерошил волосы. – Черт!..
– Знаешь, твоей матери в чем-то очень повезло. Не у многих женщин найдутся сыновья, которые так преданно их любят.
Они сидели в машине. Слоун посмотрел, как слезы бегут у нее по щекам.
– Я боялся, что ты не останешься со мной после того, как узнаешь, кто я такой.
– Я знаю, кто ты такой. – Она ухватила его руку и прижалась губами к ладони, их глаза встретились в угасающем свете заката. – Ты человек, которого я люблю.
Он закрыл глаза и облегченно вздохнул.
– Ты непредсказуема.
– Вполовину меньше, чем ты.
– Ну хорошо. – Он еще раз глубоко вздохнул, как бы стряхивая грусть, придавившую их обоих. – У тебя, конечно, много вопросов, но я обещал тебе ужин. Говори, куда пойдем. Сегодня – никаких ограничений.
Кейт не хотелось идти в какое-нибудь шумное место Голливуда. Она ни с кем не хотела делить Слоуна. Больше всего ей хотелось показать ему, как сильно она его любит.
– Ты очень голоден? – спросила она.
– Не слишком. А что?
– Я бы лучше пошла домой. А попозже мы закажем ужин в китайском ресторане. – Она перегнулась через разделявшую их ручку и поцеловала его. – Но гораздо, гораздо позже.
Когда закончился долгий поцелуй, Слоун вставил ключ в замок зажигания.
– Я люблю китайскую еду.
Как только они вошли в ее спальню, Кейт кинулась к нему на шею. Ей отчаянно хотелось доказать Слоуну, как бесконечно она его любит. Особенно после того, как сегодня он доверился ей. И еще надо было доказать самой себе, что, несмотря на вчерашние трагические события, она жива и находится в безопасности.
Дрожащими руками она расстегнула ему рубашку, стянула ее с плеч, но забыла про пуговицы на рукавах. Слоуна не раз раздевали женщины, он знал, что они могут путаться в незнакомых застежках, но его чрезвычайно тронуло, как Кейт пытается с этим справиться. Наконец рубашка белой птицей полетела на пол. Ее ладони скользили по торсу, и Слоун закрыл глаза, ожидая, что сейчас они окажутся на джинсах, но, к его удивлению, Кейт опустилась на колени на плетеный коврик и стала расшнуровывать кроссовки.
Освободив его от обуви и носков, она медленно встала; она гладила его по груди, плечам, спине. И почему только Слоун раньше думал, что мужчины должны раздеваться сами? Что чем скорее, тем эффективнее?
Бережное раздевание наполняло его особым чувством. И хотя он твердил себе, что после того, как она настрадалась вчера, именно он должен бы доставлять ей удовольствие, он подчинялся этой сладкой пытке.
Наконец, когда сердце у него стало гулко стучать, Кейт сняла с него джинсы. А потом и белые плавки.
Обнаженный, пылающий, он потянулся к ней, но она, кажется, решила довести ритуал до пика. Отступив, она стала снимать с себя одежду медленно и соблазнительно, как стриптизерша в парижском «Фоли Бержер».
Он с восторгом смотрел, как она сняла через голову шелковую тунику, и его взгляду открылось нечто кружевное, совершенно обворожительное, непохожее на тот грубый топ, что был на ней в Мэне. Сквозь кружево просвечивали розовые соски в темном ореоле.
– Кажется, пора признать, что мне это очень, очень нравится, – выдавил он.
Она заманчиво улыбнулась.
– Я это купила, когда мы с Блайт ходили покупать ей свадебное платье. – Не спуская с него глаз, с улыбкой сирены на полных губах, она слегка прогнулась, чтобы расстегнуть застежку. На бесконечно долгое мгновенье она замерла, придерживая рукой топик, а потом дала ему упасть на пол поверх его рубашки, обнажив груди, которые Слоуну до смерти захотелось потрогать.