Страница 5 из 9
Я вздрогнула, оружие заходило в руке, и я увидела каплю крови, окрасившую белую джеллабу. Всего лишь царапина, но меня затрясло, и по лицу покатились слезы. Я не смогу. Не смогу.
Я подняла голову и увидела говорившего. Огромный, как скала капитан, затянутый в серый китель с черными вставками, который едва не трещал по швам. Винсент Торн, я узнала его.
Торн сделал шаг навстречу:
— Эмма, брось нож.
Я нервно замотала головой, и слезы с новой силой покатились по лицу. Не думала, что в моем теле осталось столько влаги.
— Что вам нужно от меня? — слова вырвались жалким истерическим воплем, который я едва узнала.
— Поговорить, — Торн сделал еще шаг.
— О чем? — я вцепилась в рукоять обеими руками, надеясь, что так силы все же хватит.
— Лора просила найти тебя.
Я вновь замотала головой:
— Я вам не верю.
Очень хотелось зацепиться за родное имя, довериться, но я понимала, что это наглая ложь. Люди, испепелившие мой дом, явились с иной целью. Ужасной целью. Имперцы никогда не приходят с добром.
— Брось нож! — Торн терял терпение, я чувствовала это по жестким ноткам его голоса.
Имперцы не привыкли к отказам. Не привыкли к переговорам. Они привыкли лишь разрушать и брать.
Что-то кольнуло в области шеи, как острое ядовитое жало. Я провела рукой в месте укола, посмотрела на пальцы и увидела кровь. Правая половина тела начала стремительно неметь, рука с зажатым ножом слабела, и вскоре я совсем перестала ее ощущать. Хотела сжать пальцы, но они не слушались. Нож выскользнул из одеревеневших пальцев, упал в песок и поехал по бархану вниз с едва различимым лязганьем песка по полированному металлу. Я подалась вперед, стараясь ухватить оружие другой рукой, но лишь упала лицом в горячий песок.
Я чувствовала руки Торна, которые подхватили меня. Хотелось кричать, биться, но я повисла, не в силах пошевелить даже пальцем. Пересохший язык прилип к небу. Было лишь движение, шорох песка под его огромными сапогами. В глазах мутнело, и очень скоро все заволокла непроглядная черная пелена. Я провалилась в пустоту.
7
Когда мне сказали, что видели в Городе имперку — я не придал этому значения. Но когда Морган принес голограмму, во мне все закипело. Таких совпадений не бывает. Девчонку тогда не нашли, и я предпочитал думать, что она давно мертва. Подохла от чьей-то руки или смертельной болезни. Провалилась в пекло. Всего лишь орущий младенец, из-за которого я прозябал в пыли Атола, зубами выгрызая то, что положено мне по праву рождения. Так было легче. Я мучился бессилием, не имея ни малейшего шанса отомстить, но я перевернул эту страницу. Не собирался снова пачкать руки в этом дерьме. Считал это прошлым. Проклятым, презираемым, но прошлым.
Я помню до каждой мелочи вонючий, присыпанный песком магазин. Они называют это магазином. Свалка хлама в заднице вселенной. Я хотел всего лишь посмотреть, но один единственный взгляд лишил меня покоя, к которому я шел столько лет. Она уничтожила время и освежевала раны. Девка слишком красива. Она предусмотрительно отгородилась решеткой. Умно. Тогда я раскроил бы это лицо, чтобы оно навсегда утратило красоту. Из-за нее, из-за этой твари я был вынужден жениться на высокородной корове, которую мне подсунули. Я мечтаю отмыться каждый раз, когда она отлеживает бока в моей постели. Смотрит молящими глазами — и меня мутит. Она любит меня. Я ее — едва терплю, несмотря на детей.
Я был готов простить. Забыть. Смириться. Пока не увидел эту рыжую тварь.
Мне все время казалось, что она ускользает. Высыпается, как проклятый норбоннский песок сквозь пальцы. Даже теперь, под замком, в открытом космосе. Сегодня я почти не спал. Ворочался в поту и бесконечно курил, пытаясь вообразить, что сделаю с этой дрянью, как только получу. Я, мысленно, то разбивал в кровь ее лицо, то трахал так, что она переставала дышать. Сломанная, раздавленная. Моя.
Я достал из ящика сигарету и затянулся горьким дымом. Слишком сильно, будто хотел уничтожить в одну затяжку. Пальцы едва заметно тряслись, я чувствовал это. Чертова тварь! Я не успокоюсь, пока не поговорю с Сенатором, но толстяк оттягивает разговор. Будто играет. Нет, ваша светлость, теперь наигрались. Теперь все.
Я услышал, как открылась дверь, и Морган, мой адъютант, вытянулся в стойку:
— Господин полковник, его светлость ожидает вас в своей приемной.
Я затушил сигарету прямо об стол, одернул мундир и выскочил из каюты, едва не свалив сопляка. Формальность, но нужна резолюция Сенатора. Я как безумный шел по коридору, не обращая внимания на отдающих мне честь солдат, поравнялся с покоями Октуса и глубоко вздохнул. Не самый лучший вариант, если он увидит во мне заинтересованность. Но, черт возьми, это не его дело.
Сенатор сидел в кресле и потягивал алисентовое вино. Бездонная бочка! Он никогда не просыхал. Лоснящееся лицо было почти таким же пунцовым, как сенаторская мантия. Я отвесил толстяку дворцовый поклон. Военный чин Сенатора — всего лишь формальность.
Октус оторвался от бокала:
— Де Во… Мне сказали, что вы хотите говорить со мной. По личному делу.
Он кивком лысеющей головы указал на кресло напротив. Титул позволял мне сидеть в присутствии брата Императора — Великого герцога. Впрочем, как и в присутствии самого Императора.
— Что у вас за дело, де Во?
— Сущие пустяки, ваша светлость. Хочу уладить одну формальность на счет захваченных рабов.
Толстяк поднял тонкие брови:
— Мы разве брали на Норбонне рабов? А… — протянул Сенатор, прозрев. — Вы присмотрели девку, полковник. Наслышан.
Я кивнул.
Формальность, но в присутствии Великого Сенатора любые трофеи официально принадлежат ему. Если я хочу забрать себе рабыню — я должен выкупить ее у Сенатора.
Октус оскалился:
— Хороша? Если уж сам де Во польстился.
Я сжал зубы до ломоты в челюсти, мгновенно представив перед глазами проклятое лицо:
— Недурна.
— Можешь не юлить, — фамильярно перебил старик, заметив мою перемену. — Все знаю. Ты такого шуму наделал. Едва город не сжег.
Я напрягся.
— Вспоминать это дело никто не хочет, — Октус посерьезнел и уже не напоминал пьяного дурака. Его многие недооценивали. — Ни к чему. Хочешь себя потешить — никто не остановит. Думаю, имеешь полное право. По документам она норбоннка. Дочь норбоннки. И цена ей, как обычной норбоннке — три тысячи. Остальное меня не касается. Честь высокого дома не затронута — этого дома нет. Потому поступай, как хочешь. Вещь твоя, только загляни к секретарю, чтобы отметил в реестре.
Сенатор собственноручно наполнил бокал и протянул мне:
— Поздравляю с удачной покупкой, полковник.
8
Голова раскалывалась от едва уловимого низкочастотного гула, в ноздри пробивался навязчивый химический запах. Холодный мерцающий свет резал глаза, вызывая приступ тошноты. Я потерла горящие виски, с трудом поднялась на локтях и огляделась: металлическая конура, гладкая и монолитная, будто внутри одной из тех зеркальных бутылок, в которые мы разливаем дынное пойло. Холодно. Последнее, что я помню — холодный укол в шею и кровь на своих пальцах.
Я с трудом села и, превозмогая дурноту, принялась шарить руками по стенам, в надежде найти дверь. Ни двери, ни окна, ни единого вентиляционного отверстия, лишь три зеленые лампочки на потолке — маленькие, как звезды, жалящие, как иглы, зудящие, как предчувствие неотвратимой беды. Я легла на живот, обхватила голову ладонями, чтобы не видеть этого тошнотворного света, и попыталась собраться с мыслями, но в голове навязчивой мухой билась боль.
С едва уловимым шорохом в стене образовался дверной проем. Два черных имперца взяли меня под локти и выволокли в ярко освещенный коридор, сверкающий сталью.
Имперский корабль. Я просто знала.
Меня привели в каюту и поставили на колени перед сидящим в кресле полковником с длинной косой, перекинутой через плечо. Ни светлой, ни темной. Я давно научилась различать имперские звания по форме. На серый мундир, искрясь синими камнями, спускалась длинная серьга. Если ее выдрать — мочка раскроится пополам и зальет кровью китель... Он курил и тыкал полированным ногтем в лежащий на коленях планшет. Наконец, поднял голову и долго смотрел на меня, неспешно выпуская струи сизого дыма.