Ушебти

В Та-Кемет великое множество богов и богинь, но всех принимать во внимание нам незачем, нас интересуют только воистину могучие боги Эннеады. Итак, кто же из них? Беспредельна власть над нашим миром Атума – но, к счастью, он вне подозрений.

– Почему? – быстро спросил Вэ-Вэ.

– Да потому что Атум – бог-демиург. Я использую для простоты известное вам слово, а у нас он именуется иначе. Достаточно демиургу произнести повеление, и вселенная изменится по изречённому слову. В начале времён Атум появляется из изначального океана Нун, а в конце возвращается в него, и в этой бесконечной череде эонов залог незыблемости мироздания. Вы, короткоживущие, слишком примитивно трактуете понятие времени. Это не только стрела, летящая из прошлого в будущее, но и вот такие кольца, возможно, непредставимые для разума человека. Кому как не Атуму знать это? И я уверен, что он не будет даже пытаться разорвать одно из них, изменяя великий порядок. Ведь если окружающий нас мир пребывает таким, каким был ранее, значит, слова повеления не сказаны, не так ли?

– Тогда кто? – спросил Райзман.

– Терпение… – качнул головой Тот. – Тот, кто бежит слишком быстро, рискует упасть в пыль. Конечно, проще всего было бы возложить вину на Сета, ведь он – воплощение всего скверного, злого и опасного. Но Сет глуп. Силён, злобен, глуп и прост в сердце своём. Когда-то он исхитрился заманить в специально подготовленный гроб простодушного Осириса, нашёл в себе силы разрубить его тело на части и разбросать по всей стране, но столь изощрённое зло, как создание червоточин в ткани времени, ему не по разуму. Он может помогать мудрому, не понимая, в чём смысл помощи и даже во вред себе, но не более. Нет, это не Сет.

Богинь мы тоже не будем брать в рассмотрение, ибо женщины есть женщины. Они созданы не для этого. А вот Осирис… Смотрите сами: он был светлым богом, но после преступления, совершённого Сетом, не захотел вернуться в мир и после воскрешения остался в подземном царстве. Он – единственный, кто, возможно, недоволен своей судьбой и мечтает её изменить. Кроме того, ушебти – это ведь слуги мёртвых в загробном мире, то есть, в царстве Осириса. И значит, у него есть власть повелевать ими.

Скажи, Маат, возлюбленная сестра моя, ты бываешь в царстве Осириса и судишь мёртвых. Не видела ли ты чего-либо необычного, хоть косвенно относящегося к попытке ушебти проломиться в другой пласт бытия?

– Нет, муж мой, ничего. Всё как обычно, – покачала головой богиня, при этом пушистое перо у неё на голове затрепетало.

– Скверно. Значит, вам, пришельцы из будущего, придётся самим идти в царство Осириса. Может быть, там вы обретёте знание. Вход в подземный мир находится в Верхней Стране, у первого порога Хапи.

– А ты не мог бы, господин, сразу перенести нас туда? – спросил Вэ-Вэ.

– Увы, это невозможно. Пути богов не для смертных. Вам придётся вернуться в Та-Кемет и на барке отправиться к порогам. Хапи! – негромко позвал он.

Тут же в храме возник мужчина весьма странной наружности: с синей кожей и отвислыми женскими грудями. Мужчина был в набедренной повязке, с которой текла вода.

– Поручаю твоей заботе этих смертных, – сказал Тот. – Да будет их путь благословен. К завтрашнему утру найди им хорошую барку и сильных гребцов.

– Куда отправляются люди? – пробулькал бог Нила. – В дельту?

– Нет, в обратную сторону, они поплывут ко входу в царство Осириса.

– Зачем торопиться туда, куда рано или поздно попадёт каждый? Но да будет по слову твоему, Почтенный Ибис, – разбрызгивая грязноватую воду, пожал плечами Хапи и исчез. На плитах осталась только лужа и следы босых ног.

– Теперь так, – сказал Тот. – Я отправляю с вами своего помощника. – Астенну! – позвал он.

Тут же прискакал самый крупный павиан и замер подле своего господина в почтительной позе. Бог коснулся его навершием посоха, и на месте павиана возник жрец храма Тота, правда, с несколько обезьяньим выражением лица.

– Завтра ты отправишься вместе с людьми и будешь помогать им во всём! – приказал Тот.

Жрец поклонился.

Бог снова повернулся к своим гостям.

– Ваши одежды вызовут в Та-Кемет удивление. Поэтому я оставлю вам их, но выглядеть вы будете иначе.

Опять прикосновение жезлом.

Ирина ойкнула и прикрылась руками: она оказалась в одной складчатой юбке, груди её были обнажены. Райзман превратился в пожилого жреца, а Вэ-Вэ стал тысячником войска фараона. У обоих мужчин их египетские наряды не вызвали никаких эмоций.

Маат взяла со столика ларец кедрового дерева и подошла к Ирине.

– Сестра моя, твоя кожа выглядит слишком бледно, – сказала она. – А ведь ты молода, и твоё тело должно вызывать у мужчин жар в чреслах.

Она открыла ларец, который был уставлен баночками и кисточками.

– Мужчины вожделеют к женщинам с длинными глазами. Позволь, я помогу тебе. Вот так… И так… А ещё – тени и румяна. Чудесно. Кроме того, необходимо обвести соски грудей кармином. Вот теперь совсем хорошо! Возьми эти снадобья себе. Пусть наши мужчины пьют пиво и произносят пьяные непристойности, а женщинам пора спать. Пойдём, я отведу тебя в спальный покой!

Ирина беспомощно взглянула на майора, но он незаметно пожал плечами. Женщины ушли.

Мужчины ещё некоторое время посидели, потягивая пиво, потом Тот зевнул и сказал:

– Пожалуй, и нам пора ко сну. Слуги отведут вас. Желаю вашим Ба интересных ночных странствий, но пусть они не отходят слишком далеко от тел, чтобы не потеряться в незнакомом месте.

Вэ-Вэ и Райзман едва успевали за слугой-павианом, который на четырёх лапах шустро скакал по запутанным коридорам. Храм оказался гораздо больше, чем представлял себе майор. Факелы горели только кое-где, и люди вскоре потеряли направление. Наконец павиан отдёрнул занавес и жестом предложил людям войти. Они оказались в небольшой, почти квадратной комнате. Деревянные колонны с капителями, вырезанными в виде цветков лотоса, упирались в потолочные балки. Стены были оштукатурены и расписаны цветами и растениями. Оконный проём был закрыт от пыли деревянным щитом. На потолке в мастерски нарисованной воде плавали рыбы.

– Что за странная фантазия? – хмыкнул Вэ-Вэ, взглянув наверх. – Никогда не спал на дне пруда.

– Египтяне очень любили и ценили воду, – пояснил Райзман. – Много воды – это жизнь, плодородие и достаток. Засухи случались нередко, и люди отлично знали, чем они грозили. Вообще, иметь в своей усадьбе пруд мог себе позволить только очень богатый человек. А для бедняка и посудина с водой на лавке в хижине – уже драгоценность.

Осторожный майор открыл щит и выглянул наружу.

– А что, оконного стекла в Древнем Египте разве не знали? – спросил он.

– Что вы, конечно, нет. То есть стекло-то плавить умели, но из него делали бусы, разные фигурки, маленькие сосуды, глазурованную плитку. Закрывать окна бутылочным стеклом в свинцовых переплётах научились только в Средние века. А в домах богатых египтян на первом этаже окон вообще не было – чтобы воры не залезли и пыль не летела. Хижины освещались только через дверь, поэтому с заходом солнца бедняки засыпали, а на восходе просыпались. Факелы стоили дорого, а лучин египтяне не знали: страна-то безлесная.

Спальный покой по меркам Древнего Египта был обставлен роскошно. Вдоль стен стояли две кровати с резными ножками в виде утиных лап, сундук кедрового дерева и два странных табурета, которые Вэ-Вэ сначала принял за стульчаки: сидения представляли собой рамку с отверстием посередине.

– Удобства, кажется, вон там, – сказал Райзман, указывая на завешенную дверь в дальней стене спальни. Там оказалась ещё одна комната, разделённая на две части. Одна была отведена под туалет – над отверстием в полу стоял точно такой же табурет – а вторая под умывальню.

– А вот вам и глазурованная плитка, – сказал Райзман, указывая на синие и зелёные квадратики, которыми были выложены пол и стены. – К слову, туалет сделан довольно практично: грязная вода самотёком уходит в песок под полом комнаты.