Страница 22 из 28
На палубу выскочил взмыленный Ростри с жезлом и принялся стрелять в кого-то внизу. С громким треском гондола коснулась земли и немного просела — не выдержали те места, где был деформирован каркас. Вскоре показался и Ликан, заняв место у второго орудия. С двух орудий мы обрушили на врага последние остатки пневмы из накопителя, сжигая её в безумной попытке остановить штурм хотя бы на этом участке…
Наш старый дирижабль и его не слишком боевой экипаж доживали свои последние минуты. Слишком близко был к нам строй тварей… Слишком несущественны были орудия… А ещё по нам, конечно же, непрерывно стреляли в ответ. Моё орудие не продержалось и минуты, после чего я чудом успел соскочить под прикрытие фальшборта, чуть не получив воздушным лезвием в бок. Ликан продержался немного дольше — пока его не ударило огненным шаром, превращая в живой факел.
— Ростри, за мной! — приказал я и побежал вниз, к тому самому месту, где снаряд сорвал нам обшивку.
Успел я ровно в тот момент, когда внутрь запрыгнула первая группа тварей. Я укрылся за переборкой и принялся стрелять из жезла, задерживая продвижение врага. Ростри поддержал меня ещё через несколько секунд. Двое врагов от слитной стрельбы упали, посечённые, на дощатый пол «Бауна». Ещё трое стремглав кинулись искать укрытия.
А потом в проломе появился какой-то сильно продвинутый враг с щитом и посохом… И сходу влепил в мою переборку огромную ледышку, после чего мне пришлось срочно отступать вглубь коридора. Правда, моя ответная стрельба снесла продвинутому врагу и щит, и уродливую башку, но следом пёрли всё новые и новые твари…
Как умер отчаянный храбрец Ростри — я так и не узнал. Он старался держать свою позицию до последнего, но в какой-то момент я понял, что поднялся уже на второй уровень — и стреляю в гордом одиночестве, оттягивая на себя всё новых врагов. Пара воздушных лезвий оставила на мне лёгкие порезы, а когда я пробегал мимо логос-отсека, задраенного изнутри, левую руку обжёг огненный шарик. Видимо, не первый и не последний. Он ударился о стену и оставил на ней несколько огненных языков, жадно вцепившихся в деревянный корпус — который, впрочем, и так уже горел.
Снизу тянуло дымом, а с лестницы были видны отсветы начинающегося пожара. И ещё метались тени врагов, рвавшихся на верхние палубы.
— Да убейте его уже! — заревел какой-то утробный голос. — Всю добычу ведь спалим!
Голос ревел на своём языке, но встроенный в меня переводчик справлялся со своей задачей — и я понимал, что говорят твари. Я снова выставил жезл, но, черпнув в накопителе, понял, что остался вообще без пневмы. Не особо задумываясь, я использовал семечко и возобновил стрельбу, продолжая отступать.
Насмерть я встал уже в жилой части дирижабля, когда стало ясно, что отступать дальше некуда. Сверху раздавался топот — это твари взобрались на палубу и теперь пытались зажать меня в тиски. Снизу тоже слышался грохот — там всё ещё пытались выломать дверь в логос-отсек. Оставалось лишь продержаться до того момента, как Пенгор окончательно спалит здесь всё. Чем я и занялся, вломившись в кают-компанию, где был только один вход. После чего я сразу опрокинул стол и укрылся за ним.
В семечке оставалось пять сотен единиц пневмы — надолго не хватит… Я с сожалением отбросил жезл, подскочил к столу и взял с него острый кухонный нож. Не ахти какое оружие, но хоть что-то… Сам жезл можно было бы использовать как булаву, но, к сожалению, вес у него был слишком маленький. Первый же враг, сунувший нос в кают-компанию и заинтересовавшийся, почему там опрокинут стол — кухонным ножом в глаз и получил. Его товарищ, который остался в коридоре, ещё не успел сообразить, что произошло, когда я подскочил к нему и ткнул ножом в бок.
Взревевшая от боли тварь попыталась направить на меня жезл, но я перехватил конечность с плотной кожей, не давая ему навестись. Противник навалился на меня сверху, и мы, как клубок сцепившихся котов, покатились по залитому кровью полу кают-компании.
— Он здесь! — заорал полным боли голосом враг и нанёс мне свободной рукой удар по рёбрам.
Я зашипел от боли, но нащупал одной рукой нож и принялся качать его в ране. Тварь выгнулась дугой и завизжала — видимо, ей очень не понравилось такое обращение. В кают-компанию заглянул ещё один вражеский боец, слегка напоминавший ящера. Увидев, что я сцепился с его сородичем, он не стал проявлять человеко- и тварелюбие — и запулил по нам из жезла булыжником диаметром сантиметров тридцать. Я извернулся так, чтобы между мной и снарядом оказался враг, а всего через секунду мы оба, проломив стену, вывалились наружу.
Мой враг после падения на кучу окровавленных и обожжённых тел так и не встал. К несчастью, мне не так сильно повезло… Я приземлился на удивление мягко — вот только нога вспыхнула дикой болью. Я был жив, я мог пошевелиться, но встать не мог. Перелом… И ещё я увидел, как вторая тварь через пролом целится в меня из посоха — видимо, готовя новый булыжник.
А потом на меня обрушилась волна нестерпимого жара, а гондола и сдувающийся аэростат вспыхнули огромным погребальным костром для десятков тварей. Я тяжело вздохнул — и в этот момент услышал шорох за спиной, а потом заорал от резкой боли, вспыхнувшей в груди. Когда я посмотрел, что это так сильно болит, то увидел конец древка, вонзившийся чуть ниже моих ребёр…
— Вот он, вождь! Вот он! — раздалось за спиной.
— Вижу, — пророкотал голос. — Смелый боец, он даст мне много пневмы! Принести впитыватель!
То, что я слышал, мне совершенно не нравилось. Пневма была у меня в семечке, и отдавать я её никому не собирался. А если этот таинственный «впитыватель» такое может, то гори оно всё огнём!.. Оставалось только сжать нож покрепче, собраться с силами и вонзить его себе в сердце.
Я собрался с силами…. Потом ещё раз… Убить себя, оказывается, очень тяжело — даже если знаешь, что всё-таки возродишься.
— У него нож! — выкрикнул кто-то из тварей, не оставив мне больше выбора.
Удар, боль…
Вы умерли!