Страница 4 из 9
Ко мне медленно приближался мужчина. Сначала я испугалась – восточные девочки с детства воспитаны в некотором страхе перед мужчинами, которые всегда правы, всегда главнее. Но страх быстро прошел. От мужчины исходило добро.
Я огляделась… красивый богатый дом, а может быть ресторан или холл дорогого отеля. Тяжелые портьеры, мягкие диваны на гнутых ножках, напольные вазы. Откуда-то я знала, что здесь проходит свадьба, но сейчас в просторной, мягко освещенной зале мы были вдвоем.
На невысоком незнакомце был синий в мелкую серую полоску костюм-тройка, изумрудный галстук. Его черные волосы зачесаны назад. Он чем-то напоминал известного актера Роберта Де Ниро.
Незнакомец взял меня за руку и тихо произнес:
– Спасибо тебе, дочка!
– За что спасибо? Я вас не знаю.
– Узнаешь. Придет время, и ты мне очень поможешь.
Я смотрела в глаза мужчины, восхищаясь им. Чувствуя тепло его изящной руки с ухоженными ногтями, я проникалась спокойствием и доверием. Незнакомец выглядел на тридцать пять-сорок лет. Он мягко, по-доброму улыбался – морщинки становились глубже. Мне казалось, что я счастлива… Но почему? Я просто стояла и держала за руку мужчину, которого видела первый раз в жизни.
Выбравшись из постели, я оделась и пошла на одну из кухонь нашего большого дома. Бабушка Берта, мама моего отца, пила кофе, сидя за столом. Она уже была одета в строгий деловой костюм, и это несмотря на летнюю жару! Но ничего удивительного, бабушка главная не только в нашем доме, она еще и главный бухгалтер в крупном банке. Статусу следовало соответствовать.
Торопливо и сбивчиво я рассказала ей свой сон, но Берта выслушала меня вполуха. Мысленно она уже была в банке, прокручивая в памяти цифры отчетов. Она видела манаты, рубли, доллары, евро, а вовсе не двенадцатилетнюю внучку Ханночку. Просто я попала не в тот момент, ведь обычно бабушка была совсем другой: ласковой, мудрой, смешливой, учившей меня шить, кроить, гладить, хозяйничать в огороде. Но конкретно тем утром ее одолевали какие-то особенно важные заботы, вот почему она лишь досадливо отмахнулась от моего бредового рассказа:
– Солнышко, мы потом с тобой поговорим о твоих снах и обо всем, что творится в твоей хорошенькой головке!
Ох, что творилось в моей голове с самого детства… Если бы она только знала! Достаточно сказать, что я, едва начав говорить, была вынуждена делать это легко и непринужденно сразу на нескольких языках. Я из семьи персидских евреев. Сами себя мы называем джуури. Но наш разговорный и мой родной язык – татский, только обильно сдобренный ивритскими словами. Как в разговорном языке европейских евреев идише слышится немецкая речь, так и у нас слышится речь иранская. Потому что таты сейчас уже немногочисленный ираноязычный народ, проживающий в основном в Азербайджане, Дагестане и Иране.
Но помимо татского, я с детства знаю иврит. Наша семья чтит Тору и Талмуд, посещает синагогу, хоть и без фанатизма. А еще я рано заговорила на азербайджанском, ведь родилась и ходила в школу в Губе, а в школе азербайджанский язык был обязательным предметом. То же самое с русским языком. Как его не знать, если большую часть своей жизни я провела в России? С врожденными (или приобретенными?) лингвистическими способностями я без особых усилий выучила английский. Легко мне дался и турецкий, тем более что тюркские языки схожи. И вот с пятью языками меня впустили в волшебный и тревожный мир вещих снов, чтобы я лучше понимала то, что передавалось мне эфемерными символами, которые далеко не просто расшифровать.
Как я уже сказала, моя семья жила в собственном доме в пригороде Губы (еще город называют Куба), отделенном мелкой рекой Гидьялчай и называемом Красной Слободой. Раньше его звали Еврейская Слобода, но потом переименовали, а зря, ведь это целиком еврейское поселение, причем с давних пор. В нем каким-то образом логично уместились семь (!) синагог. Наверное поэтому Красную Слободу называют Иерусалимом Кавказа.
Наш пригород окружают живописные леса, горы, бурные реки, что побольше нашего Гидьялчая. Есть даже небольшой водопад, а до пляжей на берегу Каспийского моря рукой подать. Вся Красная Слобода – частные домики в один или два этажа вдоль гористых мощеных улочек. За каменными заборами плодоносят сады, разбиты небольшие огороды. Через буйную зелень не особенно и разглядишь, что происходит у соседей. Все семьи живут в маленьких крепостях. Но как и в каждом еврейском местечке все друг о друге всё знают.
– Шолом, Мойше! Как дела? – спрашивает один.
– Да какие могут быть дела? – жалуется другой. – Один раз в жизни доверил этой женщине машину помыть. Такую царапину на крыле перстнем оставила, как горное ущелье!
– Вы послушайте, люди, что он врет! Царапинка. Маслом замазала и ничего не заметно, – без стеснения влезает в разговор оскорбленная жена.
При этом никто не видит своего собеседника за листвой гранатов и шелковицы.
Тут и там в Красной Слободе стоят дома, пустующие практически весь год и оживающие лишь летом. Пригород Губы считается престижным дачным поселком – до Баку всего два часа на машине! Встречаются и скромные постройки, и роскошные виллы бакинских богачей, иногда весьма помпезные, с фонтанами и скульптурами, раскинувшиеся на огромных участках. Восточные люди любят пошиковать, если позволяют средства.
У нас в семье царили патриархальные нравы, и старший мужчина, дедушка Исаак, считался главой семьи, но всем, как я упоминала раньше, управляла бабушка Берта. Каждое утро за ней приезжал водитель на большом автомобиле. Но своим положением бабушка не кичилась, а как обычная хозяйка управлялась с работой по дому. Мне нравилось наблюдать, как она готовит варенье в большом медном тазу. А какие соленья закручивала на зиму бабушка!
Дедушка Исаак на работу не ходил, целыми днями ухаживая за садом и огородом. В памяти остались его шикарные розы – белые, красные, желтые, розовые. Кусты поднимались выше человеческого роста! Хотя в детстве многое кажется огромным… В тот год отец подарил мне несколько луковиц нарциссов. Я выбрала участок в саду неподалеку от роз. Посадила луковицы, поливала нежные ростки, подкармливала удобрениями, собирала с цветов гусениц – ухаживала за нарциссами со всем усердием, на какое была способна. И цветы ответили мне взаимностью – вовремя выпустили белые лепестки и оранжевые тычинки.
В школе, с подругами я никогда не была тихоней. Отличница и собой недурна, пользовалась в классе популярностью, но о своих снах никому из приятельниц не говорила. Просто есть вещи, которые не хочется рассказывать смешливым подружкам – иной раз они просто не понимают, над чем не стоит смеяться.
Были у меня и другие друзья. Например, дядя Абик, папин близкий друг. С семьей он приезжал к нам гостить каждое лето. Это был невероятно добрый и в своей доброте исключительно мудрый человек. Он относился ко мне как к дочери, и я привыкла доверять ему, а он всегда был рад научить меня хорошему и поддержать советом.
Однако в то лето моими лучшими друзьями стали нежные нарциссы, которые я растила с большой увлеченностью. Им я и поведала о своем сне. Нарциссы внимательно слушали, кивая белыми головками, а я спрашивала их:
– Почему он благодарил меня за помощь?
Цветы скромно молчали.
Свой уголок я любила еще и потому, что только там могла побыть одна, наедине со своими мыслями и мечтами. Одиночество в нашем шумном доме было непозволительной роскошью. Ведь кроме моих родителей, Марины и Александра, сестры Татьяны, брата Станислава, у нас жил еще один сын Берты и Исаака – Борис, его жена и дочь Маргарита.
Впрочем, дом вмещал нас всех, даруя уют, тепло, чувство защищенности. Он был большой, в два этажа, десять комнат и две вместительные кухни. При доме был еще и гараж на три машины.