Холодная акватория

– Разрешите, товарищ старший майор? – Шелестов привычно вытянулся по стойке «смирно», хотя был в обычном гражданском костюме.

Платов, не поднимая головы, сделал жест рукой, приглашая войти и указывая на стул возле небольшого приставного столика. Максим помедлил, бросив взгляд по сторонам. Давно он не был в этом кабинете, но казалось, что здесь ничего не изменилось. Привычки сильны не только у простых людей, но даже у таких серьезных разведчиков, как Платов.

Стоит им только оказаться дома, в хорошо знакомой обстановке, как сразу начинают проявляться привычки. И настольная лампа с зеленым абажуром на столе, а ведь лампа другая, не та, что видел Шелестов в прошлом году. Но вот зеленый цвет нравился хозяину кабинета, успокаивал его, помогал размышлять. И на окнах не видно собранных в гармошку белоснежных занавесок. Во всех кабинетах они есть, а в кабинете Платова нет. И даже сейчас, когда окна задернуты плотными шторами светомаскировки, Максим был уверен, что нет за ними белых занавесок. Не любил старший майор Платов легкомысленного белого цвета и различных кружавчиков и оборочек. Только зеленый абажур, только плотное зеленое сукно на столе и темно-коричневые тяжелые шторы на окнах. А на столе стакан в подстаканнике все с той же вмятиной на боку, которую хорошо помнил Шелестов.

– Приехали? – то ли констатировал, то ли спросил Платов. Скорее просто выдержал этим бессмысленным вопросом паузу, чтобы была возможность перестроиться на новую тему, оторваться от бумаг. – Поспать нам с вами сегодня не удастся. Видать, после войны отоспимся.

– Вам и сроки ее окончания известны? – не удержался от сарказма Шелестов.

– Сроки? – Платов посмотрел на собеседника задумчиво, без гнева за эту колкую вольность. – Можем подискутировать, опираясь на аналитику, и назвать с относительной точностью сроки окончания войны. Только я смысла в этом не вижу. Никакой практической пользы. Тем более в рамках вашего предстоящего задания.

– Слушаю вас, – сухо ответил Шелестов и сложил руки на столе, готовясь запоминать и анализировать сведения, которые сейчас получит.

– Задание у вашей группы будет непростое, – откинувшись на спинку кресла, заговорил Платов. – Осложняется оно тем, что работать вам придется по ту сторону линии фронта.

Максим продолжал смотреть на своего начальника, не выражая никаких эмоций. Хотя в душе он был удивлен. Для таких заданий у закордонной разведки есть свои силы и средства. И большой опыт. Что это Платову взбрело в голову посылать за линию фронта свою группу? Или это приказ Лаврентия Павловича? Берия часто совершал поступки, на первый взгляд лишенные понятной логики. Но в конце концов оказывалось, что интуиция и холодный расчет всемогущего наркома никогда не подводили.

– Понимаю ваше удивление, Максим Андреевич, – кивнул Платов, правильно уловив сомнения командира группы. – Но давайте все же анализировать, а не использовать только одни чувства. Эмоции вредны даже взводному командиру на передовой. А уж вам-то с вашим опытом, при вашей профессии, так вообще опускаться до элементарного удивления нехорошо. Я подбирал состав вашей группы таким образом, чтобы иметь под рукой специалистов разноплановых, опытных. Мы будем терять время и развивать эту тему?

– Ставьте задачу, – сухо ответил Шелестов, уязвленный тем, что Платов снова убедил его своей убойной логикой, наблюдательностью и умением работать с людьми.

– Тогда вникайте в ситуацию. – Платов поднялся из своего рабочего кресла и прошелся по кабинету, задумчиво глядя в пол. – Думаю, вы в курсе, что враг занял Новороссийск. Из города удалось вовремя и с минимальными потерями эвакуировать многое, что не должно было достаться гитлеровцам. Но кое-что все же осталось. И это «кое-что» вам нужно найти и уничтожить. Речь идет о секретной разработке Научно-исследовательского центра гидромеханики. Идея абсолютно новая, нестандартная. И эта идея не должна попасть в руки врага потому, что в Германии тоже есть ученые и они быстро поймут принцип и смогут воссоздать то, что не успели сделать мы.

– Что это? Катер? Двигатель?

– Торпеда. – Платов присел на край стола, покачивая носком сапога. – Торпеда, которая может развивать скорость до нескольких сотен километров в час. Она быстрее существующих типов в несколько раз. Уничтожить ее или свернуть ее с курса не сможет ни одно судно, даже если вовремя засечет всплытие подводной лодки или атаку торпедного катера. Понимаете? Подводники, чтобы наверняка поразить цель, вынуждены подходить к вражеским судам очень близко, а это риск – тебя догонят эсминцы и забросают глубинными бомбами.

– Но как это возможно? – удивился Шелестов.

– Как-то возможно, – развел руками Платов и снова начал расхаживать по кабинету. – Нам с вами не важна техническая сторона, нам важно найти экспериментальный образец и уничтожить его. Не дать возможности врагу познакомиться с технической идеей. Иначе мы рискуем остаться без военно-морского флота, а фашисты окажутся хозяевами морей. Торпеда затонула во время испытаний где-то в Темрюкском заливе. Катер, на котором проводились испытания торпеды, затонул во время налета вражеской авиации. Так что вам предстоит не просто техническая работа по взрыву объекта – вам его еще предстоит найти. Мы не имеем сейчас ни одного свидетеля, который мог бы указать место, где затонула торпеда. Она или исчезла во время пуска, или затонула вместе с катером. Этого мы не знаем. Когда наши войска отступали, под Темрюком осталась бригада морской пехоты. Они дрались в окружении, обеспечивая поиски катера. Катер не нашли. Командование и разведуправление фронта приняло единственно возможное решение, хоть как-то гарантирующее уничтожение торпеды. Они отбомбили предполагаемые участки акватории. Так что, Максим Андреевич, имейте в виду, что бригада морской пехоты там полегла. Конечно, не стоит говорить, что из-за торпеды – они бились с врагом, уничтожали его, сковывали силы фашистов, давая возможность нашим войскам перегруппироваться, давали возможность эвакуировать из города все важное и ценное.

– Я понял вас, Петр Анатольевич. И ответственность оцениваю реально. Мы имеем представления хоть о каких-то границах зоны поиска?

– Боюсь, что нет. Вам предстоит сначала искать людей, владеющих информацией о торпеде, а уж потом, на основании полученных сведений, искать ее саму.

Михаил Сосновский в тренировочных штанах и майке не спеша бежал по дорожке стадиона бывшего пионерского лагеря «Зорька». Здесь размещалась база, на которой формировались и готовились разведывательно-диверсионные группы для заброски в тыл врага. После боев под Москвой, когда Отдельная мотострелковая бригада особого назначения войск НКВД была брошена на передовую, бойцы этого подразделения выполнили множество успешных операций в тылу врага. Тогда подразделения бригады, личный состав которой набирался из спортсменов и специалистов в самых разных областях, ставили минно-взрывные заграждения и проводили подрывные работы перед наступающим противником на подступах к Москве и в полосе Западного фронта. Тогда же, зимой 1941/42 года, мобильные лыжные отряды ОМСБОН провели множество успешных рейдов в ближнем тылу противника. С января 1942 года, когда бригаду переподчинили 4-му «диверсионному» Управлению НКВД, основной задачей соединения стала подготовка отрядов для действий в глубоком тылу противника. Теперь оно находилось в непосредственном подчинении у Берии. Уже к началу осени 1942 года в тыл врага было заброшено 58 таких отрядов. Как правило, они превращались затем в крупные партизанские отряды.

Сосновский знал это, но сейчас ему хотелось со стороны посмотреть на человека, который войдет в их группу для заброски в Новороссийск. Самое правильное впечатление о незнакомце создается, когда он не знает о твоем внимании, когда он не играет, не пытается казаться лучше, чем есть на самом деле. Каждый человек неосознанно при общении с новым человеком пытается играть. Такова наша природа.

Михаил бежал по дорожке, глядя, как тренируются бойцы. Силовая тренировка, гимнастическая. У того высокого мужчины специальная тренировка: хорошо двигается. Сразу видно, что боксер. А этот – лыжник – руками работает. Трудно лыжнику летом форму поддерживать. А вот это пловчиха!