Страница 4 из 82
… Опомнившись, прикусила губу. Глупости. Поэтому и использовала образное выражение своего мира - рассыпаться на атомы. “Но час назад я их всех слышала!”
Подняла глаза на терпеливо выжидавшего Вереска и, стараясь, чтобы голос не дрожал от испытанного страха, предложила:
- Давай подождём ещё немного. В конце концов, они часто экспериментируют с магическими приёмами. А вдруг им сейчас просто мешать нельзя, пока они проводят опыт? Обычно они прибегают от дома Агаты за час до ночного сна. Вот и посмотрим, что они скажут в своё оправдание - вернувшись.
Она даже улыбнуться сумела, показывая, что последние слова - шутка.
Но Вереск принял всё на полном серьёзе и вышел из столовой, чтобы присоединиться к ребятам в гостиной - хотя бы в качестве наблюдателя.
А Селена посидела ещё немного, успокаивая смятенное дыхание, а потом вышла к детям с той же лёгкой улыбкой. Одним взглядом оценила усилия старших, которые привычно организовали малышню на вечерние игры. Напомнила Вильме, что неплохо бы всем: и старшим, и младшим - погулять и поиграть на улице. Вечер хоть и прохладный, но солнечный и сухой. Есть два-три часа. А назавтра домашние обещали дождь.
А когда народ Тёплой Норы с радостными криками-воплями помчался на детскую площадку и в сад, схватив за рукав Хаука, хозяйка Тёплой Норы попросила:
- Не мог бы ты передать Колру, что я и Джарри ждём его на веранде?
- Я сейчас! - пообещал маг огня и рванул на улицу.
- На веранде? - переспросил Джарри, оказывается стоявший за спиной.
Селена обернулась и обнаружила, что на неё вопросительно смотрит и старик Бернар. Он всегда оставался на пару часов после ужина, чтобы ребята-маги могли спросить у него то, что не поняли на уроках… Сейчас его присутствие - на руку.
Селена открыла рот объяснить, но неясное чувство заставило её взглянуть на дверь в гостиную. На пороге стоял Хаук. Он сообщил, что чёрный дракон уже сидит на веранде, то есть в гостевом кабинете. И не один, а с Трисмегистом. Селена пригласила семейного и Бернара в кабинет. Едва они расселись, она нервно покусала губы.
- Может, я начинаю слишком рано паниковать, но… мне кажется, у нас проблема.
Глава вторая
Усыпить его нельзя. Ни магически, ни подсыпав чего-либо в питьё или в еду.
Но можно подло ударить сзади по голове… Исподтишка. Сильно. Выстрелив, например, из лука. Или из арбалета… Тупая боль в затылке подсказала.
… Чтобы добраться до самого большого ножа, надо всего лишь опустить руку к ремню. Его неприметная пряжка, придуманная Микой, поддавалась примитивным манипуляциям пальцев, в несколько едва слышных щелчков превращаясь в достаточно длинное лезвие. С последним щелчком нож закреплял свою форму, обретая даже рукоять, тонкую, но ребристую, а потому удобную.
Вздрагивая от холодного сильного ливня, бьющего по полуголому телу (ему оставили лишь штаны), Коннор попытался просчитать пространство вокруг себя. Итак… Он лежал на цельном, грубо обтёсанном камне. Кисть левой руки просунута в ржавый наручник, буквально влитой в этот камень. Грязная и вонючая от старости и гнили тряпка - на глазах. Когда мальчишка начал приходить в себя, он “расслышал” в том же пространстве, как от камня, к которому его приковали, шепча плохо различимые, направленные на него слова, пятились двое или трое.
Несколько минут назад он инстинктивно потянулся свободной рукой к тряпке на глазах. Рука, только было напрягшаяся, упала. Нет - свалилась без сил. Изумлённый, Коннор понял, что она порезана - и глубоко. Боли не чувствовал. Заставили что-то выпить? Смазали порезы обезболивающим?
Пространство он чувствовал хорошо.
Когда те двое или трое ушли настолько далеко, что ближайшее пространство опустело, Коннор собрался с силами и, тяжело подтащив к себе порезанную руку, буквально уронил её на пояс штанов. Пусто. Как и ожидалось. Ремень с него сняли.
Что ещё ничего не значит.
Он мысленно “прошёлся” по своему телу. Клипса, прятавшаяся за ухом, ожидаемо пропала. Неудивительно - бесстрастно признал он. Магический накопитель так фонил магией, что наверняка клипсу сняли в первую очередь. То же - с кольцами и браслетами. Опять странно: почему он тогда не чувствует маму Селену?
Ладно, хватит себя инспектировать. Пора освобождаться. Эти пока непонятные похитители ушли довольно далеко - процессу освобождения помешать уже не смогут, пусть и захотят вернуться… Он напрягся привстать - и, не сумев даже поднять голову, снова рухнул на холодный камень, мокрый, шершавый. Полежал, сморщившись и отворачиваясь от обильной воды по лицу - особенно со сбитой набок намокшей тряпки на глазах. Застыл, снова проверяя себя, странно слабого. И, впервые обеспокоенный, задышал чаще: камень под ним… высасывал из него силы! И не только магические… Коннор снова приподнял правую руку. На этот раз движение далось ещё трудней, чем в первый. Но далось. Пока ещё.
Решил полежать немного, чтобы полностью прийти в себя. А заодно выяснить, где братья. Он настроился на кровь - и через секунды его тело начало ломать страшнейшими судорогами. Чтобы успокоиться, изумлённый Коннор немедленно прислушался к ливню - отстраняясь, переключаясь с кровной связи… Когда тело вновь растянулось по камню, прикусил губу. Им ещё хуже. Это значит, их надежда - только он сам. И главное - они ещё живы.
Значит… Никаких лишних секунд на отдых. Это иллюзия слабого, что потом он будет лучше соображать. Камень-то продолжает высасывать силы…
Как сказала бы мама Селена: что мы имеем? Вспоминая о Тёплой Норе, как ни странно, он мог рассуждать хладнокровно, не впадая в панику.
Из оружия (он прислушался к себе и вспыхнул надеждой: не нашли!) тончайший стилет, спрятанный в тесных ножнах из собственной кожи. Раньше из едва видного отверстия в запястье вылетало дуло мелкокалиберного пулемёта. Теперь здесь пряталось узкое лезвие холодного оружия.
Из магического подспорья - те татуировки, которые драконы оставили, убрав из него оружие. Точней - не оставили. Вынуждены были оставить. Татушки эти Трисмегист вписал с обратной стороны кожи. Ювелирная работа. Ведь вписал он их, по-своему переложив и соединив кровеносные жилы.
Стараясь не вспоминать, каким образом его подловили: воспоминания - это потеря времени и силы! - Коннор сосредоточился на плане поэтапного освобождения. Стилет - в левой руке. Той самой, которая зажата в наручнике. Камень, на котором он лежит, пьёт силы. С чего начать? Оружие подождёт - крови живых, если придётся защищаться. Надо начать с наручника… Но, ещё немного поразмыслив, мальчишка пришёл к выводу: нет, сначала надо попробовать накормить камень.
Камень пьёт жизнь. А если предложить ему смерть?
Коннор сконцентрировал внимание на плечах. Именно здесь начинались невидимые обычному глазу (да и магическому тоже!) древнейшие эльфийские руны, которые затем переходили на спину. Именно отсюда начинался призыв к смерти, силу которой можно собрать отовсюду… Небесная вода била с неба по лицу, мешая сосредоточиться, но вскоре Коннор начал активировать руны. И уже секунды спустя с новым изумлением почувствовал, что некромагические силы собираются в необычайно плотной насыщенности. Он… на кладбище? Но, едва отвлёкся, как сбор сил буквально опал. Пришлось снова заострить внимание только на кровеносных рунах, которые Трисмегист сотворил, помня о главной специализации мальчишки-некроманта.
Камень забыл о живой силе, чуть только Коннор “предложил” ему мёртвую. Мёртвую он жрал так, что временами Коннору казалось - камень всё-таки вот-вот сожрёт и его, как источник лакомства. Но, выждав немного, мальчишка “прощупал” пространство и выяснил, что камень впитывает все силы, кроме его личной. Прекрасно.
Продолжая пропускать сквозь себя и перепосылать мёртвые силы ненасытному каменному вампиру, Коннор, морщась и отплёвываясь от попавшей в рот дождевой воды, открыл второй канал некромагического сбора. Добрав нужный концентрат, он направил его к наручнику. Удерживая сосредоточенность сразу на двух действиях, мальчишка ощущал себя так, словно он удерживал течение разбушевавшейся по весне реки (было с ним такое однажды) и одновременно проводил сложнейший ритуал…