Страница 7 из 24
Взгляд Старшины искал поддержки; нет, у него команда хоть куда, просто сегодня всё идёт наперекосяк; на будущее вопрос поднять придётся: где плац построить строевой?
− Редкостное сочетание, говоришь? Ну-ну! − Тяжко Старшина вздохнул, ко мне повернулся левым боком. − Ладно, будь по-твоему.
Я меч обеими руками взялся тащить: куда там!
− Скажи, чтоб инвентарь пожарный не вздумали употребить. Не то ославим так, своим постыдно будет на глаза явиться, − сказал Евгений.
− Чего? − Чтоб не затевать дискуссию, рыжебородый грозно цыкнул, и бравые коротышки с облегчением отступили. Мы со всей ответственностью взялись за дело, и как будто стало получаться. Учитель придержал процесс, загадочно полыхнул очами, − синяя дуга ста восьмидесяти ампер пронзила ножны. Подумалось: хороший сварщик туго знает дело.
− Легче репку вытащить напару, − сказал я. − Диагноз ясен: либо в музей, либо пилить ножны нужно.
− Я дам «пилить»! − Старшина оружие своё выдернул из рук моих. − А ещё соискателями зовутся. С чем справиться варяги-коробейники не могут, заклинание тайное свершит. − Поднёс оружие к лицу, сущую нелепицу стал наговаривать об огне и ветре, о воде, о матушке-земле и соли-купоросе.
− Ну-с, мы пойдём, мешать не станем боле. Прощайте, ребятишки, − прервал его занятие Евгений.
Бросил шевелить губами Старшина, загадочно кивнул.
Сразу за мостом дорога на три рукава делилась. Из учительского плаща, могу поклясться, из глубочайшего кармана варежка – находка наша, выбралась сама и упала на ответвление влево.
− Так я и думал, − учитель согласился с нею; с народною приметой трудно спорить.
Косматый лес грустил поодаль. Чья-то добрая душа воздвигла указатель с конкретным правилом: «Непроходимый». Дорога выбора не оставляла, только напролом. Не удивился я нисколько, обнаружив на опушке камуфляжной маршрутное такси. Водитель приложил немало сил, чтоб путников завлечь в салон. Как все попытки потерпели крах, так и пригрозил, что поедет следом: «Учтите, коли жарко станет, достойнейшую я после плату запрошу».
И правда, некоторое время микроавтобус штурмовал колдобины, рычал в тылах… По мере углубления в чащу, дорога превратилась в тропку, местами пропадала вовсе, и нас не поставило в тупик только учителя чутьё. Чем глубже, тем мертвее и темнее становился лес, всё чаще кровожадные мерещились фигуры, всё норовили перебежать дорогу сзади. Как же я боролся с искушением оглянуться да которого схватить за воротник… Но тогда конец походу: коварный недруг ждёт того. Поэтому, чтоб гласом тварей распугать, я молвил спутнику: «Топор у стража на древке держится едва-едва… как-то несерьёзно».
− Заметил. Не подставлять же под расправу голову его. Солома, одним словом. Что скажешь о наконечнике копья?
− Сидит отлично.
− Эх, ты! Из глины наконечник, подкрашен краской. Под страхом оба проживают, что день придёт, и сам собою обнаружится обман. Кому Старшина, кому Апокалипсис.
Глаз у Евгения моего дражайшего намётан, я того не разглядел.
Вскоре стало так темно, что слуху больше доверять пришлось. Может, это обстоятельство и подвело. Ритмичные послышались удары впереди, правее чуть. По мере продвижения, ударных эхом оказался стук. В обманчивой глуши нашлось местечко для фанатов смертоносных ритмов. Свет голубоватым лезвием ударил по глазам − чужой, холодный. Евгения позвал я, ибо мудрейший вновь исчез, а предо мною тесовые воротища разверзлись, по обе стороны которых, сколько видел глаз, плясал из брёвен заострённых частокол. Внутри ограды здание в один этаж водилось − конюшня с доброй сотней окон. Свет с музыкой рвались наружу через них. Разве мы искали дискотеку?
Сказать по правде, я не мог привыкнуть к внезапным исчезновениям мудрейшего Евгения. Вечно пропадает, когда держать совет пристало. Но именно сейчас в достатке смелости нашёл я у себя, чтобы переступить порог.
Двор прибран, крошкой алого гранита посыпаны дорожки; невиданные на клумбах буйствуют цветы, хотя сам вид их навевал тоску. Вот фикусы причудливые в кадках, доска вчерашних объявлений и запах знаменитый, будто падаль некому убрать. Как видно, ландшафт-дизайнер яро взялся исполнять заказ, − хвать предоплату и, по обстоятельствам чрезвычайным, не вышел отдуваться.
Почётная доска с фасада засверкала: «Общежитие» − буквами аршинными, ниже − пятистрочье злобным, неразборчивым петитом. Однако, громкость потрясала не только слух, находилось в состоянии неустанного движения здание само, и потому петит к прочтению не годился совершенно. На крыльце парадном вахтёрша восседала с тетрисом обыкновенным… нет, показалось. Была она с вязанием штатным и с неприступностью на скулах.
− Как у йих мозги выдерживают? − проронила, глаз не поднимая. − К кому?
− Да я, собственно… Вы…
− Мы к Синей Шапочке, − вдруг вырос за спиной Евгений. Евгений, гуру и дружище, вовремя приходит.
Движения вальяжны и расчётливы, хоть по секундомеру проверяй. Вязанье бесконечное отложила, фундаментальное приподняла иго (имея передышку, стул маленько клея выдавил из трещин) и выудила книгу с данными о постояльцах, по ступенькам алфавита пальцем повела.
На букву «С» нужной «шапочки» не оказалось.
− На двоих − одна Синяя Шапочка? − переспросила. − С ориентацией порядок? Когда на севере произрастали пальмы, на юге свирепствовал собачий холод.
− Посмотрите на букву «Ша», − сказал я.
Очки напялила грациозно, по-великосветски, огрызнулась по-простецки:
− Что на неё смотреть? Букв много разных, похожих мало… Раз вы, молодые люди, незнаемых высот в образовании достигли, это не даёт вам права похваляться. У нас, представьте, на сто вёрст вокруг не сдали ни единой школы. Как под крышу подходило дело, так хозяин сыскивался новый. Богатеи, знамо дело, денежки под что спускают, − то институт девиц на выставку, то казино, корчму и прочий бизнес… «Ша» − это где-то ближе к эпилогу, верно?
Даваться диву впору, как безграмотная дамбообразная матрона угадывает из книги имена. На то она и память.
− Нашла! Вот они, все туточки, родненькие; Зелёная, Крапчатая, Бедная да Бледная и Синяя. Читаем будто: Синий Головной Убор на стройку молодёжную подался… Слыхали, нет ли, города пустеют, зарастают лесом, работы привалило − край непочатый. На трудокапитал иные принцы падки: и справить свадебку, и отложить на памперсы, тетрадки.
− Куда?.. − У меня театрально дрогнул голос. − Куда Красную подевали?
Фолиант захлопнула она, принялась за спицы.
− Кто ни приходит, всем Красную подавай. Журналисты, что ль? Сенсации вам тут не будет. Годков-то сколько ей, сам посчитай. Да померла Червонка той зимой, акурат как минское «Динамо» в чемпионы вышло. За общежитием ей обелиски установлены: от благодарных читателей, потом − от благородных писателей и ещё этих… благополучных издателей. Сходите, полюбуйтесь сами: по красной шапочке на обелиск стандартный вышло, со всем уважением к усопшей.