Страница 17 из 19
Он засмеялся. В полумраке блеснули его жемчужные зубы.
– Красный ты или белый – для меня это ничего не меняет. Я помню Тверь. Наш кружок, юность. Всё помню. Теперь же каждый из выживших блуждает впотьмах.
Суть последней фразы противоречила его уверенному тону. Уж он-то точно не блуждал. Уж он-то ясно видел цель. Юрий говорил что-то ещё, но я, снедаемый сытой сонливостью, уже не вполне осознавал смысл его слов. Моё железо вдруг сделалось невыразимо тяжёлым. Стоило немало труда приподнять обременённые кандалами ноги, чтобы кое-как уложить их на нары.
– Я осёл! – вскричал он. – Твои кандалы. Постой! Сейчас!
Он возился недолго. Металл скрежетал, соприкасаясь с металлом. Вскоре я почувствовал, как железная хватка на моих запястьях и лодыжках ослабевает.
– Ах, ты жертва термидора… Ну всё. Свободен!
Кандалы тяжело ухнули на каменный пол. На миг мне почудилось, будто вместе с ними я утратил и свои конечности, настолько им сделалось легко.
– История о том, как я сделался красным, и смешна, и банальна одновременно. Примерно так же разочаровываются в страстной любви. Рассказывать долго. Слушать скучно.
– Я готов слушать. Делать-то всё равно нечего.
– Постараюсь уложиться до рассвета.
Я примолк, прислушиваясь к тишине нашего подземелья. Никаких опасных звуков. Лишь потрескивают остывающие уголья в печке.
– За соглядатаев не волнуйся. Часовой спит. Твой сокамерник – тоже. Итак?
– Итак, я перешёл к белым вместе с отрядом Булак-Балаховича. Так уж получилось. Не внезапно, нет. Балахович имел предварительную договорённость с фон Розенбергом[7].
– С ротмистром фон Розенбергом я встречался в Петрограде. Присутствовал при его переговорах с представителем германского командования. Ротмистр Розенберг – честный офицер и вполне приличный человек. О чём ему договариваться с такой мразью, как Балахович?
Я вскочил. Перед глазами запрыгали белые сверкающие зайчики. Железо под моими ногами зазвенело.
– Юрка! Ты тоже участвуешь в этом!
Удар в грудь отбросил меня обратно на нары. Грохот получился ужасный, и мы оба затихли, прислушиваясь к темноте. Я слышал только скрежет собственных зубов – больше ничего.
– Какой ты горячий! – прошептал он едва слышно. – Да, я участвую. А что? Есть иной выбор?
– Выбор всегда есть. Например, умереть, – прошептал я.
– То-то я и смотрю. Ты не умирать ли собрался?
Смущенный его проницательностью, я затих. Действительно, мысль о смерти не казалась мне такой уж глупой. Смерть – возможный выход на все случаи жизни. Нет, я никогда не одобрял самоубийц. Но в наше бурное время возможностей умереть всегда предостаточно. Причём умереть красиво, защищая правое дело.
– Всё же я не пойму, Иван. Ты подался к красным, разочаровавшись в белом деле, или наоборот?
Он прикоснулся к моему лбу ладонью, безошибочно найдя его в кромешной темноте. Ах, похоже я погрузился в рассуждения о смерти, не заметив, что говорю вслух.
– Белое дело? Не сказал бы, что оно такое уж белое. Больше пятен, чем белизны. – Я отшатнулся, оттолкнул его руку. – Русскую землю попирают оккупанты. Армия генерала Краснова сформирована при содействии австро-германских оккупационных войск. На Украине по приблизительным прикидкам было двадцать пять вербовочных пунктов…
– Ты хорошо информирован… Двадцать пять вербовочных пунктов! Сам считал?
– Постой! Твой фон Розенберг, прежде чем передать командование фон Нефу[8], вел переговоры с германцами. Для этого в Петроград специально откомандировали некоего гауптмана. Фамилия не называлась, но он встречался в членами некоей гвардейской офицерской организацией…
– В Питере?
– В Питере.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Затем! Офицеры Генштаба столковались с германцами! Вот послушай, какие условия были выдвинуты: Русская добровольческая армия формируется по соглашению с императорским правительством Германии. Были определены и желательные районы формирования. Это русские области: Двинск, Вильна, Валк, Вольмар, Венден. Формирование армии должно производиться под прикрытием германских оккупационных войск. Армия комплектуется местными русскими офицерами и добровольцами. Но не только ими. Из Петрограда при помощи германцев должны быть переправлены офицеры и добровольцы. Причем многие из них предварительно должны быть освобождены из тюрьмы. В армию так же будут приняты русские военнопленные из лагерей в Германии. Командовать армией будет русский генерал с популярным боевым именем. Причем желательно было бы назначение генерала Юденича, генерала Гурко или графа Келлера. Назначенный командующим генерал будет иметь диктаторские полномочия. Денежные средства на содержание армии они надеялись получить у германского правительства заимообразно. Вооружение, обмундирование, снаряжение и продовольствие так же будут отпускаться германскими военными властями. Так же речь велась и о созыве Русского монархического съезда с целью формирования Временного правительства России. Все установления политического характера должны быть выяснены на Монархическом съезде и утверждены избранным Временным правительством. Армия по окончании формирования должна быть приведена к присяге законному царю и Русскому государству.
Устав от собственного красноречия, я замолчал. Юрий тоже безмолвствовал и не шевелился. Через несколько минут мне в голову пришла бредовая мысль, что он просто-напросто заснул под моё бессвязное бормотание.
– Почему же, ты рассуждаешь вполне связно.
Фраза, произнесённая им очень тихим голосом, оглушила меня, как оглушает залп гаубичной батареи.
– Наверное, был какой-то документ, подписанный неизвестным тебе гауптманом и офицерами-генштабистами? – тише прежнего спросил Юрий.
– Был. Я заучил его наизусть.
– Ты присутствовал на этой встрече?
Его неподдельное удивление показалось мне странным, но ответил я вполне искренне:
– Нет, конечно. Я не присутствовал. Документ мне показал Булак-Балахович. Он каким-то образом оказался у него.
– Да. Среди нас много предателей, – сказал Юрий.
– И батька Балахович главнейший из них. Грабитель и вешатель. Ты упомянул о предательстве, а я ещё добавлю казнокрадство!
– Оставь Балаховича. Потом. Расскажи о документе. Он действительно был? Кем же подписан со стороны германцев?
В голосе моего собеседника звучало не вполне понятное мне сомнение.
– Не думаю, что это было именно соглашение, – промямлил я. – Скорее записка, подписанная чинами Генштаба и адресованная германскому командованию в Ревеле.
Я помалкивал, пока Юрий, как мне показалось, обдумывал мои слова. Я не мог видеть выражения его лица, лишь что-то смутное шевелилось прямо передо мной, сгусток мрака, размытый ночной темнотой. Но всё же теперь я был уверен в том, что всё переменилось и Юрий совсем не тот, каким явился ко мне бог весть откуда.
– Ты не сказал главного, – проговорил он наконец. – Какие же задачи ставятся перед этой армией?
– Задачи армии, – продолжил я, глубоко вздохнув, так гимназист отвечает перед классной доской назубок заученное упражнение. – Первое: наступление на Петроград и свержение большевизма. Второе: поддержание законной власти. Третье: водворение порядка во всей России.
– Всё?
– Что же может быть ещё?
– Германские войска. Обеспечив армию всем необходимым, они удаляются восвояси под бравурные марши во благо России? Может ли такое статься?
– Возможно, германские войска будут следовать за армией для поддержания внутреннего порядка и престижа власти.
– Иными словами, германские войска участия в подавлении большевизма не принимают? Так было указано в документе?
– Возможно. Ах, это я позабыл.
– Так же, как и имена подписавших документ генштабистов?
– Нет. Имена я помню. Назвать? Впрочем, тебе-то зачем…
– Конечно. Тем более, они мне известны.
7
Гвардии ротмистр В.Г. фон Розенберг в конце 1918 года – начальник штаба Особого Псковского добровольческого корпуса, в дальнейшем преобразованного в Северо-Западную армию.
8
Генрих Генрихович фон Неф (1880–1950) – полковник лейб-гвардии 4-го Стрелкового полка, герой Первой мировой войны. Участник Белого движения в чине генерал-майора. С ноября 1918 года по январь 1919 года временно командовал Отдельным Псковским добровольческим корпусом.