Страница 25 из 27
Кто-то что-то говорил ей, спрашивал, а она только мотала головой, пытаясь отстраниться от всех, а в ушах шумело. Потом какой-то декоратор сменил обстановку вокруг, заменяя трассу тёмно-голубыми стенами, и Поля закрыла глаза, позволяя сну охватить её целиком.
Ей снился сад, и она слышала такое отчётливое пение соловья, что казалось, будто он находится совсем рядом. Полина лежала в шезлонге, а рядом с ней прямо на траве сидел Стёпа, который ничего не говорил, лишь поглаживал её по руке. Эти касания были лёгкими и приятными, как будто кожу щекотали крылья бабочки. И отсюда никуда не хотелось исчезать. Здесь были только её мир и только её Стёпа. Тот, которого она сама себе придумала.
Выбираться из этого сна оказалось сложно, хотя, Поля чувствовала, что ей нужно проснуться. Что-то изменилось вокруг, просто она пока не понимала, что именно. Сон стал исчезать, подобно дымке, а вот приятные касания остались.
Поля нехотя открыла глаза, возвращаясь в декорации, состоящие из тех самых стен, что сменили собою улицу, и первое, что увидела, были глаза Стёпы. Он сидел рядом с ней и гладил её по руке, тут же остановившись, стоило ему понять, что она больше не спит. Сон исчез, а вместе с ним исчезло и ощущение, что у неё есть совсем другой Степан. Этот мужчина, который сейчас смотрел на неё с таким страхом за её состояние, был не им. Не тем, которого она выдумала для себя в своём сновидении.
Она вообще, как оказалось, предпочитала выдумывать себе что-то и слепо верить в это.
Наверное, именно так ей было легче. И именно так было возможно хоть как-то существовать в реальности.
— Как ты? — прошептал Стёпа, нерешительно убирая от неё руку.
— Хорошо, — кивнула Полина, прикрывая глаза.
Ей очень хотелось, чтобы он оставил её в покое, и чтобы всё вокруг исчезло, и она осталась одна. Наедине с собой и со своим ребёнком.
— Как второй водитель? Что с ним?
От этого вопроса по лицу Стёпы прошла тень, которую Полина, впрочем, не видела, потому что так и продолжала лежать с закрытыми глазами. Но если бы могла лицезреть, как быстро изменился в лице Степан, быть может, поняла бы всё сама.
— Я не знаю, Поля, но, кажется, он погиб.
Она широко распахнула глаза, пытаясь унять отчаянно колотящееся сердце. Погиб…Невозможно. Это произошло в первый раз за всё время, пока она участвовала в заездах.
Поля закусила губу, стараясь не расплакаться. Даже если это был кто-то из новеньких, кого она не знала, всё равно, известие было ужасающим. Страшным.
— Тише-тише! — произнёс Стёпа, снова начиная поглаживать её по руке, но теперь эти прикосновения показались ей неприятными. — Тебе нельзя волноваться, — он словно бы смутился и отвёл взгляд, через мгновение снова переводя его на лицо Поли. — Из-за нашего ребёнка.
Если ей и казалось до этого момента, что она совершенно не умеет злиться, то теперь Полина поняла — она вполне способна испытывать самую настоящую агрессию. Внутри вспыхнула такая обжигающая буря злости, что оставалось дивиться самой себе. Степан считает, что имеет право говорить о ребёнке, как о своём! И это после того, что он наговорил её тогда, у него дома!
«И тебя, и папашу этого… ребёнка!», — всплыли в мыслях слова Степана, и Поля в очередной раз поразилась тому, как сильно она была зла сейчас.
Внутри властвовала самая настоящая фурия, способная уничтожить любого, кто собирался хоть каким-то образом заявить свои права на то, что принадлежало только ей.
— О каком ребёнке речь, Степан? — язвительно улыбнувшись, поинтересовалась Поля, с удовольствием наблюдая за тем, как на лице Стёпы расплывается растерянность. — Твоего ребёнка больше нет.
Теперь растерянность сменило такое выражение, которое напугало Полину, заставив усомниться в том, что она говорила. Страх, неверие, ужас от того, что он услышал.
— Как нет? — тупо переспросил Степан, впиваясь взглядом в её лицо.
— Так — нет. Твоего ребёнка больше нет.
Ей казалось, что она не врёт ему. Его ребёнка больше не было. Был только её малыш, которого она собиралась защищать от всех всеми правдами и неправдами. Его же ребёнок умер тогда, когда он сказал эти свои дурацкие поздравления.
— А теперь уходи, — прошептала она, прикрывая глаза.
На неё накатила просто жуткая, удушающая слабость. От всего пережитого, от призрачного ощущения, что всё окончено. И в этой слабости было на удивление привычно и приятно. Она расслабляла, убаюкивала, обнимала.
— Уходи, — снова выдохнула Поля, и Стёпа подчинился, вставая со своего места и скрываясь за безликими дверями палаты.
Разум словно бы отключился, а тело действовало само по себе, устремляясь из кабинета туда, где была Полина. Она была, была, была… Именно эти мысли преследовали Степана, когда он чётко и выверенно вёл машину в сторону трассы Скандинавия. Больше он не мог ни о чём думать, кроме этих жутких слов Артура, которые до сих пор звучали в его голове.
Разбилась. Насмерть.
Она разбилась, а вместе с ней разбился его мир. Он вспомнил, как она приходила к нему в последний раз (нельзя, нельзя говорить себе слово «последний»!) и как сообщила о ребёнке. Теперь он знал, чувствовал, что это был его ребёнок, потому что по-иному быть не могло. Никогда бы Полина не пришла к Стёпе, чтобы сообщить ему о чужом малыше, слишком бредово это звучало даже наедине с самим собой. Что же он будет делать, если слова Артура подтвердятся? Похоже, останется просто лечь и тихо сойти с ума.
Она была первой, кто смог приручить его. И с кем ему хотелось просыпаться каждое утро, просто обнимая и прижимая к себе тёплое податливое тело. До этого он предпочитал любить на расстоянии, и именно эти чувства считал самыми правильными. Для себя, по крайней мере. И вот теперь, когда он потерял Полину, все его дурацкие принципы оказались до примитива отвратительными!
Большая площадка неподалёку от трассы Скандинавия была полна народу. Множество ребят, большинство из которых были одеты в разноцветные слитные костюмы, стояли небольшими группами и никто не спешил разъезжаться.
Степан припарковал автомобиль, двигаясь на чистом автопилоте, медленно распахнул дверцу и вышел в жаркий майский день, тут же ища взглядом Артура. Пусть за это время выяснится, что всё это неправда, и кто-то на небе что-то чертовски напутал. Пусть одной из этих людей в комбинезонах окажется Полина, и он тогда просто обнимет её, прижмёт к себе и скажет, что больше никуда не отпустит.
Степан двинулся к центру этой площадки, безостановочно ища глазами в толпе Артура, и стараясь думать только о том, что всё это — чудовищная ошибка.
— Стёпа, я… — Артур нашёлся сам, просто возникнув рядом.
Степан перевёл на него невидящий взгляд, а потом услышал то, что буквально выбило из Степана воздух.
— Тут возникла неразбериха. Насмерть разбился водитель почти такой же машины, как у Поли. Произошла ошибка, с Полей всё в порядке, она во второй областной…
Дальнейшее Стёпа уже не слушал, разворачиваясь на месте и быстро шагая к своему автомобилю.
«Поля жива, с ней всё в порядке. С ней всё в порядке…»
У неё была очень нежная кожа, а глаза, которыми она взглянула на него, едва пришла в себя, были полны жидким агатом. И в этом агате плескалась странная угроза. Полина и угроза — совершенно несовместимые вещи. Он что-то говорил ей, какие-то абсолютно неважные и одновременно самые нужные на свете вещи, ведь самым главным было то, что он и она сейчас рядом и всё позади. А Поля смотрела на него, и в её взгляде плескался арктический холод. Он не знал причину этого холода, но долго теряться в догадках не пришлось. Полина объяснила ему всё сама. Казалось бы, ещё несколько часов назад Степан и думать не мог о том, что у него будет ребёнок, а именно сейчас, когда оказалось, что их малыша больше нет, чувство невыносимой потери, сродни тому, что он ощутил от известия о смерти Поли, охватило Стёпу целиком. Когда же Поля добавила ужасающее в своей простоте слово «уходи», он снова впал в состояние, когда тело двигалось само по себе. Нужно было исчезнуть, скрыться, пропасть, чтобы только больше не приносить боль тем, кто был рядом и кто любил его.