Проклятые

Почему так долго? Может, что пошло не так? А вдруг в последний момент что-то не получится? Тревожные мысли терзали ее, и, нервничая все больше, Кэрол ходила взад-вперед по мокрому асфальту.

Услышав, как скрипнули открывающиеся ворота, она резко обернулась. Медленно и неуверенно тот, кого она ждала, переступил границы тюрьмы, и, оказавшись за воротами, растерянно замер. Тяжелые железные створки с грохотом захлопнулись за его спиной, заставив вздрогнуть.

Обернувшись, он посмотрел на высокую ограду, как будто не веря в то, что находится за ее пределами.

— Мэтт!

Повернувшись на знакомый голос, он улыбнулся. Подскочив к нему, Кэрол на мгновенье остановилась, жадно ловя его взгляд, не веря, что между ними больше нет никакой преграды. Неужели это действительно случилось?

Неужели, если она сделает еще один шаг, она не наткнется на невидимую преграду, и прозрачное стекло не остановит ее? И она сделала этот шаг, бросившись в его объятья, о которых так мечтала. Он прижал ее к груди и глубоко вздохнул. Это был вздох невероятного облегчения, вздох обреченного, измученного человека, которому вдруг вернули жизнь. Свободу.

Вот так, сжимая друг друга в крепких объятьях, они, казалось, простояли вечность… а может быть всего лишь мгновенье. Оторвавшись от его плеча, Кэрол подняла лицо и улыбнулась. И он, не удержавшись, наклонился и страстно поцеловал девушку. Обвив руками его шею, она прижалась к нему, отвечая на горячий поцелуй.

— Я люблю тебя… люблю так, как никогда и никого за всю свою жизнь, — прошептал он.

— Я тоже люблю тебя!

— До сих пор не могу в это поверить.

— Почему? Разве я не доказала свою любовь?

Он улыбнулся. Подобрав зонтик, который она уронила в порыве радости, он встряхнул его и поднял над головой. Взглянув на небо, тихо шепнул:

— Дождь. Небо черное. Словно Он не рад моему освобождению.

— Ну, что ты, совсем наоборот! — возразила Кэрол и взяла его под руку, прижавшись щекой к плечу. — Дождь — хорошая примета. Он промывает твою дорогу, дорогу в новую жизнь. Значит, она будет чистой и гладкой. Ну же, почему ты такой печальный? Ты что, не рад тому, что свободен?

— Рад, рад так, что даже страшно. Кажется, что это сон, и когда я проснусь, окажусь снова там, — он бросил опасливый взгляд на высокую ограду.

— Пойдем отсюда. Тебе просто надо свыкнуться с мыслью, что «это», — она кивнула туда, на что он смотрел, — осталось позади.

— Я отвык от воли, я не знаю, что мне теперь с ней делать. Я мечтал, а теперь, когда снова оказался в этом огромном мире, я теряюсь. Мне даже страшно, — признался он.

— Конечно, страшно, но это пройдет, ты привыкнешь, — заверила девушка, уводя его от этого проклятого места, которое способно так ломать людей. — У тебя есть мама. И я. Мы поможем тебе.

Ее слова, ее уверенность приободрили его. Его походка стала уверенней. Он вступал в мир, от которого отвык, шел навстречу новой жизни. Что ждет его в этой жизни? Почему ноги не хотят идти, почему как-то странно сжимается сердце? Если признаться самому себе, он до последней минуты не верил в то, что будет свободен. Он был шокирован, ошеломлен, растерян.

Как странно, но, оказывается, освобождение после длительного заключения потрясает и выбивает из колеи не меньше, чем когда впервые оказываешься в тюрьме. А осужденный пожизненно, свыкшийся с этой мыслью, для которого вдруг обретенная свобода — настоящее чудо, может вообще не оправиться от такого шока.

Кэрол изумленно поглядывала на него, не понимая, что с ним происходит. Да и как она могла понять?

Он сам этого не понимал.

А когда они вышли из такси возле аэропорта, Кэрол увидела грязную оборванную старуху, которая когда-то прицепилась к ней и Джеку. Схватив Мэтта под руку, она поспешила к аэропорту, и вдруг с ужасом заметила, что старуха направилась к ним.

— Подайте несчастной бездомной на хлеб, дети мои, — запричитала старуха на ходу, быстро приближаясь. — Не дайте умереть с голоду!

Мэтт приостановился и посмотрел на нее.

— Нет, Мэтт, пойдем, скорее. Я знаю ее, она чокнутая и злая. Гадости говорит. Не разговаривай с ней.

Тем временем старуха уже преодолела разделяющее их расстояние.

— Ах, сынок, какой красавец — глаз радуется! — затараторила нищенка. — Судьбу твою предскажу, дай денежку, не пожалей для несчастной старухи!

— Мэтт, пойдем, пожалуйста! — взмолилась Кэрол.

Но он подарил старухе добрую улыбку и положил в ладонь зеленную купюру. Согнув ее кривые пальцы, он прикрыл их своей крепкой ладонью.

— Возьми, мать.

Она осклабилась, обнажив беззубые десны, с любопытством разглядывая его лицо, и вдруг ее всю перекосило, она отскочила от него, уронив деньги в грязь.

— Проклятый! Проклятый! — завизжала она в припадке, прижав трясущиеся руки к дряблым щекам. — Убийца!

Мэтт смертельно побледнел и попятился от нее назад.

— Кто допустил, кто?! — вопила ненормальная, обращаясь к прохожим. — Хватайте его! Это убийца!

Люди удивленно поглядывали в их сторону, подозрительно присматриваясь к Мэтту. Схватив его за руку, Кэрол быстро повела его прочь.

— Беги, беги, от судьбы все равно не убежишь! Ты проклят, проклят самим Господом! Беги, беги к своей смерти, она уже ждет тебя, поспеши!

Старуха залилась невыносимым звонким хохотом.

— Потерпите, девочки, он скоро будет с вами, — сказала она кому-то невидимому перед собой. — Он уже бежит, к вам бежит!

За все время посадки Мэтт не сказал ни слова. Расстроенная до слез, Кэрол пыталась «достучаться» до него, объясняла, что эта старуха ненормальная, рассказала, что она всем желает смерти, что то же самое она кричала Джеку. Что нельзя обращать внимание на ее слова, потому что это всего лишь бред сумасшедшей.

— Но как она узнала? — наконец-то, подал голос Мэтт, когда они уже взлетели.

— Мэтт, о том, что Джек боролся за твое освобождение, писали во всех газетах, передавали по всем каналам. Я сама видела в газетах твои фотографии, сделанные еще во время суда, которые достали из долгого ящика и снова поместили на первые полосы. Есть люди, которые не хотят признавать факты, не желают принять правду, привыкнув к тому, что убийца — ты. Ты не должен обращать на это внимание. Они скоро успокоятся, забудут, а пока просто не слушай… Будь, как Джек, он всегда игнорирует нападки в свой адрес, говорит, что обращать внимание на недалеких идиотов — себя не уважать. А слушать такую сумасшедшую, как эта старуха — просто глупо.

Кэрол попросила у стюардессы коньяка и попросила Мэтта выпить.

Он не возражал. Вскоре Кэрол с облегчением заметила, что он успокоился.

— Эту бы старуху да в зону, всех заключенных разогнала бы за минуту, — пошутил он. — Или они бы ее прихлопнули…

— И правильно бы сделали! Представь, что она вот так на всех кидается и пугает! И куда только полиция смотрит?

— А деньги-то выбросила. Выходит, не такая уж голодная.

— Да подобрала она их, когда мы ушли, руку даю на отсечение, — усмехнулась Кэрол.

Она смотрела на него и не могла насмотреться. Он был гладко выбрит и причесан, но все равно почему-то выглядел несколько неряшливо, может из-за старой потертой одежды. За последние месяцы он поправился, и теперь не выглядел таким худощавым и замученным.

Ничего, Кэрол собиралась его преобразить так, что его родная мама не узнает. И не далее, как сегодня.

Когда она предложила поехать сначала к ней, чтобы он переоделся в то, что приготовила для него Кэрол, и вообще привел себя в порядок, он согласился так быстро и без колебаний, метнув в ее сторону загоревшийся взгляд, что щеки девушки медленно залились румянцем. Ее предложение привело его в прекрасное расположение духа, и Кэрол не могла не понять, с чего это вдруг он так повеселел, забыв о противной старухе, о страхе и неуверенности перед обретенной свободой.

Кэрол была только рада, что он начал приходить в себя.

— На меня все смотрят, — заметил он. — Наверное, от меня прет зоной за версту.