Страница 6 из 17
– Ого.
– Да. Она пригласила своего бывшего… Не представляю, что заставило ее это сделать… Самое забавное то, что ее бывший в прошлом жуткий гомофоб. А тут он захотел попробовать. Удивительно иногда, как медленно люди к этому приходят.
– А что было потом?
– Становилось только хуже. Мы много ссорились. Точнее, она много раздражалась. Ей не нравилось, что я провожу с друзьями больше времени, чем с ней. Но я не мог с этим ничего поделать. Наверное, это действительно было так. Я уже говорил, что мы с подругой иногда собираемся здесь на ночь, запасаемся всем необходимым для ликвидации побочек и закидываемся колесом. И в этом состоянии ты в принципе не можешь как-то резко реагировать на действительность. Ты расплываешься, хочешь раствориться в эйфории, слушать музыку и не двигаться… Не понимаю, например, тех, кто занимается сексом под кайфом.
– Ты пробовал?
– Да.
– И как?
– Ужасно. Очень сложно сосредоточиться. Практически невозможно. Когда ты под колесом, тебе хочется просто ловить нирвану. Это же и так чистый секс. И мефедрон, кстати, этот так же действует – это чистый секс. Такова природа этой эйфории… Так. Вернусь к ситуации. Мы закинулись с подругой колесом и лежали, наслаждаясь. И тут пришла Ира. Она практически ворвалась в квартиру. Влетела, «как нате». Я закрыл дверь в комнату. Еле стою, заслоняю собой квартиру от этой бури, самого настоящего урагана. А там под кайфом на кровати лежит подруга. Ира кричала… Это была истерика… Тут тонкие стены. Сам слышал, как хорошо слышно происходящее у соседей. И она кричала что-то типа «Ты конченый нарколыга», «Скоро сдохнешь», «Тебя с твоим отношением к людям никто никогда не полюбит». А я стою, не понимаю до конца, что происходит. В результате она просто ушла… Потом, через время, написала мне: «Извини за доставленное беспокойство». На этом все закончилось.
– Грустная история.
– Да, это так.
– Возможно, она была права, когда говорила, что меня никто никогда не полюбит. Иногда я думаю… Я читал цитату из твоего романа про милых мальчиков. Про создания и создателей. Иногда я думаю, что я тоже такой милый мальчик. Что будет со мной в будущем, когда молодость уйдет?
– Ты не похож на милого мальчика, уж поверь. Ты больше, чем это. Ты умен. Ты оригинален. Ты личность. Да и в какой-то степени мы все милые мальчики.
– Но, скорее всего, она права в том, что меня никто не полюбит.
– Нет, тебя точно полюбят. Поверь мне! Другое дело – то, что полюбить тебя будет изысканной формой страдания. Настоящий наркотик. Это правда.
– Еще воды?
2019
Сны
Элегия
Julee Cruise – Mysteries of Love
Квартиры. Квартиры. Квадраты в квадратах. Параллелепипеды, перерезанные параллелепипедами. Светящиеся линии, сходящиеся и расходящиеся. Огни в домах, собирающиеся в хороводы звезд, падающих с неба. Вибрирующие лампы, бьющиеся в такт сердцу. Сколько их было? Сколько будет? Что нам отпущено?
В осколках зеркала – отражение. Обрывки молочных стен, вырезки из книг и тетрадей, рамки открыток у окна, зарево взорванного мира Антониони вдалеке, за пустотой деревьев и холодом железнодорожных путей. Тепло света, разрезаемого кистями рук. Отголоски тишины. Бесконечной глубины.
Касаться плеч. Рисовать тонкую линию шеи. Прикасаться к живому чуду. Скользить пальцами по пальцам. Дышащая жизнь, умирающая на белых страницах. Взмах ресниц. И взгляд, выливающийся из границ, капающий на белую постель, заливающий пол, затапливающий комнату. Чистые голубые потоки светящейся материи, отравляющие мое сознание. И губы. Бесконечно живые и мягкие губы, прикосновение к которым подобно прикосновению к иконе… В этот момент можно поверить в Лауру. Недосягаемую, воображаемую Лауру. Но разве менее реалистична она от этого?
– Кто любил тебя?
Как далеко это сияние. Зачем разграничивать это чувство и жизнь? Наверно, потому, что кажется, что вся жизнь не стоит и секунды этой эйфории… Воронка затягивает. Посреди синего сумрака, в отражении зарева горящего города, словно на станции в космосе, вещи сползают в черную дыру. И мы в эпицентре. Ты черная дыра, величайшая звезда в ночном небе. Хочу утонуть, исчезнуть в твоей тишине, в твоем сиянии.
Бегущие под колесами полосы, сливающиеся в одну грязно-белую линию жизни. Гудки и крики. Провода, обтягивающие кожу. Волосы, блестящие в мимолетном сверкании осеннего солнца. Музыка, под которую танцуют секс. Люди. Глаза, смотрящие в запуганном омертвлении. Мысли, взлетающие, словно птицы, сбитые случайным выстрелом, пустые слова, словно бутылки на мусорной свалке. Отказался бы ли от этого? Ради синего сумрака среди белых стен, отражающих полыхание мира. Ради тишины льющегося взгляда. Ради вечного молчания. Ради разноцветной эйфории небытия…
– Я боюсь тебя.
Страх расщепления. Можно ли упасть и разбиться? Можно довериться? Притяжение смерти. Она в синем бархате. Она похожа на тебя… Я закрою глаза. Твои глаза закрыты. Я открою глаза. Твои закрыты. Закрою. Твои глаза закрыты. Неужели? Снова открою. И встречу твой бесконечный голубой взгляд. Утону в улыбке…
Эта нежность сверкающего металла. Все тоньше и тоньше нить. Почти излом. Недосягаемый призрак. Коснется лишь раз и увянет.
– Ты исчезнешь после этого?
Испуганный взмах крыльев. Полет. Свободное падение.
– Сохраним интригу.
Вращается, крутится черная дыра. И комната вертится, словно карусель.
Голубая мягкость. Трещина из нежности. Туман. Спящий пар. Танцующий в темноте. И призрак рядом кружится. Пьяная соната. Теряться в лабиринтах. Закрывать в спешке люк за люком, опускаясь на дно океана. Все ниже и ниже, возносясь все выше и выше. И хочется верить, что ничего не важно, что ничего не страшно, когда любишь…
Лишь сон. Исчезла ночь, словно утонув в черной дыре. Как вода, утекло все сквозь пальцы. Интрига сохранена. Исчез…
2019
Милые мальчики
Новелла
Shortparis – Нелюбовь
БЛАНШ. Это называется грубой похотью… да, да, именно: "Желание"! – название того самого дребезжащего трамвая, громыхающего в вашем квартале с одной тесной улочки на другую…
СТЕЛЛА. Будто бы тебе самой так ни разу и не случалось прокатиться в этом трамвае!
БЛАНШ. Он-то и завез меня сюда…
– Т. Уильямс «Трамвай "Желание"»
Они спускались все ниже и ниже. Дорога продолжала идти под откос, а дна этого шоссейного колодца так и не было видно. Лобовое стекло было усеяно каплями моросящего дождя, и дворники с усердием носились туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда.
Мокрый ветер проскальзывал внутрь кабины через приоткрытое боковое окно. Маша грызла семечки и выбрасывала в него шелуху, которая, на миг мелькнув градом, пропадала из виду.
– Малыш, подай лимонад, – играючи бросил Лёня.
Он скользнул взглядом по ней и слегка прикусил кончик языка.
Маша отложила пакетик с семечками в сторону и, немного повозившись, достала с заднего сидения ярко-оранжевую бутылку.
– Спасибо, малыш, – проговорил Леня.
– Сколько мы уже в дороге? – спросила она в ответ. – Мы едем целую вечность!
– Не знаю. Разве это важно? Тебе не нравится быть со мной?
– Какой ты глупый, – усмехнулась Маша, взгромождая пакетик с семечками вновь на свои колени.
Леня слегка сжал руль под своими ладонями, и тот приятно отозвался томным скрипом. Он любил свою машину. Ее подчиненность ему, готовность отозваться на любую его мысль, прогнуться. Сила, полностью под его контролем. Что-то возбуждающее было в этом контроле. Странная, внезапная идея…
Леня оглянулся на Машу и усмехнулся. Кровь сегодня разыгрывалась в нем, и он как никогда чувствовал, что его тело – та же машина, гудящая и стонущая, рвущаяся сквозь сырость и грязь, скрывающая дикую силу. Да, она знает какую… Футболка и джинсы сдавливали его тело, и от этого ему становилось еще жарче и томительнее.