Страница 27 из 32
Он видел, что Занете нелегко было взять голову Сяна Юя, но рыцарь повиновалась, и они плечом к плечу вышли из шатра.
Хотя до Черного Леса, где бушевал пожар, оставалось почти двести шагов, в лицо им ударила волна жара. Тут было трудно дышать. Северный ветер гнал черные клубы дыма к лагерю, в воздухе носился пепел, плясали искры. Повсюду распространялась ужасная вонь горелой плоти. Гамрат посмотрел на север, и ему почудилось, что пламенем объят весь мир.
– Это не кажется победой… – растерянно пробормотала Занета. – Столько мертвых…
– Ты знаешь легенду о фениксе? – спросил Великий магистр.
– Предания песоедов меня никогда не интересовали.
– А зря. Феникс – символ справедливости и чистоты. Сражаясь за правое дело, он пожирает сам себя, сгорая в собственном пламени. Но, погибая, он возрождается вновь, восстает из пепла.
Гамрат посмотрел на малышку в руках Занеты. Женщина завернула ее в потрепанный шелковый платок, который ее дядя Ян фон Таноу когда-то получил в дар от печальной императрицы.
– Мы назовем ее в честь первой императрицы, о которой повествуют древнейшие летописи. Великой миротворицы, объединившей враждующие королевства. Мы дадим ей имя Сасмира. Это дитя станет нашим фениксом, Занета. Она восстала из пепла на этом поле боя. Яркое пламя, за которым последуют все, кто отвратится от ложных обещаний князей. Я отвоюю для нее трон – или погибну, пытаясь вернуть ей бразды правления. Она станет нашей императрицей!
Сасмира устремила на него взгляд голубых глаз, и Гамрату вдруг почудилось, что это дитя, которому еще меньше часа от роду, понимает каждое его слово.
– Дитя мертвой, пришедшее в этот мир на поле боя, где не ведавший поражений военачальник во главе непобедимой армии проиграл горстке храбрецов, – торжественно изрек Великий магистр. – Это не просто дитя. Сегодня родилась легенда – из тех, что появляются раз в тысячу лет. Легенда о Сасмире.
18 лет спустя
Цилия, южнее Швертвальда, ранний вечер, 11-й день месяца Вина, год второго восхождения Сасмиры на престол
– Быстрее! – крикнул Милан. Сняв меч с пояса, он держал его в руках, чтобы легче было бежать.
Сзади раздавались тяжелые шаги Раинульфа – лучник отличался выносливостью, но бегал не очень быстро.
Милан встревоженно посмотрел на багровеющее в небесах солнце, которое уже спустилось к поросшей густым лесом гряде холмов на западе.
– Скорее! Грим появляется в сумерках! – запыхавшись, крикнул он.
– Сворачиваем налево! Дубовая роща где-то в той стороне! – откликнулся Раинульф.
Перепрыгнув через спутанные корни, коварно подстерегавшие его на пути, Милан чуть не упал, неудачно коснувшись ногами мягкой земли. Юноша затравленно посмотрел на север. Там высился густой, перемежавшийся скалами сосновый лес с кустистым подлеском. В тех местах никто не собирал дрова и не рубил деревья. Темный, мрачный лес. Оттуда-то и придет грим.
– Мы успеем! – Раинульф все-таки догнал его.
Лучник говорил совершенно спокойно – казалось, от бега он ничуть не уставал. Судя по всему, он мог бежать вот так еще полночи. Обветрившееся лицо с широким подбородком и узкими губами наводило на мысли о том, что этот человек редко укрывался от непогоды в каменных стенах. Ветер и солнце предопределили его облик. Раинульф вырос в Швертвальде, где промышлял браконьерством. В какой-то момент он стал охранником герцогини Фелиции, Меча Роз, а затем и ее любовником. Он успевал выпустить три стрелы до того, как первая била в цель. И хотя знакомство Милана с лучником оказалось не самым приятным, сейчас в этом мире не было ни одного человека, которому он доверял бы больше.
Громкое хрюканье отвлекло Милана от его мыслей.
– Он все еще со свиньями, – отметил Раинульф.
Юноша ругнулся. В деревне им сказали, что мальчик обычно возвращался домой, когда уже темнело. Поэтому-то они с Раинульфом и побежали сюда, пока крестьяне созывали домой других пастухов. Грим никогда не заходит в селение. Он ищет жертву вдали от человеческого жилья. Как правило – в лесу.
Крупная розово-черная свинья протопала мимо Милана, водя носом над землей в поисках желудей.
– Паоло! – позвал Раинульф.
Милан обогнул свинью, которая не обратила на него ни малейшего внимания, и направился вниз по пологому склону, ведущему к небольшому оврагу. В обрамленном дубами овраге виднелось почти высохшее болотце. В растрескавшейся грязи перед болотом нежились свиньи – ворочались, валялись, дремали.
Юноша обеспокоенно посмотрел на холмы, которые виднелись на западе. Закатное багровое солнце уже наполовину скрылось за деревьями.
– Убирайся! – Из-за дуба, угрожающе занеся пастуший посох, вышел мальчишка лет одиннадцати. Он был бос и одет в длинную грязную хламиду. – Тебе моих свиней не отобрать!
– Паоло… – Милан попытался успокоить мальчика.
– Убирайтесь! – Паоло заметил и лучника.
Раинульф невозмутимо прошел мимо Милана, перехватил посох, когда мальчик попытался его ударить, разоружил Паоло и, недолго думая, силой подхватил ребенка и зажал под мышкой. Мальчишка изрыгал проклятья и трепыхался. И все это – за время трех биений сердца.
– Пойдем? По дороге объяснишь ему, зачем мы здесь.
Милан ошеломленно уставился на него:
– Да… Мы…
Его спутник направился прочь из оврага. Свиньи его ничуть не интересовали.
– Мои свинки! – протестовал Паоло. – С меня шкуру спустят, если я вернусь в деревню без них.
– Не сегодня, – ответил Милан. – Сегодня…
И тут из тени дуба справа вышло что-то черное, огромное… Медведь – только в два раза больше, чем обычно бывают медведи. Чудовище издало глухой гортанный рык – и помчалось за ними.
– На ближайшее дерево! – крикнул Милан.
Раинульф подсадил пастуха, и мальчишка схватился за одну из нижних веток.
– Проклятье! – Милан подпрыгнул, цепляясь за ветку. – Раинульф, быстрее! Ему нужен пастух, но я уверен, он и нами не погнушается, если мы встанем на его пути.
Лучник попятился.
– А ты знаешь, что медведи вообще-то умеют забираться на деревья? – Раинульф достал стрелу из колчана.
Этого Милан не знал. Да и откуда он мог узнать такое? Он вырос под присмотром строгого отца, который заставлял его изучать легенды и упражняться в искусстве фехтования на мечах. О медведях и прочих диких животных ему ничего не рассказывали. Но в гримах он разбирался. Милан знал все легенды острова Цилии об этом чудовище. И по легендам, когда грим выбирает себе жертву, он преследует ее, пока не сожрет. Впрочем, вероятно, грим может делать и все то, на что способны обычные медведи.
Чудовище встало на задние лапы.
– Нам нужно подняться выше! – испуганно крикнул Милан.
Пастух уже карабкался к верхним веткам дуба, и юноша последовал за ним. Грим ударил могучей лапой по ветке, на которой Милан только что сидел. Когти существа прошли всего в паре пядей от него.
В широкую спину грима вонзилась стрела, но чудовище этого, казалось, не заметило. Оно обхватило ствол векового дуба, будто обнимая дерево. Захрустела кора. Когти впились в древесину, и гигантский медведь начал забираться наверх.
Милан карабкался все выше. Дуб был старым. Удержат ли вес грима раскидистые ветви толщиной в человеческую ногу, расходившиеся от ствола во все стороны? Но пока что чудовище на ветки не опиралось. Оно поднималось по стволу.
Стрела вошла в кору дуба, и Раинульф ругнулся.
Как лучник мог промахнуться в столь большую цель с такого маленького расстояния? На Раинульфа это было не похоже. Но вполне укладывалось в легенду. Грим всегда пожирал выбранную жертву: точильщиков и брадобреев, ходивших от поселения к поселению, пастухов, бродячих торговцев, заблудившихся путников или детей, заигравшихся в лесу и зашедших в чащобу. Описание жертвы грима разнилось в зависимости от того, в какой части Цилии эту легенду рассказывали. Неизменным оставалось одно: крестьяне, объединившиеся в борьбе с гримом, всегда проигрывали. По разным версиям легенды в герцогствах Швертвальда, грима мог одолеть Стрела Роз, Стрела Змей или Стрела Чаш – лучник, которого герцог назначил командиром своих стрельцов, обычно человек опытный и упрямый, уже немолодой и пользующийся всеобщим уважением. По легенде, он убивал грима одним-единственным выстрелом в глаз.