Страница 14 из 25
– Нет, так не уйдете! – вскрикнул Кирилл Петрович, испугавшись собственного голоса. Зажал рукой рот. Сдерживает слова, порывы души. С сожалением посмотрел на молодую мать. На ребенка в коляске. Не разбудил! Малютка посапывает носом – сладко спит. Попросил: – Можно вас навестить? Спросите, зачем? Отвечу. Должен убедиться: жизнь с вами поступила справедливо.
– Зачем утруждать себя? – женщина уже сама не рада. Зачем открылась? Навязался старик! Культурно отбивается от его прилипчивости. Не обидеть. Уже взрослый, пожилой человек. Не хочет понять, не может? – Явитесь нежелательным гостем?
– Что вы?! – убежден совершенно в другом. – Наоборот.
– Лучше – не надо, – женщина проявляет трезвость. Сильны ее эмоции. Не всесильны. – Впрочем… Как вам будет угодно. Я пока на квартире. – На краю газеты написала свой адрес. Пояснила: – Обещали что-то выделить…
– Мы почти соседи! – Взглянул на записку – обрадовался.
– Тем лучше, – ответила спокойно, все с той же обреченностью в голосе. Глаза грустные, задумчивые… – Займу меньше вашего времени. Больше раза-двух не придете.
– Почему же? – удивился Кирилл Петрович.
– Не надо… – попросила она тихо. Сильно засмущалась. Поправила одеяльце. Совсем собралась уйти. Насовсем?!
– Вы уходите? – Кирилл Петрович спросил с сожалением.
– Пора кормить дочь! – ее пояснение звучит убедительно. – Скоро проснется. Начнет плакать… – После паузы добавила: – Сейчас живу только ради нее. Моя жизнь прожита.
– Разрешите посмотреть? – поднялся Кирилл Петрович. Подошел к коляске. Нагнулся. Взглянул на ребенка. Лицо расплылось в широкой улыбке. – У вас дочь – красавица. Вся в маму!
– Больше похожа на отца. – Нежная улыбка коснулась, отразилась на гордом лице. Не признает сомнительную справедливость комплимента. – Личиком Андрея напоминает. Копия.
– Не отчаивайтесь! – сочувственно замечает добрейший Кирилл Петрович. – Еще будете счастливой. Непременно!
– Спасибо за добрые слова! – произнесла бесцветно. Не меняется лицом.
– Обязательно навещу! – заверяет Кирилл Петрович.
Случайная встреча, полузнакомство. Уличное знакомство оказало сильное эмоциональное воздействие. Встревожило ощущения. Вселило надежды.
Она отошла. Обернулась. Бросила через плечо:
– Была рада с вами… поговорить. До свидания! – медленно покатила коляску.
Кирилл Петрович приподнялся. Присел.
– Будьте здоровы! – сказал вдогонку. – И дочь берегите… Полного благополучия…
Ушла. Увезла-укатила коляску с малюткой.
Кирилл Петрович закрыл глаза. Припоминает черты ее лица. Только что видел! Глаза серые, со стальным оттенком. Курносый нос. Губы массивные. Округлый подбородок. Стриженые волосы. Раздалась. До сих пор живот… После беременности и родов не вернулась в свое прежнее состояние. Почему страдает эта женщина? Чем не заслужила счастья? Жизнь часто становится таинственной, непонятной. Судьба коварна, непостижима. Все так запутанно, сложно. Люди многое видоизменяют, портят, усложняют… Жаль неудовлетворенную молоденькую женщину. Больно за нее. Ну чем, перед кем провинилась? Почему не достигла счастья? Страдает в этой взбалмошной жизни. А себя не жаль? Не больно за безрадостно прошедшие годы? За саму жизнь….
За книгами, повседневными заботами не заметил, как состарился. Любознательность не насытил. Еще читал бы – глаза! Давно убедился: познана ничтожна частица мироздания. Необъятна Вселенная. Знания о ней неисчерпаемы. Только часть удалось раскрыть. Даже гению не дано переварить весь этот немыслимо обширный материал. Сознательную жизнь насыщал информацией. Стал отличным специалистом. Даже в творческом смысле себя проявил. Этого недостаточно. Его интересы, знания слабо сравнимы с познаниями человечества, достижениями цивилизации. Да, Ломоносов из него не вышел. Последний научно-фантастический роман не издают. Нашли аналогию с современностью: некое гуманистически настроенное общество пытается обезопаситься от агрессивных соседей. Вынуждено создать над собой непробиваемый противорадиационный зонт. В атмосфере не удастся взорвать прототип ядерного снаряда. Только во внеплане-тарном пространстве. Зонт охраняет общество. В романе просматриваются пацифистские настроения. Мнение издателей: автор позволил себе нетактичность. Бездумно просчитался. Почти политическое преступление. Контрабандой вносит в сознание читателей чуждые нам идеи, настроения. Вредным советскому народу, антипатриотическим произведением вносит сомнения, сумятицу. Отвращает от героического труда. Забивает головы скучнейшей фантастикой. Чепуховиной в облачении изящества. Вот так! Пусть никто не верит, будто политические нравы потеряли каннибализм. Методы идеологов, политиков неизменны. Под разными знаменами выступает традиционный консерватизм.
И в личном плане… Права молодая женщина. Отнесла к несчастливцам. Это не совсем так! Жизнь прожил честную. Не во многом должен каяться. Время было… Страшное время! Всех третировали! В порыве политической истерии каждый (себя и другого) вымазывал липким, зловонным дерьмом. Не отмоешься! Девушку эту не встретил почему-то в свои годы. Совершенно выжил из ума. Старик! Что тут такого? Природно все, естественно… Здоровые инстинкты побуждают к обновлению: постоянно развиваться, не считаться с возрастом! Если бы согласилась, готов взять в жены. С ребенком.
Сегодня с утра – романтическое настроение. Рано пробудился. Как бы от запаха подгоревшего лука. Соседи могли пережарить. Доносился крик-шушуканье: «Я прошу, я умоляю, я настаиваю, я требую. Я хочу!» От них – желания! Еще хочет пожить!
Зайя погружен в глубокое забытье. Только сопит носом. Он устал. Не успел ничего сделать. Уже устал. Случается такое! Никогда не устает. Дает о себе знать нервное напряжение последней недели. Хорошо спит на лоне природы. Отсыпается. Недавно задыхался в «морге» – так назвал вытрезвиловку. Не встретил ни одного рыгалика. В заключении находятся только административно арестованные инакомыслящие. Будущие пациенты психбольницы. Одного при нем отвезли в дурдом. Нормальный. Резал правду-матку всем – в глаза. Сейчас такое не принято. Отгораживаются от правды кто как может.
Стабильностью назвали ненормальность положения в производстве, во всех сферах общественной жизнедеятельности. Всю мощь государства поставили на службу застойной системе. Делают для ее сохранения бесконтрольного руководства. Власть имущие ведут жестокую борьбу с любыми проявлениями политического, прочего инакомыслия. Мыслящих людей загоняют в клетушки, палаты, карцеры. Специально для них освобождают «жилплощадь в общественных зданиях». Вытрезвиловки, психбольницы превратили в тюрьмы для административных заключенных.
Агонизирует брежневская эпоха. Никаких перемен в общественной жизни. Не чувствуется даже слабого ветерка обновления. Остается существовать в условиях неизменности. Тупо выглядит жуткая бездеятельность. У большинства людей малообеспеченный образ жизни. Их труд плохо оплачивают. Почти каждый день приходится вести ожесточенную борьбу за существование. Некоторые люди греют руки на нехватках, паразитируют на бесконтрольности, беззаконии. Давно бросили клич: «Наживайтесь! Все, кто как может!» Наживаются. Нет другого интереса. Только материальное благополучие. В эпоху мещанства, вседозволенности торжествует хищничество. В многочисленные мафии объединились партийцы с хозяйственниками. «Лучшие представители» так называемой интеллигенции. Тягостно положение. Тошнит! Что поделаешь? Властители создали общественное устройство по собственному болванскому уразумению. Не откажутся от «священных коров»: от марксизма-ленинизма, от тиранического социализма. Каждый привносит собственное видение, социализму придает «реальность». Становится все хуже! В России никогда не было, не будет хорошо. Малокультурный народ с податливой, рабской психологией. Не приобщен к демократии. Выкорчевали народные традиции. Навеивают грусть воспоминания о трагическом истреблении культурного всплеска в недолгий серебряный период. Страна с непредсказуемым прошлым, будущим.