Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 46



Георгий Баевский

Будучи курсантом Вязниковской школы пилотов, я узнал историю о том, как два инструктора-летчика, оставив курсантскую паству и пренебрегая должностными обязанностями, удрали на фронт.

Совершили они это хитро и ловко: будучи командированы на фронтовую стажировку на один месяц, они по истечении срока, заручившись поддержкой командира фронтового полка, сумели в Москве продлить срок стажировки.

Пользуясь близостью Вязников от Москвы, они решили тайно навестить семьи. Про это узнал начальник школы майор Колпачев и приказал их задержать. В это время действовал приказ Верховного о закреплении инструкторских кадров в авиационных школах и училищах. Нарушители высочайшего приказа узнали о готовившемся задержании и ночью задами и огородами добрались до железнодорожной станции и на попутном товарняке уехали в Москву.

Командир полка дважды Герой Советского Союза Зайцев посадил их в транспортный самолет и отправил на фронт, когда уже начались интенсивные воздушные бои и откуда их никто достать не мог: на фронте хорошего летчика ценили не меньше, чем инструктора в школе. Одним из беглецов был Георгий Артурович Баевский. Через два с половиной года мы с ним учились в Военно-воздушной инженерной академии имени Жуковского и находились в одном классном отделении, где учились семь летчиков. За шесть лет совместной учебы мы хорошо узнали друг друга. Биография Георгия Артуровича мне кажется интересной, и я хочу о ней рассказать.

Родился в 1921 году. В 1929 пошел в московскую школу, а в 1930 с семьей переехал в Берлин: отец был работником ОГПУ. Жила семья около берлинского аэропорта Темпельхоф, там Жора впервые близко увидел самолеты. За три года пребывания в Германии Жора вполне освоил немецкий язык.

В 1933 году отца перевели в Швецию, и Жору определили в шведскую народную школу, где он, начав с нуля, вполне освоил шведский язык. В конце 1937 года семья вернулась в Москву.

Учась в девятом классе, он поступил в аэроклуб. Аэроклубы тогда (1938–1940 гг.) готовили кадры для авиационных школ, и по окончании аэроклуба учащихся через военкоматы направляли в военные школы. Родители были против такого выбора: грамотный мальчик со знанием двух иностранных языков мог преуспеть на более престижном поприще.

Так думали родители. Но Жора думал иначе. Оставив записку, что ушел в кино, он в соответствии с направлением военкомата уехал во вновь организованную Серпуховскую школу пилотов. Это было в начале мая, так что он даже пренебрег аттестатом за 10 классов. Отец с опозданием разгадал его хитрый маневр и приехал брать сына, но тот уже был острижен, принял присягу и поэтому из-под родительской воли вышел.

Через шесть месяцев Баевский получил звание младшего лейтенанта и был назначен в школу летчиком-инструктором.

Мне хотелось бы поставить один вопрос. Что тянуло мальчиков тридцатых годов в военные школы? Особенно таких, как Жора? По возвращении из-за границы, где семья жила по западноевропейским стандартам, она поселилась в московской коммуналке. Уровень жизни в Швеции и в Москве в то время был несопоставим. Я знал и других мальчиков с такой биографией, проведших детство в благополучных капиталистических странах, и видел, как трудно было им поверить в преимущества социализма.

Я спрашивал Жору, что тянуло его в военную авиацию? Он говорил — романтика. Конечно, и романтика. Но думаю, что действовал еще какой-то социально-исторический инстинкт.

Воспользуюсь модным словом «менталитет». Так вот, в менталитете того времени спокойная, комфортная жизнь не была приоритетом. Об этом я еще скажу дальше.

В Серпуховской школе, кроме семнадцати-восемнадцатилетних курсантов, учились летать уже немолодые люди, общевойсковые командиры корпусов и армий. Так сказать, для знакомства с авиацией как с родом войск. Эта затея, кажется, успеха не имела. Научиться взлетать и садиться на самолете — еще не значит понять авиацию как вид оружия. В этой же школе учился чемпион СССР по боксу Сергей Королев. Но выдающийся спортсмен в летной профессии не преуспел и был отчислен.

В 1941 году Серпуховскую школу перевели в город Вязники и объединили с Центральным аэроклубом. Так возникла Вязниковская школа пилотов.



На фронтовой стажировке Баевский и его коллега Еременко хорошо себя показали. Баевский за месяц успел сбить самолет. Командир полка Зайцев понимал толк в летчиках и решил, что Баевский и Еременко будут достойным пополнением 5-го гвардейского; он способствовал их «побегу» из Вязниковской школы.

Беглецы вполне оправдали ожидания Зайцева: после Курской битвы у Баевского было уже 12 сбитых самолетов. А бои шли жестокие. За июль-август 5-й гвардейский потерял 13 летчиков.

В это время в полк приехал командующий армией Судец и поставил задачу противодействовать сильной группе немецких асов. Много позже Жора узнал, что это были асы из 10–52 (Ягдгешвадер-52), по количеству боевых самолетов — аналог нашей дивизии. В третьей группе (группа примерно соответствует нашему полку) этой гешвардер были самые результативные летчики-истребители Люфтваффе.

Впервые летчики 5-го полка поставили вопрос о необходимости летать на повышенных скоростях, то есть пребывать над полем боя меньшее время. Наземное командование требовало максимального времени патрулирования в воздухе. Летая на экономических скоростях, наши летчики оказывались при встречах с «мессершмиттами» в невыгодных условиях. Это нелепое требование действовало до 1943 года. Видно, напрасно общевойсковых командиров корпусов и армий в 1940 году учили летать в Серпуховской школе.

Судец разрешил летчикам 5-го гвардейского самим выбирать скорости, высоты и тактику действий. Результаты не замедлили сказаться: в схватках с летчиками 5-го гвардейского асы 52-й гешвадер несли большие потери.

Военное счастье переменчиво. Это известно. В боях над Северским Донцом произошла встреча Баевского с немецкими асами-охотниками. Пользуясь превосходством в высоте и скорости, пара «мессершмиттов» атаковала «Лавочкиных». Самолет Жоры был подбит, однако немецкий ас подставил в прицел Жоре своего ведомого и тот был сбит. У Жоры был пробит масляный бак, один снаряд разорвался в кабине, ранив ногу и почти перебив ручку управления.

Немецкий ас с полным основанием записал в число своих сбитых Жору. Но он на подбитом самолете дотянул до аэродрома. Рана на ноге была обработана и перевязана, самолет за сутки восстановлен и — снова в бой. Однако бывали случаи и хуже.

12 декабря 1943 года в паре с Петром Кальсиным Жора вылетел на свободную охоту за линией фронта в районе Днепропетровска.

Низкая облачность. Сначала увидели на шоссе автоколонну и проштурмовали ее. Затем неожиданно увидели «Фокке-Вульф-189». Это разведчик — «рама». Жора атаковал и, вероятно, поразил летчика, потому что «рама» перевернулась и упала. Но в последний момент стрелок «рамы» дал прицельную очередь. Мотор на самолете Жоры начал давать перебои и загорелся. Посадка на живот. А происходит все это на самой границе занятого немцами аэродрома Апостолово.

Как только был открыт фонарь, пламя от мотора охватило кабину. Жора успел спасти только глаза, надев очки. На нем горели унты и штаны, и он сбросил их. Вдруг он услышал звук мотора АШ-82. Петр Кальсин выпустил шасси и пытался садиться, но поперек борозд вспаханного поля. Жора знаками отправил его на второй круг, затем, раскинув руки и изображая посадочное «Т», показал направление посадки.

Посадка произошла удачно, и Петр показал Жоре место за своей спиной. При этом туловище Жоры было выше фонаря кабины. Первая попытка взлета была неудачной. Самолет задел винтом за землю. Происходит все в пределах видимости аэродрома. Видно, как горит упавшая «рама». Немцы бегут к ней. Во время захода на посадку по Кальсину ударила с аэродрома зенитка. А в километре находится только что проштурмованная автоколонна.

Тогда Жора залез по пояс в лючок фюзеляжа и начал раскачивать самолет.

Как только самолет тронулся с места, Жора залез в фюзеляж и оказался за бронеспинкой кабины. Сели на свой аэродром на последних каплях бензина. Оказавшись на земле, Жора, не успев даже смутиться за свой голоштанный и босой вид, потерял сознание. Ожоги оказались сильными. На четвертый день пребывания в госпитале — новая печаль: из боевого вылета не вернулся его спаситель Кальсин.