Страница 7 из 18
– Нет, зачем же фамилию… Я только интересуюсь объяснить, каким бессмысленным образом…
– Тсс… он опять говорит.
– Право, душенька, шепчутся.
– Да нет же; это у тебя вата в ушах дурно лежит.
– Ах, по поводу ваты. Знаешь ли, тут, наверху… кхи-кхи! наверху, кхи-кхи-кхи! – и т. д.
– Наверху! – прошептал молодой человек. – Ах, черт! А я думал, что это последний этаж; да разве это второй?
– Молодой человек, – прошептал, встрепенувшись, Иван Андреевич, – что вы говорите? ради бога, почему это вас интересует? И я думал, что это последний этаж. Ради бога, разве здесь еще этаж?..
– Право, кто-то ворочается, – сказал старик, переставший наконец кашлять…
– Тсс! слышите! – прошептал молодой человек, сдавив обе руки Ивана Андреевича.
– Милостивый государь, вы держите мои руки в насилии. Пустите меня.
– Тсс…
Последовала легкая борьба, и потом опять наступило молчание.
– Так вот я и встречаю хорошенькую… – начал старик.
– Как, хорошенькую? – перебила жена.
– Да ведь вот… говорил прежде я, что встретил хорошенькую даму на лестнице, или я пропустил? У меня ведь память слаба. Это зверобой… кхи!
– Что?
– Зверобой пить надо: говорят, лучше будет… кхи-кхи-кхи! лучше будет!
– Это вы его перебили, – проговорил молодой человек, опять заскрежетав зубами.
– Ты говорил, что встретил сегодня хорошенькую какую-то? – спросила жена.
– А?
– Хорошенькую встретил?
– Кто такой?
– Да ты?
– Я-то? Когда? Да, бишь!..
– Наконец-то? экая мумия! Ну, – прошептал молодой человек, мысленно погоняя забывчивого старичка.
– Милостивый государь! я трепещу от ужаса. Боже мой! что я слышу? Это как вчера; решительно как вчера!..
– Тсс.
– Да, да, да! вспомнил: преплутовочка! Глазенки такие… в голубой шляпке…
– В голубой шляпке! Ай, ай!
– Это она! У ней есть голубая шляпка. Боже мой! – закричал Иван Андреич…
– Она? кто она? – прошептал молодой человек, стиснув руки Ивана Андреевича.
– Тсс! – сделал в свою очередь Иван Андреевич. – Он говорит.
– Ах, боже мой! боже мой!
– Ну, да, впрочем, у кого ж нет голубой шляпки… ну!
– И такая плутовка! – продолжал старик. – Она тут к каким-то знакомым приходит. Всё глазки делает. А к тем знакомым тоже ходят знакомые…
– Фу! как это скучно, – перебила дама, – помилуй, чем ты интересуешься?
– Ну, хорошо, ну, ну! не сердись! – возразил старичок нараспев. – Ну, я не буду говорить, коль ты не желаешь. Ты что-то не в духе сегодня…
– Да вы как же сюда попали? – заговорил молодой человек…
– А, видите, видите! вот вы теперь интересуетесь, а прежде не хотели и слушать!
– Ну, да ведь мне всё равно! не говорите, пожалуйста! Ах, черт возьми, какая история!
– Молодой человек, не сердитесь; я не знаю, что говорю; это я так; я только хотел сказать, что тут, верно, что-нибудь недаром, что вы принимаете участие… Но кто вы, молодой человек? Я вижу, вы незнакомец; но кто же вы, незнакомец? Боже, я не знаю, что говорю!
– Э! подите, пожалуйста! – прервал молодой человек, как будто что-то обдумывая.
– Но я вам всё расскажу, всё. Вы, может быть, думаете, что я не расскажу, что я зол на вас, нет! вот рука моя! Я только в упадке духа, больше ничего. Но, ради бога, скажите мне всё сначала: как вы здесь сами? по какому случаю? Что же касается до меня, то я не сержусь, ей-богу, не сержусь, вот вам рука моя. Здесь только пыльно; я немного запачкал ее; но это ничего для высокого чувства.
– Э, подите с вашей рукой! тут поворотиться негде, а он с рукой лезет!
– Но, милостивый государь! вы со мной обходитесь, как будто, с позволения сказать, со старой подошвой, – проговорил Иван Андреевич в припадке самого кроткого отчаяния, голосом, в котором было слышно моленье. – Обходитесь со мной учтивее, хоть немножко учтивее, и я вам всё расскажу! Мы бы полюбили друг друга; я даже готов пригласить вас к себе на обед. А этак нам вместе лежать нельзя, откровенно скажу. Вы заблуждаетесь, молодой человек! Вы не знаете…
– Когда же это он ее встретил? – бормотал молодой человек, очевидно в крайнем волнении. – Она, может быть, теперь меня ждет… Я, решительно, выйду отсюда!
– Она? кто она? боже мой! про кого вы говорите, молодой человек? Вы думаете, что там, наверху… Боже мой! Боже мой! За что я так наказан?
Иван Андреевич попробовал повернуться на спину в знак отчаянья.
– А вам на что знать, кто она? А, черт! Была не была, я вылезаю!..
– Милостивый государь! что вы? а я-то, я-то как буду? – прошептал Иван Андреевич, в припадке отчаяния уцепившись за фалды фрака своего соседа.
– А мне-то что? Ну, и оставайтесь одни. А не хотите, так я, пожалуй, скажу, что вы мой дядя, который промотал свое состояние, чтоб не подумал старик, что я любовник жены его.
– Но, молодой человек, это невозможно; это ненатурально, коли дядя. Никто не поверит вам. Этому вот такой маленький ребенок не поверит, – шептал в отчаянии Иван Андреевич.
– Ну, так не болтайте же, а лежите себе смирно, пластом! Пожалуй, ночуйте здесь, а завтра как-нибудь вылезете; вас никто не заметит; уж коли один вылез, так, верно, не подумают, что еще остался другой. Еще бы сидела целая дюжина! Впрочем, вы и один стоите дюжины. Подвигайтесь, или я выйду!
– Вы язвите меня, молодой человек… А что, если я закашляюсь? Нужно всё предвидеть!
– Тсс!..
– Что это? как будто наверху я опять слышу возню, – проговорил старичок, который тем временем, кажется, успел задремать.
– Наверху?
– Слышите, молодой человек, наверху!
– Ну, слышу!
– Боже мой! молодой человек, я выйду.
– А я так не выйду! Мне всё равно! Уж если расстроилось, так всё равно! А знаете ли, что я подозреваю? Я подозреваю, что вы-то и есть какой-нибудь обманутый муж – вот что!..
– Боже, какой цинизм!.. Неужели вы это подозреваете? Но почему же именно муж… я не женат.
– Как не женат? Дудки!
– Я, может быть, сам любовник!
– Хорош любовник!
– Милостивый государь, милостивый государь! Ну, хорошо, я всё вам расскажу. Вонмите моему отчаянью. Это не я, я не женат. Я тоже холостой, как и вы. Это друг мой, товарищ детства… а я любовник… Говорит мне: «Я несчастный человек, я, говорит, пью чашу, я подозреваю жену свою». – «Но, говорю я ему благоразумно, за что же ты ее подозреваешь?..» Но вы не слушаете меня. Слушайте, слушайте! «Ревность смешна, говорю, ревность порок!..» – «Нет, говорит, я несчастный человек! Я, того… чашу, то есть я подозреваю». – «Ты, говорю, мой друг, ты товарищ моего нежного детства. Мы вместе срывали цветы удовольствия, тонули на пуховиках наслаждения». Боже, я не знаю, что говорю. Вы всё смеетесь, молодой человек. Вы сделаете меня сумасшедшим.
– Да вы и теперь сумасшедший!..
– Так, так, я и предчувствовал, что вы это скажете… когда говорил про сумасшедшего. Смейтесь, смейтесь, молодой человек! Так же и я процветал в свое время, так же и я соблазнял. Ах! у меня сделается воспаление в мозгу!
– Что это, душенька, как будто у нас кто-то чихает? – пропел старичок. – Это ты, душка, чихнула?
– О, боже мой! – проговорила супруга.
– Тсс! – раздалось под кроватью.
– Это наверху, верно, стучат, – заметила жена, испугавшись, потому что под кроватью действительно становилось шумно.
– Да, наверху! – проговорил муж. – Наверху! Говорил я тебе, что я франтика – кхи-кхи! франтика с усиками – кхи-кхи! ох, бог мой, – спина!.. франтика сейчас встретил с усиками!
– С усиками! боже мой, это, верно, вы, – прошептал Иван Андреевич.
– Создатель мой, какой человек! Да ведь я здесь, здесь вместе с вами лежу! Как же бы он меня встретил? Да не хватайте меня за лицо!
– Боже, со мной сейчас будет обморок.
В это время наверху действительно послышался шум.
– Что бы там было? – прошептал молодой человек.
– Милостивый государь! я в страхе, я в ужасе. Помогите мне.
– Тсс!