Страница 4 из 6
– А сейчас?..
– Видимся очень редко, на мероприятиях, как говорят. А так, чтобы домами…
– Телефон у вас часто звонит?
– Часа не проходит. Звонков много.
– Возвращаясь к вашим ошибкам прошлого, хочу спросить: если бы у вас была возможность что-то изменить, какие ходы вы сделали бы иначе?
– Без тактических просчетов не обошлось, но стратегический курс я выбрал верно: общественные преобразования в рамках советской системы. Я ведь не за себя боролся, а за идею, за партию коммунистов. Меня многие поддерживали тогда, поддерживают и теперь.
– Какой у вас партстаж?
– Давайте вместе сосчитаем. С 43-го года. Около полувека. Я ведь остался коммунистом. Убежден, что запрет КПСС – большая политическая ошибка. Как можно говорить о развитии демократии, если главная сила, начавшая перестройку, запрещена? С моей точки зрения, это и антиконституционно, и незаконно. Я верю, что придет то время, когда запрет на деятельность компартии будет отменен.
С устранения КПСС, кстати, и начался развал страны. Была бы партия, это сделать было бы невозможно. Если кто-то из руководителей участвовал в событиях 19-21 августа, надо и решать вопрос о них, но связывать это с КПСС, с миллионами коммунистов нет никаких оснований. Этим просто воспользовались реакционные силы. Партия сейчас возрождается, создано немало организаций коммунистической и социалистической направленности, в том числе среди молодежи. С некоторыми из них я связан. Там нет места политическим карьеристам. Сейчас задача – организационно объединить усилия этих партий и групп, чтобы сплоченными рядами бороться за восстановление целостности нашего государства, подлинного, обновленного социализма.
– Но, согласитесь, при нынешнем российском руководстве возрождение компартии вряд ли возможно.
– Им не все подвластно. В стране появляются новые силы. Мы их видим. Они все делают легально, законно.
– Раз речь зашла о правителях России, уместно спросить о Ельцине. В том вашем крылатом "Борис, ты не прав!" не раскаиваетесь?
– Я был одним из тех, кто открыл Ельцину дорогу в Москву, в ЦК, потом в МГК. Сейчас мы стоим на разных платформах. С чего мне раскаиваться, если я вижу, что Борис Николаевич и сейчас не прав, его команда всеми силами пытается втянуть потрясенную Россию в новую общественную формацию? Прежде всего на это нацелена так называемая экономическая реформа. Уверен, что на этом пути нас ждет поражение. У людей нет стимулов хорошо работать. Спад производства таков, что уже сейчас мы оказались откинутыми по многим позициям на 15-20 лет. В 1985-90 годы были достигнуты самые высокие урожайность полей и продуктивность ферм. Мы подошли вплотную к обеспечению населения по сходным ценам хлебобулочными изделиями, молочными продуктами, яйцом, мясом птицы. Сейчас, за два последних года правления господ демократов душевое потребление ценных продуктов питания сократилось на одну треть. Сколько же сил понадобится на восстановление? Это первое. И второе: реформа переложила все тяготы на плечи трудящихся. Таких свирепых, варварских методов реформирования еще не было за все годы Советской власти. Идет обнищание народа. Или, может, вам хорошо живется? Я близок к людям, на собственной шкуре ощущаю все тяготы. Это не путь реформирования общества. Та реформа хороша, которая предполагает не только разрушение, но и прежде всего созидание. Пока преуспели лишь в первом.
– Очевидно, вы и к Михаилу Сергеевичу не питаете теплых чувств?
– Безусловно. Особенно после того, как он покинул партию, перешел на позиции социал-демократизма и ревизионизма. До сих пор в моих ушах звучат его слова о том, что за 70 лет у нас не было ни одного даром прожитого дня, что все наши завоевания – результат марксизма-ленинизма в действии… А сегодня речи, будто строй имели прогнивший, что строилось все на насилии, из-под палки… Понимаете, не умею я так перестраиваться, как они! Наверное, это мой серьезный недостаток. Я могу менять взгляды, но не принципы.
– Когда вы виделись с Михаилом Сергеевичем?
– Давно. В 90-м, после моей отставки, еще встречались на заседаниях, совещаниях, а потом – все. Знаю, что и с другими он так же поступает. У Горбачева есть немало положительных качеств, но нет такого, как чувство товарищества. Любимый мною Гоголь замечательно сказал: "Нет уз святее товарищества". У Михаила Сергеевича постоянных товарищей нет. Многих он просто вычеркивает из своей жизни.
– А ведь генсеком Горбачев стал с вашей помощью?
– Что значит с моей? Я просто активно и сознательно содействовал этому.
– И в том, чтобы на решающее заседание ПБ не успели Щербицкий с Кунаевым?
– Это все слухи. Пленум мы действительно собрали очень оперативно, нельзя же было оставлять страну без руководителя.
– Кто работал вместе с Горбачевым в ночь перед голосованием?
– Чебриков и я. Мы возглавляли работу по созыву Политбюро, пленума и похоронам Черненко.
– Это я и хотел услышать. То, кто был провожатым Михаила Сергеевича в Кремль…
– Кстати, о Кремле. Вы помните, когда впервые попали туда?
– В 1949 году, шел ХI съезд комсомола. А второй раз – после смерти Сталина, когда открыли Кремль, был у Булганина по вопросу создания в Новосибирске первой в Сибири консерватории.
– А став секретарем ЦК?
– Постоянное мое место работы находилось на Старой площади, и в Кремль я шел либо на съезды, либо на совещания, любо на заседания Политбюро. Правда, однажды вместе с семьей я осуществил несколько экскурсий по Кремлю. Обычные маршруты – квартира Владимира Ильича Ленина, Оружейная палата, Алмазный фонд…
– Вы сказали, что ходили в Кремль со Старой площади. Есть подземный тоннель?
– Не знаю, не пользовался им никогда. Обычно, если никуда не спешил, я просто шел по улице. А так – машиной.
– Что, и хода под стеной в Мавзолей нет?
– Откуда? В Мавзолей мы попадали через башню… Сенатскую, кажется? Кстати говоря, все эти домыслы… Нет никакого подогрева на трибуне Мавзолея, не было и буфета внутри.
– Ваш последний визит в Кремль?
– В декабре, на заседание Верховного Совета Союза. С той поры не был, необходимость не возникала.
– Но если понадобится, по депутатскому мандату пропустят?
– По-видимому, надо заказывать пропуск… А вообще с Кремлем у меня многое связано. И съезды, и пленумы, и сессии. Там я награды получал, познакомился с замечательными людьми.
– Вы помните только хорошее?
– У меня нет плохих воспоминаний, связанных с Кремлем. И те схватки, которые происходили на съездах народных депутатов, сессиях Верховного Совета, были политической борьбой – с моей стороны честной, открытой. Это, конечно, отнимало много эмоциональных, интеллектуальных, физических сил, отвлекало от работы. Что ж, такова судьба политического деятеля.