Страница 18 из 20
– С трудом, – ответила Лиана, – и поэтому хочется побыстрее выбраться!
– Следуйте туда, куда я сказал, я вас там встречу, – и с этими словами он побежал к тому же входу в пещеру, из которого и появился. Лиана наклонилась и сказала внутрь лодки:
– Даже не знаю, что и думать. Тут, правда, такие добряки живут, что встречают всех с распростёртыми объятьями? Или это спектакль?
– И да, и нет, – ответил Игорь, – если всё будет хорошо, то это радушие окажется правдой. Если мы их чем-то не устроим, то поверь, у них хватит сил нас поставить на место. Они просто нас не боятся и могут себе это позволить.
– Ладно, – сказал Лиана, – поживём, увидим.
Лодка как раз достигла конца удивительно ровной скальной плиты, служащей пирсом. У Лианы возникло подозрение, что без участия человеческих рук тут не обошлось. Наверняка, её как-то обработали. Слишком уж она идеальна. За ней и, правда, оказался пролив ведущий в пещеру, там, в смутных отсветах отражённого от воды света, покачивалось несколько лодок возле, уже деревянного, причала.
Лодки были совсем обычными, тоже деревянными. Наверное, они использовались для связи с теми судами, которые не могли пришвартоваться к причалу.
– Поживём, увидим, – повторила Лиана и, уперевшись руками в края люка, вытащила ноги наружу и уселась на корпусе Капельки верхом.
8
– Нападение! Нападение! – крики разорвали ночную тишину.
Вслед за криками ударил набат. Металлический звон наполнил долину. Свет нигде не загорелся. Казалось, вообще никто не среагировал на призыв. Но если присмотреться, становилось заметно, что, то тут, то там, мелькали быстрые тени. Селение опустело в считанные минуты. Стих и набат. Воцарилась мёртвая тишина.
Мать народа стояла на небольшом скальном уступе и вглядывалась в ночную тьму. На вид ей было не больше сорока, но на деле, как и многим на этой планете, не одна сотня лет. Она родилась здесь, в тюрьме, через восемь месяцев после того, как сюда с первой партией заключённых прибыла её мать. Возможно, она была первым рождённым здесь ребёнком, хотя такую статистику никто, разумеется, не вёл. Но, слава богу, не последним. Дети рождались исправно, и её народ рос.
Когда-нибудь у них будет достаточно сил, чтобы дать отпор беснующимся снаружи ордам. Но не сейчас. Сейчас сдерживать натиск им становилось всё труднее и труднее.
– Мина, как они смогли прорваться? – спросила она стоящую радом помощницу.
– Их было слишком много. Числом давят. И каждый раз их всё больше. На этот раз не менее трёх сотен. А может и четыре, или даже пять.
– У страха глаза велики!
– Нет, Мать, это правда! Они потеряли половину, но это их не остановило, они как будто не в себе! Как будто не соображают ничего!
– Это почти так и есть! Одичание и деградация, вот что происходит снаружи. Они звери! И их всё больше и больше! Всё время привозят новых!
– Но теперь среди них почти нет женщин. Там одни мужчины. Почему так происходит? Разве это не женский остров?
– Всё изменилось, причём очень давно, всё уже не так, как было раньше, а сейчас, с каждым днём, становится всё хуже и хуже. Но мы выстоим. Не можем не выстоять!
– Мать, почему ты в этом так уверена? – спросила Мина.
– Потому что у нас нет другого выбора! – ответила Мать и погладила её по голове.
Её все называли Матерью. Матерью их народа. Она сама создала эту общину во враждебной среде и уже много лет противостояла внешней угрозе. Они рожали много детей, но никто никогда не знал, где чей ребёнок и где чьи родители.
Она сама завела такой порядок. Ребёнка сразу забирали от матери после родов, и воспитывались они потом все вместе, общиной. Когда подрастали, то кто-нибудь из старших брал ребёнка к себе, на обучение, но продолжалось это не более года. Потом воспитанника нужно было сменить.
Благодаря этому, вся община была как одна большая семья. Но, главное, из-за чего это было сделано, в их общине не было сирот. Взрослые гибли постоянно, в непрекращающейся войне с внешним миром. Мог погибнуть воспитатель, близкий друг, наставник, но не мама. Потому что было неизвестно кто она.
Но Мать, сама же этот порядок и нарушила. Когда родилась её дочь, она успела заметить, прежде чем её унесли, что у той, в районе подмышки, есть необычное родимое пятнышко. Несмотря на то, что роды были очень тяжёлыми, и всё плыло в тумане, это пятнышко врезалось ей в память очень чётко.
И потом, когда она вместе с другими недавно родившими матерями вскармливали вместе детей, она всегда знала, когда кормит свою дочь, а когда нет. Она сохранила эту тайну. Об этом не знал никто кроме неё.
Довольно быстро она начала узнавать свою дочь без всякого пятна. И, глядя на нее, всегда жалела, что завела такой порядок и не могла проявить свои материнские чувства открыто. Но теперь уже обратно отыграть было нельзя. Много лет они соблюдали такой образ жизни, многие выросли при нём и другого, вообще, не знали. Нужно было жить так, как заведено.
Она хранила свою тайну и старалась ничем не выдать себя. Никак не проявляла особого отношения к дочери, не пыталась её выделить или помочь, что было очень сложно. Но судьба сложилась так, что её назначили к ней в помощницы. Это было и хорошо и плохо. Хорошо, потому что она часто бывала рядом, плохо, потому что работа эта была опасная, всегда на переднем крае.
– Смотри! – Мина вскинула руку и указала куда-то в темноту.
Но Мать уже и сама видела. Множество тёмных теней спускалось по склону, прямо от перевала. Да, Мина ошиблась в их количестве. На самом деле их было больше, гораздо больше! Даже сейчас, тех, кто сумел дойти до этого места и не погибнуть, было не менее пяти сотен. Они текли как тёмная река. Молча и грозно.
Когда они уже почти достигли редких зарослей у подножья, раздался свист и то тут, то там, вокруг этой тёмной реки нападавших, начали вспыхивать огоньки. Они быстро разгорались, а потом вдруг, почти разом полетели. Факелы летели со всех сторон, но падали не в толпу нападавших, а вокруг.
Они предстали во всей своей красе: грязные, с нечесаными космами волос и бородами, с дубинами и охапками камней. Некоторые, наверное, предводители этой банды, с топорами.
Вслед за факелами полетели стрелы. Со всех сторон. Они безошибочно находили себе жертв посреди освещённого круга. Но продолжалось это не долго. Осознав, что их просто истребляют, дикари испустили звериный вопль и кинулись врассыпную.
– Мина, у меня будет для тебя ответственное задание, – сказала Мать.
– Я готова! – тут же сказала Мина и сжала рукоятку висящего на поясе меча.
– Я должна быть рядом со своими детьми, в час этой суровой битвы, но будет плохо для нашего народа, если он лишится своего предводителя, не подготовив достойной замены. Поэтому, я попрошу прикрыть меня, – она протянула ей арбалет, – я знаю, что ты один из лучших стрелков нашего народа, поэтому, доверяю тебе свою жизнь.
На лице у Мины проявилось лёгкое секундное разочарование, она, наверное, хотела поучаствовать в битве сама. Но она тут же сбросила его, ведь сама Мать народа вверяла ей свою жизнь, не многие удостаиваются такой чести, и с готовностью схватила арбалет.
Мать кивнула, спрыгнула на уступ пониже, затем на следующий, вскоре она добралась до земли, вытащила свой большой двуручный меч и побежала в сторону битвы. Мина последовала за ней.
Подбежав к месту событий, Мать увидела, что идёт ожесточённая схватка. То тут, то там небольшие группы её дочерей сражались с дикарями. В пляшущих отсветах пламени валяющихся на земле факелов, было хорошо видно, что дикари пока одерживают верх. Подмога из других селений, за который отправились гонцы, начнёт пребывать не раньше чем через двадцать минут. К этому времени всё может уже закончится.
Её уловка с Миной, оградившая её от прямого участия в битве, теперь казалась недостаточной. Нужно было отправить её гонцом. Здесь и правда может всё плохо кончиться. Когда прибудут её дочери из других селений, они, конечно, одержат верх. Но какой урожай соберёт смерть этой ночью? Их пограничный аванпост может быть полностью истреблён. Но теперь уже было ничего не изменить.