Девушка: В одиночку

– Кто это был? Потому что я не слышала о серийных убийцах-подражателях в США. По крайней мере, о тех, которые требовали вмешательства ФБР.

Рипли залпом выпила миниатюрную бутылочку виски и взглянула вверх на мигающий знак, сигнализирующий о том, что можно отстегнуть ремни. Она так и сделала.

– В далеком 1995 году я поймала парня по имени Люсьен Майерс. Слышала о таком?

Элла слышала. Люсьен Майерс убил пять женщин в сельской местности Айовы. Он был малоизвестен вне круга заинтересованных лиц, однако его преступления остаются одними из самых садистских в современной истории.

– Конечно. Вы получили награду за его поимку.

– Верно. Все знают Майерса, но мало кому известно, что в 1998 году кое-кто вдохновился его преступлениями. Настолько вдохновился, что начал их копировать.

– О нет, я не знала об этом.

– Возможно потому, что ему так и не удалось стать серийным убийцей. Но тот парень, или скорее одержимый фанатик, связался с Майерсом в тюрьме. Майерс дал ему мое имя, и после того, как тот убил женщину в Айове, он пришел за мной.

Элла попыталась представить, какой была бы жизнь, если бы изо дня в день тебя преследовал монстр, жаждущий мести. Оказавшись под прицелом одного из таких психопатов, она сама испытала огромное потрясение, но когда за тобой активно охотятся – это самый настоящий кошмар. Но еще хуже тот факт, что ты не знаешь, что на тебя объявил охоту некто, чьей миссией было подвергнуть тебя пыткам и убить. Элла испытывала сильное сочувствие, смешанное с вновь обретенным уважением к Рипли.

– И он добрался до вас? – спросила Элла.

– Добрался. Он похитил меня на своем фургоне и увез в заброшенную хижину. Я проснулась привязанной к стулу перед столом, полным хирургических инструментов. Он сказал мне выбрать орудие, которым он убьет меня. Сказал, что если я не выберу, он использует их все. В точности, как Майерс поступал со своими жертвами.

Элла быстро осознала, почему Рипли не хотела говорить об этом раньше. Элла изучала подробности жутких преступлений, которые не поддавались человеческому пониманию, чаще, чем следовало, но было что-то в том, как Рипли рассказывала детали своей истории, что поразило ее, как никогда ранее. Теперь между Эллой и наводящими ужас подробностями не было отстраненности. Она не могла абстрагироваться. Ей не только пришлось непосредственно слушать подробности, но и чувствовать эмоциональное потрясение жертвы. Элла поняла, что теперь все для нее изменилось. Неужели отныне так будет с каждым делом, над которым она будет работать?

– Господи. Это… Я не знала. Извините, что заставила вас вспоминать об этом.

Рипли посмотрела на телефон, а затем положила его рядом и выглянула в окно. Повисла долгая пауза, и ни одна из них не хотела ее нарушать. Элла переживала, что расстроила Рипли, заставив вспомнить об этом.

– Я никогда не рассказывала никому о том, что на самом деле произошло, – продолжила Рипли к большому облегчению Эллы.

Последовала еще одна пауза. Элла очень хотела, чтобы Рипли продолжила. Она думала, что, возможно, услышав о травме Рипли, она сможет притупить боль от собственной.

Но Элла не могла заставить себя заговорить.

– Честно говоря, мне стоило уйти в отставку еще тогда, но я продолжила охотиться на плохих парней. Я думала, что если мне удастся одолеть достаточное количество монстров, я, в конце концов, оправлюсь от травмы, преодолею ее.

– Но это так не работает, – закончила за нее Элла.

– Вообще не работает. Поэтому, когда я слышу слово «подражатель», все воспоминания возвращаются. В течение семнадцати лет я страдала от болезненных воспоминаний, ночных кошмаров, дурноты, галлюцинаций. Из-за этого я чувствовала себя отстраненной от людей, которых любила больше всего. Это разлучило меня с бывшим мужем и моими детьми. Как я уже говорила, я не то чтобы не поверила в твою теорию с самого начала, но я не хотела верить.

Элла обдумывала ее слова. Теперь она видела Рипли совершенно в новом свете. Она стала такой не по своей воле, ее сделали такой невзгоды и горе. Элла чувствовала к ней сильную симпатию, смешанную с сочувствием. Она почувствовала, что это возможность облегчить собственное горе, но не решалась сделать это. Элла не хотела, чтобы Рипли подумала, будто она пытается превзойти ее. Она не хотела, чтобы Рипли думала, что ее травма сравнима с травмой Эллы.

Но если она откроется ей, возможно, Рипли посмотрит на нее иначе. Так же, как Элла теперь видела Рипли в новом свете, с новой симпатией и уважением. Возможно, лучшей возможности для этого не представится.

– Несколько дней назад, вы спросили меня, почему я стала агентом. На самом деле я не сказала вам правду.

Рипли перевела взгляд от окна на Эллу. На ее лице читалось беспокойство.

– Нет?

Элла сделала глубокий вдох и подумала, с чего начать. Сказать ей то, что она знала наверняка, или то, что она думала, что знает? Рассказать обо всем в жутких подробностях или опустить их?

– Когда мне было пять лет, моего отца убили. И я не знаю, кто и почему это сделал.

Элла осознала, что, если смотреть на голые факты, это все, что у нее было. Все ее видения, кошмары и теории были излишни. Но, тем не менее, она испытала облегчение, наконец произнеся это вслух. Несмотря на то, что она постоянно думала об этих событиях в течение последних двадцати трех лет, вдаваться в подробности ей не хотелось.

Беспокойство на лице Рипли сменилось сочувствием. Элла увидела, что Рипли все поняла, будто она всегда знала, что в прошлом Элле пришлось пережить травмирующие события.

– Это ужасно, Дарк. Не нужно вдаваться в подробности, если тебе неудобно.

– Да и рассказывать особо нечего. Несмотря на то, что мне приходится переживать эту сцену почти каждую ночь в моих снах, я до сих пор не знаю, что случилось на самом деле. Иногда я уверена, что вошла в спальню отца посреди ночи и увидела убийцу над его телом. А иногда я уверена, что нашла его тело утром. Все очень запутано.

– Это называется острой стрессовой реакцией. Ты пережила событие, изменившее твою жизнь, и твоей первичной реакцией стали попытки рассмотреть его со всех сторон. У меня тоже так было. Иногда мне снится моя травма от начала и до конца, но некоторые вещи немного отличаются. Дошло до того, что я уже не уверена, что было на самом деле, а что нет.

Несмотря на личные признания, молчание не было неловким. Рипли прервала его первой.

– Это даже забавно. Мы обе здесь по одной и той же причине.

– Думаю, мы не такие теперь и разные, – сказала Элла.

Стюардесса поставила два кофе на столик между ними.

– Латте с кремом, – сказала Рипли. – Я заказала его для тебя, пока ты спала.

Элла улыбнулась в знак благодарности. Она откинулась на сидении и задумалась о том, чтобы продолжить заниматься этим делом. В другом штате, с новым психопатом. Она понимала, что не стоит принимать такое решение поспешно, но если она решит заняться этим снова, да еще и вместе с Рипли, преступникам, которых они встретят на пути, точно не поздоровится.

Элла повернулась к окну и всмотрелась в собственное отражение. Она все еще не могла привыкнуть, что ее лицо покрыто порезами и синяками. Элла едва ли узнавала это лицо.

Но что-то подсказывало ей, что в будущем ей еще предстоит его увидеть.