Отпускаю

«Нахрен, нахрен, нахрен… — пробормотала я, опрокидывая в себя залпом порцию вискаря, заботливо предложенного мне миленьким барменом. — Ты не пройдешь!»

После четвертого стакана живительного напитка дух мой скис окончательно, но, по крайней мере, меня отпустила эта нелепая, раздражающая дрожь. Расплатившись, я поднялась и уже спокойным шагом выползла из паба на свежий воздух.

— Когда я в последний раз квасила до полудня? — пробормотала себе под нос и тихонько рассмеялась.

Нужно что-то ответить Максу, нехорошо получается… Я полезла в карман плаща за телефоном, рука, не нащупав смартфона, застыла.

Оставила! Оставила в кафе!!! И наушники, и телефон…

Запрокинув голову к небу, я испустила тихий, душераздирающий вой.

Придется возвращаться… Вряд ли, конечно, сотовый еще там… У нас бы уж давно подрезали, но, быть может, в Лондоне с этим дела обстоят немного иначе?

Уилсон растерянно кивнул вошедшему в туалет рыжеволосому пареньку. Поймав его удивленный взгляд, зачем-то выдавил улыбку, отвернулся, шагнул к широкому зеркалу, оперся на раковину влажными ладонями и уставился на свое лицо.

Очень-очень-очень странное утро… Самое странное утро в его жизни. Незнакомка, цитирующая Чехова в кафе, сбитый, искалеченный парень. Его собственные руки, зажимающие чужую артерию, кровь на одежде, снова странная русская девушка, затаскивающая его в мужской туалет и зачем-то отмывающая ему ладони. Ее голос с забавным акцентом, отчитывающий его, Тома Уилсона, за, наверное, самый безумный и сильный поступок в его жизни, такое внезапное исчезновение…

Мужчина улыбнулся своему отражению. Совершенно непонятно. Бывало ведь наоборот: он сбегал от фанаток, но чтобы поклонницы — от него? Том отвернулся от зеркала и вопросительно приподнял бровь.

Выходя из туалета, он столкнулся с молоденькой барышней, в глазах мужчины мелькнули чертенята. Чуть склонившись над нею и упершись в лицо напротив проникновенным серо-голубым взглядом, он максимально «бархатно» поинтересовался:

— Мисс, скажите, у меня все в порядке с лицом? — Том расплылся в яркой улыбке.

— О-о-о-у-у… — восхищенно выдохнула ему в лицо девушка, прижав руки к сердцу.

— Ну, тогда я даже не знаю… — Уилсон резко выпрямился и нахмурился. — Спасибо за помощь, хорошего дня!

Он, не оглядываясь, направился к выходу. Давняя поклонница его киношного «Бога» трясущейся рукою распахнула первую попавшуюся дверь и спиной, не сводя глаз с удаляющегося кумира, вкатилась в мужской туалет, где уже стоял задумчивый рыжий паренек.

Быстрым шагом минуя столик, за которым сидела русская, Том краем глаза выхватил оставленный ею впопыхах, совсем позабытый телефон.

— Хе-е, — невольно сорвалось с губ мужчины.

Помедлив пару секунд, он тряхнул головой и все же шагнул ко столу, ухватил сотовый. Растягивая губы в ехидной улыбке, подошел к официанту за стойкой:

— Парень, сюда скоро вернется поклонница Антона Павловича…

— Кого? — приподняв брови, переспросил паренек.

Уилсон едва заметно вздохнул и, улыбнувшись, зашел с другой стороны:

— Помнишь классную такую девчонку с огромными глазами, сидевшую у окна, в сером плаще?

— О, да! — тут же закивал официант.

Том улыбнулся еще шире:

— Она вернется чуть позже… Будь другом, когда девица придет, отдай ей записку.

— Какую? — заинтересовался парень, прекращая протирать чашку.

Уилсон схватил со стойки салфетку, достал из кармана брюк черный маркер. Закусив нижнюю губу, быстро написал несколько строк, сложил салфетку:

— Эту, — он задорно подмигнул официанту и легким, летящим шагом покинул кафе, на ходу вставляя в свое ухо чужой наушник и нажимая на первую же, замершую на паузе, песню в плейлисте:

— Однако… — загадочно и несколько удивленно пробормотал он, услышав мелодию.

Актер уже подъезжал к дому, медленно, но верно осознавая, что то была очень странная русская.

Набор песен просто взял да вынул из него душу. Знаменитые на весь мир и совершенно не раскрученные местные британские группы связались в такой дивной, необъяснимой, тонкой подборке, так легли сейчас на взбудораженный мозг «звезды», что он только каждый раз восхищенно выдыхал, вслушиваясь в депрессивные и мелодичные композиции.

Уже выходя из машины и захлопывая дверь, Том вздрогнул, услышав что-то совершенно невообразимое. Унылый мужской голос тоскливо и с таким глубоким чувством начал свое повествование на русском, что Уилсон замер, силясь разобрать отрывочно знакомые слова:

«Чуть время пришло, и захлопнулась дверь,

Ангел пропел, и полопалась кожа,

Мы выпили жизнь, но не стали мудрей,

Мы прожили смерть, но не стали моложе…»

— В смысле, «полопалась»? — задумался англичанин, вертя на тонком пальце ключи. — Наверное, дальше будет понятнее…

Он приготовился.

«Дворник, милый дворник,

Подмети меня с мостовой,

Дворник, дворник,

Жопа с метлой…» — доходчиво объяснил ему Самойлов.

Брови Тома удивленно поползли вверх. Он терпеливо подождал и прослушал куплет русской нетленки еще раз:

— В смысле, «с метлой»?! — выдохнул Уилсон, шало вытаращив глаза.

Задумчиво почесывая пальцами висок, мужчина направился к дому, силясь образно представить то, что терпеливо растолковывает ему певец.

Захлопнув за собою дверь, он усталым движением выдернул из распухшего уха наушник и случайно увидел заставку на смартфоне: всемирно известный самый-самый грустный кот, нахмурившись, одновременно со злостью и тоской глядел голубыми глазами на актера, снизу животного была подпись на русском: «Какая радость?».

— Оу… — снова замер Том и медленно расплылся в растерянной улыбке. — На редкость позитивная девчонка, — он, не удержавшись, все же рассмеялся, оставил телефон на тумбе и в смешанных чувствах пошел принимать душ.