Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 18



 

Марселла скрестила руки на груди.

 

— Я не стану помогать тебе ни в чем. Твой план обречен. Мой отец убьет всех вас, как он должен был сделать давным-давно.

 

Очевидно, она не была слепа к, произошедшему. Внезапно, увидев ее в клетке, я перестал так сильно беспокоиться. Может, ей пойдет на пользу немного поспать с собаками.

 

— Давай посмотрим, как долго ты сможешь сохранять такое высокомерие. Наслаждайся нашим гостеприимством, — сказал он с хриплым смешком.

 

Кивнув мне, он повернулся и направился обратно к дому.

 

Марселла не шевелилась. Она все еще размахивала той единственной туфлей в руке. Ее ноги были босыми, так что, должно быть, она потеряла одну туфлю по дороге.

 

— Тебе здесь не понадобятся модные туфли, поверь мне, — сказал я, прислоняясь к решетке.

 

Она взглянула на свой высокий каблук, потом снова на меня.

 

— Я не доверяю ни тебе, ни другим деревенщинам.

 

— Деревенщинам? — я ухмыльнулся и спокойно достал сигарету из пачки в джинсах. — Не очень умно оскорблять людей, ответственных за твою безопасность. — я закурил сигарету, не сводя глаз с девушки.

 

Даже ее ноги были безупречны. Пальцы ее ног были выкрашены в красный цвет, вероятно, в каком-нибудь модном салоне красоты на Манхэттене. Такие девушки, как она, не делали себе маникюр, прическу или что-то еще. Они привыкли, что люди все делают за них. Избалованные до глубины души.

 

Я наконец оторвал взгляд от ее ног, не желая выглядеть каким-то извращенцем, любящий сосать пальцы. Марселла наблюдала за мной так же, как я наблюдал за ней. Ее лицо было маской самообладания, но глаза не могли скрыть страха. Это не принесло мне того удовлетворения, на которое я надеялся. Ее отца я хотел видеть в своих руках.

 

— Я даже не знаю твоего имени, — сказала Марселла, словно можно было ожидать официального представления.

 

— Мэддокс —Бешеный Пёс — Уайт.

 

Я внимательно наблюдал за ее реакцией на мое имя, особенно на прозвище. Если она и узнала, то не подала виду, но мое второе имя определенно привлекло ее внимание.

 

— Бешеный Пёс, — сказала она, качая головой с горькой улыбкой. Она щелкнула наманикюренными пальцами в направлении собак. — Значит, они твои?

 

Я усмехнулся.

 

— Думаешь, они называют меня Бешеным Псом, потому что я без ума от собак?

 

— Откуда мне знать о байкерском этикете, если среди вас вообще существует какой-либо этикет.

 

Я стиснул зубы.



 

— Бешеный Пёс, потому что мне неизвестен страх, как бешеному псу.

 

— Тогда ты никогда не встречался с моим отцом.

 

Я тихо рассмеялся, покачав головой, и ткнул носком своих черных ботинок в грязь. Если бы она только знала. Она с любопытством наклонила голову, но я не собирался рассказывать ей больше прямо сейчас.

 

— Почему я здесь? — спросила она почти надменно.

 

Я должен был признать, что она удивила меня. Я бы подумал, что сейчас она начнёт умолять и плакать, но до сих пор она сохраняла холодную маску, которой была печально известна. Может, в Марселле было больше от отца, чем мы с дядей думали.

 

— Как сказал мой дядя, из-за твоего отца и счетов, которые мы хотим свести.

 

Она покачала головой.

 

— Чего бы вы от него ни хотели, вы этого не получите.

 

— Мы хотим его жизни, и уверен, что мы ее получим, учитывая, что у нас в руках его драгоценная дочь.

 

Марселла взглянула на клетку слева от нее, где Сатана, любимая собака Эрла, сидела за решеткой и наблюдала за ней, как за следующим лакомством. Я никогда не понимал, почему он назвал самку Сатаной, но понимание рассуждений Эрла в любом случае было потрачено впустую.

 

Она сглотнула и вновь перевела взгляд на меня.

 

— Мой отец самый жестокий человек, которого вы когда-либо имели несчастье встретить. Единственное, что его волнует, это Фамилья.

 

Я усмехнулся.

 

— Ты действительно думаешь, что я в это поверю? Твой отец хорошо умеет сохранять свое холодное выражение лица ублюдка на публике, но ты и твоя мать смотрите на него с любовью. Если бы он вел себя с вами, как мудак за закрытыми дверями, вы бы так на него не смотрели.

 

За последние несколько недель я часами рассматривал фотографии Луки с его семьей. Интернет был переполнен официальными снимками, немногие из которых выражали какие-либо искренние эмоции, но несколько нежелательных фото папарацци показали чувства Марселлы и Арии к человеку, которого я ненавидел больше всего на свете. Каким-то чудом они, казалось, обожали его, и хотя он всегда держал свой холодное ублюдочное выражение на публике, у меня было чувство, что он, по крайней мере, защищал и был собственником по отношению к дочери и жене. Он начнёт действовать, когда она у нас в руках.

 

Марселла пожала плечами, пытаясь казаться пресыщенной, но вонзила свои накрашенные красным ногти в предплечья.

 

— Если ты так говоришь. Многие жертвы любят своих обидчиков и восхищаются ими.

 

Я затянулся сигаретой.

 

— Некоторые да. Но это всегда смешивается со страхом вызвать неудовольствие своего обидчика и оказаться в центре их гнева.

Конец ознакомительного фрагмента.