Страница 16 из 19
Ронин осторожно, чтобы никто не заметил его пробуждения, перевел дух. Способ выяснить, кто и что здесь о нем думает, существовал лишь один, но прежде ему требовалась еще пара минут, чтобы собраться с мыслями. Первым делом рыцари, среди прочего, наверняка спросят, какова его роль в случившемся бедствии и что произошло с ним после. Допустим, относительно первого измученный волшебник им кое-что рассказать сумеет… а вот насчет второго им, вероятнее всего, известно столько же, сколько ему.
Что ж, мешкать дальше Ронин уже не мог. Еще раз вздохнув, он подчеркнуто, напоказ потянулся, словно бы просыпаясь.
Рядом раздался негромкий шорох.
С расчетливой небрежностью открыв глаза, маг огляделся вокруг. К немалому его облегчению – и даже некоторому удовольствию – первым, что он увидел, оказалось исполненное заботы лицо Верисы. Склонившись над ним, следопытка внимательно осматривала, изучала подопечного. «Поразительные глаза. Синие, точно небо», – подумал было Ронин, но тут же выкинул подобные мысли из головы: судя по лязгу металла, его пробуждение заметили и остальные.
– Как он там? Снова среди живых? – пророкотал лорд Сентур. – Ну что ж, поглядим, надолго ли…
Стройная эльфийка немедля вскочила на ноги, преградив паладину путь.
– Он же только-только открыл глаза! Дайте ему время хотя бы прийти в себя и поесть, а уж после допрашивайте!
– Ни в одном из основных прав я, миледи, ему не отказываю, но на вопросы ему придется ответить за завтраком, а не после.
Опершись на локти, Ронин приподнялся, увидел над собой мрачную физиономию Дункана и понял: Рыцари Серебряной Длани обвиняют его в какой-то измене, а может, даже в убийстве. Вспомнив о злополучном часовом, рухнувшем со стены навстречу гибели, измученный маг заподозрил, что подобных жертв могло оказаться гораздо больше. Несомненно, о появлении Ронина на стене кто-то доложил, и свойственные святому ордену предубеждения, смешавшись с фактами, как обычно, привели паладинов к неверному выводу.
Вступать с ними в бой Ронину не хотелось: пожалуй, в таком состоянии его сил не хватит даже на пару самых простеньких заклинаний, но если на него попробуют возложить вину за происшедшее в крепости, от обороны он отнюдь не воздержится.
– Отвечу, – согласился волшебник, отказавшись от помощи, предложенной Верисой, и встав. – Расскажу все, что смогу. Но – да, только поев и утолив жажду.
Исключительно пресный, безвкусный рыцарский паек с первого же кусочка показался Ронину невиданным деликатесом, и даже тепловатая вода из походной фляги услаждала чувства, точно вино. Внезапно Ронин осознал, что истощен, ослаблен, словно его насильно морили голодом около недели. Ел он с жадностью, торопливо, о приличиях почти не заботясь. Кое-кто из рыцарей смотрел на него, от души забавляясь, другие же – особенно Дункан – с отвращением.
Как только голод и жажда наконец-то пошли на убыль, допрос начался. Усевшись напротив, лорд Сентур устремил на чародея заранее осуждающий взгляд и прорычал:
– Настало время признания, Ронин Рыжеволосый! Желудок ты наполнил, теперь же опорожни, очисти от бремени прегрешений душу! Расскажи нам всю правду о злодеянии, совершенном тобою на крепостной стене, и…
Вериса встала рядом с восстанавливающим силы магом, держа руку на эфесе меча. Судя по всему, в этом неофициальном судилище она отвела себе роль защитницы Ронина – и, хотелось бы думать, не только в силу клятвы. Определенно, после столкновения с драконом, после пережитого вместе, она знает его лучше, чем эти болваны!
– Я, милорд, расскажу все, что знаю, хотя знаю, должен заметить, не так уж много. Да, на крепостную стену я поднимался, но в разрушениях вовсе не виноват. Услышал я взрыв, стена содрогнулась, и один из ваших оловянных солдатиков имел несчастье свалиться вниз, в чем приношу вам свои соболезнования…
Шлема Дункан еще не надел, и в эту минуту запустил пятерню в седые редеющие волосы. Казалось, он ведет героический бой с собственным нравом.
– В твоем рассказе, волшебник, уже видна дыра столь же широкая, как и брешь в твоем сердце, а ведь ты едва успел начать! Немало наших, вопреки твоим стараниям, остались в живых, и они видели, как ты творил колдовство перед самым бедствием! Солгав, ты сам признал себя виновным!
– Ну нет, виновным меня признаете вы. По-вашему, и я, и все мне подобные виноваты уж тем, что существуем на свете, – негромко парировал Ронин, еще раз впившись зубами в кусок черствой галеты. – Да, милорд, заклинание я творил, но предназначалось оно только для связи на расстоянии. Мне срочно был нужен совет одного из старших. Касательно дальнейшего выполнения задачи, одобренной высшими властями Альянса… что, смею заметить, подтвердит и сия благородная следопытка.
Едва рыцарь перевел взгляд на Верису, та заговорила:
– Да, Дункан, он говорит правду. Зачем ему учинять подобные разрушения, я не вижу. Не нахожу причин.
Старый воин раскрыл было рот, намереваясь возразить и, несомненно, вновь завести речь о том, что все волшебники обрекают душу на вечное проклятие в тот самый миг, как начинают учиться искусству магии, однако Вериса подняла руку, призывая его к молчанию.
– Не нахожу и выйду на бой со всяким, включая тебя, если без этого ему не обрести прежних прав и свобод.
При мысли о поединке с эльфийкой лорд Сентур заметно помрачнел, полоснул Ронина обжигающим взглядом и, наконец, неторопливо кивнул.
– Что ж, ладно. Защитница твоя, волшебник, на своем стоит твердо, и, доверяясь ее ручательству, я соглашусь: в случившемся ты неповинен.
Однако, едва закончив фразу, паладин ткнул пальцем в сторону мага.
– Но я хочу знать больше. Что случилось с тобою в то время? И как ты, если сумеешь выудить это из памяти, оказался здесь, среди нашего лагеря, свалившись нам на головы, будто опавший с высокого дерева лист?
Поняв, что рассказа не избежать, Ронин тяжко вздохнул.
– Как пожелаете. Постараюсь рассказать все, что смогу.
Поведать он мог немногим больше, чем уже рассказал. Но делать было нечего, и изнуренный маг еще раз повторил повесть о подъеме на стену, и о решении связаться с покровителем, и о внезапном взрыве, обрушившем целый участок стены.
– Ты уверен, что слышал именно взрыв? – немедля спросил его Дункан Сентур.
– Да. Правда, несомненных доказательств у меня нет, но звук был больше всего похож на взрыв минного заряда.
Сам по себе взрыв еще не означал, что все это – дело рук гоблинов, но, разумеется, за годы войны подобные мысли накрепко засели даже в голове волшебника. Правда, о замеченных в этой части Лордерона гоблинах никто не докладывал, однако Вериса высказала предположение:
– Дункан, возможно, преследовавший нас дракон также принес на себе одного-двух гоблинов. Ростом они невелики, жилисты, и, несомненно, вполне способны спрятаться от всех хотя бы на день или два. По-моему, это многое объясняет.
– В самом деле, – нехотя согласился Сентур. – А если так, нам следует удвоить бдительность. Гоблины не знают иных забав, кроме проказ да взрывов, и потому наверняка нанесут удар снова.
Продолжая рассказ, Ронин поведал всем, как бежал под сомнительную защиту стен сторожевой башни, однако башня рухнула прямо на него. Тут он, наверняка зная, что дальнейшее Сентур сочтет в самом лучшем случае сомнительным, ненадолго запнулся.
– А после… после, милорд, кто-то меня подхватил. Не знаю, кто это был, однако он поднял меня, точно куклу, и вытащил из развалин. К несчастью, стиснули меня так крепко, что не вздохнуть, а дальше открыл я глаза и…
Волшебник перевел взгляд на Верису.
– Открыл я глаза, и увидел ее лицо.
Дункан молчал, ожидая продолжения, но когда сделалось ясно, что ожидания его бесплодны, с силой хлопнул ладонью по латному наколеннику и заорал:
– И это все?! И это все, что тебе известно?!
– Да. Это все.
– Во имя духа Алонсия Фаола! – зарычал паладин, взывая к имени архиепископа, наследие коего, переданное через ученика, Утера Светоносного, некогда привело к созданию священного ордена. – Ты же не рассказал нам ничего, ничего стоящего! Если я хоть на минуту поверил, будто…