Страница 7 из 30
– Ну так что, брать будете? Если хотите, вот есть с нашего комбината – “Утро Родины”. Он дешевле. И есть можно.
Продавщица поставила на прилавок литровый тетрапак с клубничным йогуртом.
– Нет, я возьму “Активию”, – Лена не забыла пытку чебуреком. Лучше повременить с местной едой.
– Как хотите, – продавщица, кажется, обиделась.
Лена расплатилась, но потом всё-таки решила спросить:
– А почему так дорого?
– Почему-почему. Пока с материка довезут – этому надо на лапу дать, другому надо на лапу дать. А платит кто? Правильно, мы. А у народа выбора нет. Всё равно берут.
Сбоку подкрался мужичок в пиджаке:
– Да, нищает народ. Всё у нас отобрали. Мишка Меченый развалил Союз, зла на него не хватает, – он вытащил из одного кармана несколько скомканных купюр, а из другого пригоршню монет, – Людочка, мне “Жигулей” полторашку и “Путинку”.
– А чего это ты с утра нарисовался? Оля на дежурстве что ли?
– Да нет, к матери уехала.
Лена вышла. Она выпила свой самый дорогой йогурт в жизни и направилась в офис “Нефтепромрезерва”. За пять минут пути ей встретилась только одна бабулька, которая катила гружёную сумку, будто тащила за руку непослушного внука. Лена представила, что оказалась в компьютерной игре про пандемию, когда по пустынным улицам слоняются зомби, кочуют перекати-поле и одинокие мусорные пакеты. В этой игре она была, конечно же, зомби – под глазами залегли фиолетовые синяки, лицо отекло, мозг вынули. Над дорогой нависла труба с жёлтой грыжей стекловаты. К этой трубе был приделан фанерный баннер – на фоне еловых веток и новогодних шаров надпись – “Тепла, уюта, благополучия”. Висел он здесь, похоже, не первый год. Лена на секунду остановилась, а потом шагнула через арку теплотрассы. Это и есть её портал в новую жизнь.
Под офис для сотрудников “Нефтепромрезерва” сняли второй этаж типовой двухэтажной школы. Детей в городе становилось с каждым годом всё меньше, две школы уплотнили в одну, и здание на год осталось сиротой. Потом первый этаж заняли офисы и магазины – точка микрокредитования “Честное слово”, ломбард “Залог успеха” и целый павильон с товарами для охоты и рыбалки “Мужской рай”.
Лена поднялась на второй этаж. В коридоре наскоро сделали ремонт – поклеили светлые обои с деликатными блёстками, положили ламинат ёлочкой, выбелили потолок, правда, таблички на закрытых дверях по-прежнему напоминали о прошлой жизни – “кабинет ИЗО”, “учительская”, “логопед”. Здесь теперь работали администраторы, бухгалтеры, инженеры, архитекторы, одним словом, планировщики. Но ничего не сдвинется с места, пока не появятся руки, которые начнут воплощать эти планы в жизнь. Три сотни вахтовиков с опытом приедут сюда и поселятся в вагончиках прямо на берегу Залива Терпения, но этого слишком мало. Королькову нужны батраки из местных. И мужчины, и женщины. Не меньше пятисот человек.
Секретарь проводила Лену на рабочее место. Ей достался кабинет географии. Беллинсгаузен, Амундсен и Миклухо-Маклай печально смотрели со стены на зарешёченное окно. В шифоньере за зеленоватым стеклом лежали минералы и какие-то сомнительные окаменелости, образцы торфа и чернозёма. Кстати, а где же глобус? Впрочем, ответ она и сама знала.
Парты были составлены пирамидкой в углу, кроме трёх. За двумя на деревянных стульях уже сидели дамы в районе сорока, одетые как близнецы – в брюки со стрелками и темные трикотажные кофты, плотно натянутые на холмистые животы. “Кадровиков” Марину и Ирину наняли, чтобы оформить всю ту армию местных рабочих, которых Лене предстояло завлечь.
Они не сразу заметили, что кто-то вошёл, увлечённо занимаясь своими делами – Марина подрезала ногти канцелярскими ножницами, а Ирина – вязала крючком. Двое из ларца подскочили со своих мест и залебезили наперебой: “Ой, Елена… Фёдоровна, верно? А мы вас уже так ждём, так ждём”, “Вы хоть выспались, а то лица на вас нету?”, “А у нас тут всё готово уже, журналы завели, квоты по бригадам Григорий Палыч прислал”.
Лена не припоминала, чтобы кто-то её называл так почтительно, по имени-отчеству. Только гаишники, перед тем как вымогать взятку. Она сказала, что новых заданий пока не будет, нужно во всём разобраться и провести одну важную встречу. Ленина парта стояла у окна в самом углу кабинета. На ней было нацарапано: “Помни свои корни. Есть вещи на порядок выше”. Последний раз она сидела в классе после выпускных экзаменов. За окном моросил дождь, свет лампы резал глаза, ноги замёрзли. Её взяли в кольцо директор школы, учительница литературы и классная.
– Будешь сейчас писать под диктовку, раз своей головы на плечах нету.
– Это же надо. Три года её на медаль вели, пылинки сдували, а она такое выкинула.
– И где хоть капля благодарности? Его ведь в райотдел образования отправят, какой позор для школы.
Директор скомкал её выпускное сочинение, исчерканное красной ручкой. Тема, которую Лена выбрала из утверждённого списка, показалась бы травоядной даже самому строгому педагогу – “образ родины в лирике поэтов XX века”. Сочинение начиналось с эпиграфа: “Мы – лёд под ногами майора”. В цитатах, приведённых Леной, также встречались слова “говно” и “вертухай”.
– Ты понимаешь, что это всё низкий штиль? Это вообще не литература! Такие слова мог бы использовать писатель третьего ряда… Набоков!
Лена молчала. Она давно презирала их всех, но, стиснув зубы, достала чистый двойной листок.
На подоконнике рядом с Лениным рабочим местом лежал просроченный календарик с котёнком за 2011 год. Интересно, что сейчас делает Макар? Гоняет мяч, выцарапывает на обоях руны или греет уши под батареей? Она вытащила календарик и решительно зачеркнула сегодняшний день, 12 октября. Это придало сил. Каждую неделю Лена должна сдавать в Москву сводку о нанятых на стройку, а через полгода отчитаться перед комиссией, которую возглавит лично Корольков, о “завершении комплектации трудовыми ресурсами”.
За спиной висела зелёная грифельная доска. На ней Лена будет рисовать звёзды – за каждого нанятого рабочего, который приблизит её к свободе. Так рисовали звёзды на советских истребителях за подбитые самолёты врага. Вот и Лена ощущала себя высланной на фронт.
– Елена Фёдоровна, давайте перекусим. Я с собой колбаску принесла, печенье кокосовое, – Ирина опустилась под парту и зашуршала пакетиками.
Лена чувствовала себя оглушённой рыбой, ей не хотелось ничего. Только бы закончился этот день. А за ним следующий, и следующий.
– Нет, спасибо, что-то нет аппетита.
– Везёт вам, а я вот ем всё, что не приколочено. Может, хоть чайку? Марина чайник из дома специально везла.
– Чая, пожалуй, можно.
Лена открыла сумку и достала термокружку, которую купила на свою первую зарплату в “Нефтепромрезерве”. Она повертела её в руках, отскребла ногтем пятно на донышке, а потом всё-таки опустила на стол, резко, как будто поставила печать. Теперь всё. Она окончательно приняла правила игры. Своя кружка на работе будет поважнее, чем трудовой договор.
Перед тем, как пить чай, Лена решила помыть руки. Марина объяснила ей, как дойти до женского туалета. Едкий запах хлорки, впрочем, стал лучшим навигатором. Внутри не было кабинок, и только низкие бетонные перегородки отделяли унитазы, встроенные в пол. К такой близости с коллегами Лена была не готова.
– Вы не знаете, нет здесь обычных туалетов с дверями? Для учителей?
– А, все учительские остались на первом этаже, там, где “Мужской рай”. Но вы сходите, попроситесь к ним, может, пустят, – Марина раскладывала на тарелочке салями, кружочек к кружочку. Ирина разлила чай в три кружки. Ленин термос возвышался над двумя чашками в цветочек, как башня Москвы-Сити над спальным микрорайоном Камушки.
– А вы с Южного на чём добирались? – Марина закинула в чай три куска сахара.
– Откуда?
– Да это мы так Южно-Сахалинск называем.
Лена рассказала в общих чертах о своей одиссее на вездеходе.
– И мы на Коле ехали, он как дал гари, у меня чуть челюсть не отвалилась.