Запах смерти

Пожалуй, если сегодня они с Вабсом успеют в «Гэмблерс» до закрытия, придется принять на грудь что-нибудь покрепче, чем пиво.

Киппи вернулась в дом, по пути обогнув Вабса, который все еще пытался вернуть Грейнджера к жизни, и пробежалась по оставшимся комнатам, превратив обыск в упражнение по кардиостимуляции (как раз способствует снятию стресса после увиденного в гараже). Меньше чем за минуту она прочесала две спальни – хозяйскую и гостевую, – а также гостиную в цокольном этаже и прачечный закуток. Больше в доме никого не оказалось – ни женщины, ни сына. Жилье выглядело в целом опрятным, прибранным, если не считать осколков стекла и россыпи мелочи на деревянном полу в кабинете Грейнджера.

По всей видимости, здесь что-то произошло.

Миновав кухню, Гимм через выбитую переднюю дверь вышла из дома, спустилась по подъездной дорожке и направилась к растревоженному соседу.

– Вы знали, что у них есть собака?

– Собака? – встрепенулся Менкен. – Ах да, ко мне недавно вечером заглядывал мальчонка, показать щенка… Тот у них, видно, недавно появился.

Киппи Гимм поблагодарила его за усилия, сообщила дурную весть о ретривере, а также что к Грейнджеру выехала «Скорая».

Менкен кивнул и залопотал насчет того, что Грейнджер всегда был типом странным – нелюдимым, тихушником, но при этом, если судить по их встречам после заката, ночным гулякой. Пошло бла-бла-бла насчет вредных вибраций и о том, что у Грейнджера что-то то и дело просачивалось на поверхность.

Киппи слушала вполуха, оглядывая двор, подъездную дорожку, улицу – все что угодно, только не открытый гараж Грейнджера. Когда Менкен остановился перевести дух, она повернулась к нему, еще раз поблагодарила за помощь и предостерегла, чтобы тот на обратном пути не заглядывал в гараж Грейнджера, чтобы не видеть ту крайне неприятную – просто жуткую – картину, забыть которую не так-то просто.

Менкен топтался еще с минуту; из-под толстовки у него выглядывал пуп, словно сурок, исподтишка ищущий свою тень. Вид у Менкена был мрачноватый: ясно, что эта деваха-коп дает ему укорот. Тем не менее предостережению он внял и ушел к себе не оглядываясь.

Вообще такой резкости этот добрый самаритянин не заслуживал. Он действительно сделал доброе дело, но уж очень хотелось поскорей услышать о Скотте Грейнджере.

Вабс появился через пару минут.

– Бесполезно. Ничего не смог сделать. Думаю, Грейнджер по какой-то идиотской причине травил собаку газом, но при этом надышался сам: смерть просочилась через дверь.

– Вот и поделом, – буркнула Киппи. – Вселенская справедливость.

Вабишевски ничего не ответил.

Киппи Гимм обернулась и посмотрела на гараж с недвижной грудой одеял и золотистого меха. Уже слышна была сирена приближающейся «Скорой». Гимм провела рукавом по глазам и… чего-чего?.. Там что-то шевельнулось.

– Вабс, – выдохнула она, хватая напарника за плечо. Тот резко обернулся и посмотрел в направлении взгляда Киппи. – О-па. Что за чертовщина?

Сначала было ощущение, что это игра теней. Сама импровизированная подстилка, казалось, извилисто подергивается, но вот картина стала четче: из кучи одеял выпутался одинокий щенок и, повалявшись на боку, кое-как поднялся и заковылял к подъездной дорожке, приближаясь на четырех шатких лапах к полицейским.

Невероятно. Просто отвал челюсти.

Киппи быстрыми шагами подошла к гаражу и присела на корточки, встречая приближение песика.

– Все в порядке, медвежка, – шепнула офицер Киппи Гимм, протягивая руку.

Песик робко лизнул полицейский палец. Гимм взяла щеночка на руки.

– Медвежка, все в порядке, – повторила она, почесывая его за ушами. – Все будет хорошо.

А тут и «Скорая» подъехала.

Глава 3

– Мейс, та дама из полиции все звонит и звонит. – Пол Льюис руководил Чикагским центром по контролю и уходу за животными. – Говорит, что очень загружена по работе, но возьмет того золотистого ретривера, если никто другой не изъявит желания.

Я в ответ кивнул.

Пол не унимался:

– Я сказал ей, что сегодня к нам зайдет заклинатель собак.

Я посмотрел с осуждением:

– Пол, я тебя заклинаю: перестань меня так звать.

Мы с ним вращались на одной орбите собаководства. У меня была школа дрессировки собак, и, наверное, половину моего дохода составляла работа на город.

– Да перестань. Это облекает тебя ореолом таинственности.

– Ага. В форме кондома.

– Не скромничай.

– Так что там, черт возьми, произошло? – спросил я, до этого получив на телефон лишь сжатую информацию о жестоком обращении со щенком ретривера.

Пол протянул мне распечатку скана:

– Вот. В основном это от женщины, которая жила в таунхаусе, ну и, конечно, из полицейского протокола.

На листе было с полдюжины разномастных абзацев. Наблюдая за презентациями Пола в «Пауэрпойнте», я знал о его страсти к подчеркиванию слов и фраз. Если же он был в ударе, то выделял жирным шрифтом, курсивом и подчеркиванием целые предложения – да что там предложения: целые абзацы. Ну а после двух чашек крепкого кофе начинал малевать стрелки-указатели размером с Эверест. Сегодняшняя инсталляция включала обилие жирных шрифтов, но лишь с небольшим количеством подчеркнутых существительных.

Не желая вникать в полутона всех его курсивов и цветовыделенки, я вместо этого выслушал Пола и с его подачи прошел через основные моменты:

– Прежними хозяевами щенка – недолго, с неделю – были мать-одиночка и ее шестилетний сын. Женщина работала секретаршей в той же фирме, что и этот выродок Грейнджер. Мать с сыном ютились в квартирке ее сестры – житье, понятное дело, не сахар. Им оставалось всего два месяца до получения съемного жилья, а потому ни в коем случае не следовало переезжать к этому придурку, но женщина и Грейнджер были меж собой в отношениях. Они, видите ли, встречались. Ну а как только мать с сынишкой переехали к нему, так все и пошло наперекосяк. Грейнджер, оказалось, был классическим Джекилом и Хайдом – учтивым и податливым в рабочие часы, за обедом или в кино, но вечерами пил дома до одури. И чем больше напивался, тем сильнее изолировался от них… от мира… от вселенной. Оставленная на полу в гостиной игрушка оборачивалась тирадой длиною в ночь, с битьем кулаком по столу; флакончик крема в ванной, если поставить не туда, превращался в несносное брюзжание.

– Короче, держал их в черном теле?

– Ходили по струнке, как над вулканом. – Пол мрачно усмехнулся. – И вот последней каплей стал щенок. В начале той недели женщина с сынишкой привезли домой золотистого ретривера – кстати сказать, с позволения Грейнджера. Сестра женщины работала в ветклинике, поэтому они вдвоем придумали грандиозную схему: спарить мать щенка с породистым псом, приплод затем распродать, наличность положить в банк, а одного щеночка оставить у себя. Ты ведь знаешь, кутята рождаются с закрытыми глазками и ушными каналами – в сущности, слепоглухие в первые недели своей жизни. А по законам штата, первые два месяца щенка нельзя разлучать с матерью. И вот ровно на восьмой неделе женщина и ее сын принесли в дом Грейнджера теплый комочек золотистого меха, поместив его в ранее опрятный, незахламленный гараж Грейнджера. Реакция сожителя была такая, будто его дом собрались взорвать.

– Ей бы взять и вернуться к сестре.

– Она уже решила, что будет ждать ровно до сдачи квартиры, а потом уйдет, к черту, от этого долболома. Ее наблюдения за последний месяц эволюционировали от, – Пол посмотрел в какие-то свои записи, – «что-то ты многовато пьешь» до «давай-ка с этим полегче», затем «да у тебя проблемы» и наконец «какой же ты гнусный алкаш». Кульминация, как и следовало ожидать, произошла прошлой ночью: Грейнджер дал ее сыну пинка.

– Вот это кульбит!

– Во всяком случае, это все, что у нее написано, – сказал Пол. – Женщина собрала мальчика, запихнула вместе с чемоданом в машину и довела до сожителя, что у них «амур пердю». Хоть она и собиралась в спешке, но дала понять, что завтра с самого ранья вернется за остальными вещами и за щенком… после того, как этот козлина протрезвится.