Страница 6 из 45
– Что?
– Ты, о чем задумался?
– О детях, – отвечаю я и наблюдаю за реакцией друзей.
– О чем? – хохочет Стас. – А что, уже есть наследник на подходе?
Настя хмурится и обиженно отодвигается.
– Пока нет, но нужен.
– Так в чем дело? Женись.
– Запросто. Настена, выйдешь за меня?
– Ну, ты даешь! – восклицает Ирина и всплескивает руками. – Разве так предложения делают?
Поворачиваюсь к Насте, внимательно смотрю на нее. Я, конечно, шучу, но, как известно, в каждой шутке есть доля правды. Одно дело гадать, согласится Настя на брак или нет, и совсем другое убедиться самому.
Она теряется, краснеет, но отводит взгляд, теребит в руках салфетку, потом в сердцах бросает ее на стол и встает.
– Ты, наверное, шутишь? – ее зеленые глаза темнеют и становятся похожи на море перед грозой.
Настя – настоящая красавица. Все при ней: точеная, тоненькая фигурка, светлые длинные волосы, потрясающие глаза и губы. Когда она идет по подиуму, меня охватывают приступы ревности. Мне хочется встать и увести ее подальше от глаз похотливых мужиков, которые пялятся на мою женщину.
Не знаю, это любовь или чувство собственности, но с Настей мне легко: непринужденные отношения без обязательств и взаимных упреков.
– Вовсе нет. Поженимся и сразу сделаем малыша. Чего тянуть? Мне уже тридцатник стукнуло.
– Какие дети? Ты спятил? У меня контракт на три года.
– Я знаю, но все же…
– Вот через три года мы можем вернуться к этому разговору, но не сейчас. Ты только представь, что у нас будет за семья: я в Париже, ты в Москве, редкие встречи на нейтральной территории.
Да и ребенка я не могу родить сейчас: нарушение договора грозит огромной неустойкой.
– Плюнь на нее! Я заплачу.
– Дорогой, ты давишь на меня, – Настя реально сердится. Она не ожидала атаки с этой стороны. – Я не могу принять такое решение с бухты-барахты. У тебя что, прихоти, как у беременной?
– И правда, Влад, ты куда-то торопишься? – встает на защиту Насти Стас. – Раньше тебя вопрос детей не интересовал. В честь чего завелся?
– Просто задумался о бренности бытия., – не вдаюсь в подробности я. – У меня дядя умер в Австралии. Так и прожил жизнь бобылем, ни семьи, ни детей. В старости, что называется, и воды некому было подать.
– Ой, прости, прости! – Настя садится рядом, обнимает меня и кладет голову на плечо. – Я не знала.
– Я и сам не знал.
Говорить больше не о чем. Настроение вечера пропадает, поэтому мы собираемся домой. Настя льнет ко мне в машине, гладит мое колено, но я поворачиваю в сторону ее дома.
– А прощальная ночь? – она обиженно надувает губы. – Я же завтра улетаю.
– Когда вернешься, наверстаем, не переживай.
Я торможу у ее подъезда, провожаю подругу до дверей и наклоняюсь для поцелуя, но он получается кривым и неловким: что поделаешь, не то у меня сегодня настроение.
Дома наливаю в стакан скотч, бросаю несколько кубиков льда и только после выпитого расслабляюсь.
Просыпаюсь неожиданно среди ночи, потому что кажется, что в комнате я не один. Открываю глаза – пусто. Напряженно прислушиваюсь – тишина. Поворачиваюсь набок, смотрю на часы: четыре утра, рано. Еще можно час поспать.
Закрываю глаза и тут слышу легкие шаги. Осторожно сажусь в кровати. Кто это? Вор? Но в нашем жилом комплексе зверская охрана, да и на десятый этаж никто не заберется.
Вот щелкает дверка холодильника, скрипит паркет в гостиной, кто-то надсадно кашляет и сморкается. Холодный пот бежит по моей спине, нервы натянуты, как канаты, в крови бушует адреналин. Осторожно встаю, беру настольную лампу и с ней наперевес иду на цыпочках к кухне.
Дверь внезапно распахивается: на пороге стоит неизвестный старик в белой одежде. В полумраке призрачного света уличных фонарей он кажется привидением.
– А вот и ты, племянничек! – заявляет старик и идет на меня. – Где мой наследник!
Я пячусь задом, ногами натыкаюсь на край дивана и падаю на него. Дядя тянет руки к моему горлу. Костлявые пальцы обручем смыкаются на шее. Я пытаюсь вывернуться, бью старика ногами и руками, но они проваливаются в пустоту.
– Нет, нет! – кричу я и… сажусь в кровати.
Я дома, в своей спальне. Первые лучи солнца уже пробиваются сквозь неплотные шторы и гуляют по подушке, упакованной в черную наволочку с рисунком из редких веточек цветущей сакуры. Меня трясет от пережитого ужаса. Сердце колотится в горле. Тело покрыто липким потом.
Это был чертов сон! Всего лишь сон!
Нет, надо выколотить из башки мысли о ребенке. Не нужно мне дядькино наследство. Обойдусь!
От принятого решения становится легко на сердце. Душ, спортивный костюм, – и я готов к пробежке. Привычный маршрут успокаивает, любимая музыка настраивает на рабочий лад. Так, что у нас там сегодня по плану?
Мяч выскакивает из кустов неожиданно. Я подпрыгиваю, чтобы не наступить на него, но тут вижу, как на меня летит огромная собака. Бросаюсь в сторону и… сталкиваюсь с женщиной. Тройную атаку не выдержит ни один человек. Я падаю на дорожку, сверху с размаху сваливается девица. Болью взрывается все тело. От злости выкрикиваю первое, что приходит в голову.
– Смотреть надо, куда бежите!
И вместо извинений девица вдруг начинает хамить. Я вскакиваю. Терпеть не могу таких нахалок!
Хочется схватить ее и встряхнуть хорошенько. Ярость, как раскаленная лава, бурлит в груди.
Наклоняюсь и… опять оказываюсь на земле, придавленный на этот раз злобной псиной. И куда исчезли все люди, что бежали следом за мной?
– Мать твою! – вырывается у меня.
Я чувствую мерзкое собачье дыхание на своей шее, и влажные капли падают за шиворот. От отвращения мутится в глазах, а желудок сводит спазм.
– Тихо, не шевелитесь, – шипит девушка.
– А ты не командуй!
Выстрел пронзительных, синих глаз пронзает до печенок. Ух, ты! Какая злючка-колючка!
Незнакомка открывает рот, чтобы сказать очередную гадость, и тут интонация ее голоса меняется:
– Абби, девочка, мне ничего не угрожает. Отпусти нас.
– Девочка, да это настоящая слониха! – рычу я.
– Абби, проказница, ты что делаешь? – доносится встревоженный, но до боли знакомый голос.
Что это? Остатки ночного сна?
Тяжесть внезапно исчезает. Я встаю, поворачиваюсь и вздрагиваю от ужаса: на меня смотрит Фантомас.
Глава 4
«Мама? Черт! Зачем она вылезла из кустов. Сейчас ее узнают и сдадут нас в полицию», – отчаянно думаю я.
Бегун упирается руками в дорожку, легко отталкивается, встает и… вскрикивает. Я тоже сажусь, но из-за его ног не вижу, что так испугало взрослого мужика. Но тут он делает шаг в сторону, я поднимаю голову, и… моя челюсть отваливается, и только что слюна не капает с подбородка, как у Абби, – Что это? – потрясенно спрашиваю я.
Незнакомое чудовище с головой, замотанной по брови косынкой, в темных огромных очках и с голубой кожей вдруг вцепляется в меня и рывком поднимает на ноги. Абби нарезывает вокруг нас круги, не подпуская близко появившихся на дорожке новых бегунов.
– Простите, простите, нас. Не обращайте внимания. Занимайтесь своими делами, – бормочет мама низким голосом и тянет меня за собой.
Я не успеваю опомниться, как мы уже карабкаемся на пригорок, оставив за спиной ошарашенного Владика. Или не Владика? Леший знает, под кем я лежала на дорожке. Как писал Есенин, «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье».
И почему мне именно сейчас вспомнились эти слова? Может, потому, что мой нос только что щекотала прядь волнистых волос? Правда, не пшеничного, а черного цвета, но разве это важно?
Я оглядываюсь, но мама не дает мне остановиться и толкает все дальше. Мы наконец оказываемся далеко от дорожки. Мама устало опускается на траву. Я вижу, как подрагивают ее губы, как она нервно лезет в сумочку, достает бутылку с водой и опрокидывает в рот несколько капель.