Страница 9 из 20
По убеждению Ариса, населяла Ольбию в основном скуфь оседлая и благородная, именуемая сколотами, пришедшими сюда из разных мест и промышлявшими хлебопашеством, купечеством да мореходством. Кроме них, в покорённом городе поселились ватаги воинственных чубатых русов, златокузнецы и ремесленники могущественных саров, оставшиеся после разгрома, вельможи трибаллов, богатые фракийцы, тавры, алазоны – в общем, все те, кого эллины именовали варварами, поскольку эти народы перед схваткой имели обычай не жертвы воздавать своим богам и молить их о победе, а, сбросив латы и обнаживши тело, распалять себя кличем: «Вар-вар!».
Арис не единожды позрел, как скуфь исполчалась на врага своего, и слышал сей громогласный звериный рёв, взметавшийся над боевым порядком, но даже сведомому Геродоту было невдомёк, зачем они терзают глотки, исторгая неблагозвучие. Кричать перед побоищем на всех наречиях скуфи означало важить, то есть разжигать себя громким гласом. И варвары важили всегда и повсеместно, коль приходилось им, к примеру, ворочать тяжкие каменья или сволакивать суда, иль дерева огромные вздымать на стены крепостей; всюду, где мощи человеческой недоставало, они призывали божественную кличем, но клич уж был иной: «Раз-два – взяли!». Так, восклицая, они призывали в помощь бога Раза, молились и слагали силы, совершая то, чему потом дивились сами.
Но перед битвой они важили особенно усердно, даже исступлённо, и рёв «Вар-вар!» разносился на десятки стадий, подобно обвалу горному, листва с дерев слетала, в ущельях с круч свергались камни лежачие, вода на море волновалась без ветра. И был сей ор сущ не для того, чтобы посеять страх и панику в рядах супостата, хотя от такого крика охватывал озноб и дрожь под коленями; подобным диким воплем простодушная в обыденной жизни скуфь вздымала в себе дух воинский, называемый отвагой, то есть от важи, от крика обретённый. Войдя в неистовство от своего же гласа, этот разноплемённый народ становился будто один человек, смыкался в плоть единую и обретал безумную отвагу, скрещённую с невероятной, нечеловечьей мощью, и всё это вкупе называлось раж.
А потому у варваров всякая битва с супротивником именовалась сражением, то есть деянием, совершённым в состоянии ража.
Клич «Вар-вар!» одновременно был и обращением к варварскому богу войны, носящему три прозвища, и ежели скуфь полунощных племён называла его Один, а сколоты – Перший или Перун, то чубатые русы именовали его, как и эпириоты, Раз. А на самом деле у них бог был един для всех, впрочем, как и речь, и головные уборы, называемые скуфь, за что в Элладе так и прозвали варваров – по шапке дали имя. Даже изведавшему суть сущности этого народа Геродоту не удалось проникнуть в тайну разночтений, и он считал: скуфь потому воинственна изрядно, что имеет трёх богов войны. И заблуждение сие Арис открыл однажды, проникнув в тайну варварского бытия: согласно их воззрению, владыка всех сражений был трёхголовым или трёхликим при едином теле и также носил три имени! И ежели одни скажут Триглав, другие – Трояк, а иные кличут Троян.
Если ухо не привыкло к подобному варварскому многоголосью, а ум к чудным обычаям и взглядам, не сразу и разберёшь, каковы их боги и кто есть кто в сём пантеоне, который выше и важнее. Виной всему была вольность суждений, именовали кто во что горазд, и только боевой клич в многоустье звучал однообразно: «Вар-вар!». А коль в битве одержат верх, сомнут противника и в бегство обратят или вовсе одолеют насмерть, то раж свой лютый отринут вмиг и не добычу делят, но шапки скуфейчатые бросают в небо и рычат иначе – «Ура!» – и резвятся при сём, ровно ребята малые, ибо несмыслёны становятся и охочи до забав.
Потом же правят тризну по всем, кто лёг на поле брани, – по супостатам и по своим павшим братьям. Тела врагов, по обыкновению, свозили и хоронили в земляных ямах— в могилах, никоим образом не отмечая места, но долго помня, где и чья сила была предана червям трупоедным на поживу. Земная твердь на всех скуфских наречиях обозначалась словом и знаком Ар, засим и открывался смысл их неистового рева: варвары кричали: «В землю, в землю!».
Но единоплеменников своих, согласно обычаю, отмывали от крови, власы расчёсывали, наряжали в одежды скорбные, в ладьи смолёные возлагали и, укрывши сухими деревами, хворостом, соломой, сначала предавали огню и горько оплакивали. После чего собирали пепел от сожжённых тел и, всыпав в сосуды, ставили на возвышенности, каменьями огораживали или срубом. Туда же помещали прикрасы из золота, кубки, оружие и даже колесницы, а коль вельможным убиенный был, то и рабов кололи, коней и кречетов, затем же много дней подряд носили землю и насыпали курган высокий – гору рукотворную, которую видно за многие десятки стадий. У иных же племён скуфи есть и иные обычаи – ставить сосуды с прахом вдоль дорог или порубежий своей земли, мол, пепел имеет магическую суть и будет стеречь их землю от нашествий: тут тоже были кто во что горазд. По окончании этих скорбных дел варвары устраивали сначала потешные состязания и поединки, потом разгульный пир с плясками и песнопениями, словно на празднике Бахуса.
В общем, всё по своему дикому, причудливому нраву.
О нравах скуфи и её обычаях Арис давно уже твердил Александру, наставляя с ранних лет, дабы изведал тайную суть будущего супостата и не страшился крика, коль голосистая скуфь вздумает важить перед битвой. Однако, лишь оказавшись в пределах Ольбии, признался, что с умыслом скрыл одно наблюдение. Он и прежде так поступал: поведает о некоем явлении или философской истине, однако же чего-то недоскажет, чтобы понудить царевича самому домыслить недостающее или внезапно потом сразить, на брешь указав.
И тут, под стенами крепости, философ заключил то, о чём давно твердил. Будто ещё в отроческие годы он, будучи сыном придворного лекаря царей Аминты и потом Филиппа, был свидетелем, как македонские фаланги и конницы гетайров, постигая воинское ремесло на полях близ Пеллы, подобно диким варварам, издавали боевой клич «Вар-вар!» и победный «Ура!». И делали сие по той причине, что корнями своими македонцы увязали в Великой Скуфи и были её плоть от плоти, прозываясь словенами, ибо в былые времена промышляли ловом, в чём изрядно преуспевали.
Подобному откровению учителя Александр немало изумился, потому что при дворе почти не слышал ни скуфской обиходной речи, ни словенской, ни прочих наречий её племён, за исключением единственного – эпирского, поскольку мать Миртала, наречённая Филиппом на греческий манер Олимпией, а вкупе с ней волхв Старгаст втайне от царя пели ему колыбельные и сказывали сказы языком Эпира, весьма схожим со словенским. Но это лишь в отроческие годы. Все иные учителя и кормильцы учили греческому слову и обычаю, поскольку Филипп ещё до рождения сына отверг старых кумиров, избрал для Македонии богов Эллады, её просвещённый нрав и образ. А также указом своим строгим запретил придворным, воинам и прочей знати уподобляться варварам и важить, то есть рычать по-зверски, – мол, это язык гнусного простолюдья. Он стремился прославиться по эллинскому обычаю и возвысить царство достойно Спарте, чтобы никто не смел указать перстом и презрительно молвить: «Македонцы суть скуфь и варвары, подобные словенским племенам». Воинская спартанская наука не прибегала к безумству и неистовству, возбуждая раж сим глупым, мерзким криком, а достигала отваги, силы и мужества воспитанием телесного совершенства, здравого ума и эллинского неукротимого духа.
В итоге философ заключил, что ныне во всей Македонии уже не сыскать тех, кто помнит ещё, как можно вызвать в себе раж: всего за одно поколение воины забыли грозный, леденящий крик, впрочем, как и своих богов. И бог Раз, который прежде насылал скуфи безумную храбрость и силу в ответ на клич, более не внимал отвергнувшим его. Это же означает: варварским тайным ремеслом, умением перевоплощать отвагу человеческую в божественную, насыщаясь ражем, теперь не овладеть.
Арису доводилось зреть в варварских храмах, на распутьях и береговых святилищах скуфи изваяния сего кумира: по образу он вроде бы такой же громовержец, как Зевс, и молнии в деснице, но будто бы рождён от самой Ехидны, ибо вместо ног имеет змеиные тела. По скуфскому нелепому разумению, единый в трёх лицах, Раз, Перший и Один, то бишь Троян, соединяет все три стихии мира: небесное, земное и преисподнюю. То есть – небожитель, смертный человек и Змей Горыныч, один в трёх ипостасях!