Табор смерти

Сопротивление милиции постепенно переходило в драку. Женский батальон, черти его дери. Это самое худшее, потому что милиция не знает, что с ними делать. Слабый пол! С мужиками все ясно – пятерых сопровождавших женщин цыган быстренько приструнили, бока намяли. А как поступить с визжащей благим матом цыганкой, которая от избытка эмоций швыряет в тебя годовалого ребенка?

Милиции совсем пришлось бы туго, если бы не дислоцирующаяся рядом железнодорожная армейская часть. Ее командир всегда был рад прийти на помощь родной милиции и делал это без докладов с согласованиями. Так что общими усилиями армии и милиции с цыганами справились.

В железнодорожный отдел весь табор не поместился. Самых буйных, по которым нужно будет принимать процессуальное решение, распихали в камеры. А остальных загнали в здание строящейся свинофермы, выставили охрану.

– Для вас, ментов, – что цыган, что свинья! – орала пожилая цыганка. – Я Хрущеву напишу! Он цыган уважает!

Да уж, как уважает Хрущев цыган, были наслышаны многие. Его «уважение» им давно икается Указом 1954 года о борьбе с их вольницей.

Узнав об этом событии, Васин выехал на место, переговорить с неистовым народцем. Его интересовал один вопрос – не возникал ли здесь Копач, не знает ли кто его. А для этого нужно развести цыган на разговор. Болтать-то они горазды. Но вот что-то конкретное из них выудить – тут надо сильно постараться.

– Пять детей, говоришь, – задумчиво произнес Васин, разглядывая буйную цыганку.

– Пять, – с вызовом воскликнула цыганка.

– Пять детей. Пять лет без матери. Меньше за хулиганство и сопротивление милиции не получишь. Такая вот забавная арифметика.

– Вот еще, – презрительно фыркнула цыганка, но глаза ее испуганно забегали.

– Увидишь. И очень скоро. Единственный способ снискать снисхождение – быть с нами покладистой.

– Ха, не лечи леченую.

– Ну, как знаешь, – Васин начал приподниматься. – Разговор закончен…

– Чего хочешь-то? – уже спокойнее спросила цыганка.

– Это другое дело. – Васин открыл портфель и вытащил фотороботы архаровцев. – Твои сородичи. Кого из них видела?

Цыганка равнодушно посмотрела на изображения.

– Да не. Нам своих мужиков хватает. Вон, Зара своего топором зарубила. Так тут же к ней новый мужик прилип.

Васин нахмурился. Вот и думай – правду говорит или издевается.

Цыганка продолжила:

– Мы своим табором кочуем. Никто к нам не прибивался.

У Васина почему-то возникла твердая уверенность, что она не врет. Задав ей еще несколько вопросов и получив более-менее откровенные ответы, оперативник подытожил:

– Ладно. Попрошу ребят, чтобы тебя не слишком обижали.

Переговорил он еще с некоторыми представителями табора. Все без толку. Похоже, Копач к ним никакого отношения не имел. Вычеркиваем еще один пункт. Сколько этих пунктов уже было.

Васин взялся за дело с молодецким задором. Мотался с утра до вечера по городу. По цыганским поселкам. Агентуры там практически не было, но у местных оперативников и участковых возникли с цыганами определенные отношения, которые позволяли задавать вопросы. Главное – нащупать след Копача.

Кроме того, лейтенант старался переговорить практически со всеми цыганами, задержанными милицией и доставленными в отделы. Даже в местную колонию заглянул. Там томился цыганский барон. В прошлом году он сопровождал табун своих «рабочих лошадок» – цыганок с детьми. Нескольких замели за кражу. И барон с остальным табором заявился в милицию их вызволять. Пошумели знатно. До стрельбы дошло. А потом и до народного суда.

Разговоры, разговоры… Большинство – вот на такой же истерической нотке, как с этой цыганкой: «Чего вы к нам пристали, чего вам от нас надо, палачи?!»

Васин втирался в доверие, льстил, заискивал, орал, угрожал. В общем, использовал весь арсенал психологического давления. И погружался в это болото все глубже.

От этого мельтешения в глазах рябило. Голова кружилась, как карусель в городском парке. Дни превратились в сплошное месиво, в котором мелькали цыгане. Много цыган. Точнее, одни цыгане. Хотя примерно такого он и ожидал.

С первых дней работы в милиции эти самые цыгане исправно портили нервы ему лично и роняли процент раскрываемости его райотделу. Сколько же времени и сил пришлось убить на этот неугомонный народец! Именно цыгане давали львиную долю имущественных преступлений, жили в условиях анархии и на Советское государство предпочитали плевать.

В начале пятидесятых они массово гнали в Светогорскую область лошадей с Украины, из Белоруссии, с юга России. По правилам на животных должны были быть паспорта, но, понятное дело, таковых они представить не могли. Тогда Васин наглядно оценил, что цыган-конокрад – это вовсе не сказочный персонаж, а самая что ни на есть распространенная реальность. Было у цыгана две ноги, Бог ему четыре додал.

Тогда у колхозов и крестьян с лошадьми было совсем плохо. Тягловая сила и рабочая лошадь – это бык. Неважная замена, скажем так. И у колхозов была тогда главная задача – пополнить поголовье лошадей. Без них на деревне совсем кисло. Вот и меняли колхозы двух быков на одну лошадь. Конокрады этим активно пользовались.

Зачем цыганам нужны были быки в таких количествах? Да очень просто. В Залесянском районе работала без выходных и проходных артель «Красный Октябрь». Там быков принимали по тысяче рублей за одну животную единицу. После чего пускали на колбасу.

Ну и, конечно, донимали область кочующие таборы. Гаданья, кражи, мошенничества шлейфом тянулись за цыганскими кибитками. И управы на них никакой не было.

Но это все цветочки. Ягодки начались после Указа 1954 года об оседлости цыган. Вот тогда эти веселые свободолюбивые кочевники дали милиции прикурить. Уже тогда Васин, истинный коммунист-интернационалист, со стыдом стал осознавать, что начинает испытывать глухую ненависть к цыганам. Притом не к отдельным преступным представителям, а ко всему этому народу…

Был уже девятый час вечера, когда Васин вошел в кабинет следственно-оперативной группы. Ломов изучал прикрепленную кнопками к стене карту области. Апухтин листал материалы дела, делая выписки на листе бумаги, – только золотое перо скрипело.

– Ну что, со щитом или на щите, практикант? – Ломов посмотрел на запыхавшегося и притомившегося лейтенанта с ироничной усмешкой.

– Да опять пустота, – отмахнулся Васин. Он налил из графина в стакан воды и жадными глотками выпил. – Не знают в этом таборе ничего о герое цыганского народа Копаче.

Плелся он на перекладных до Абызовки почти двести километров, если считать туда-обратно. Вымотался прилично и хотел, чтобы его хотя бы на время оставили в покое. Но какой там покой? Он только снится. А так – вечный бой. В том числе и с язвительностью Ломова.

– Может, плохо спрашиваешь? – не отставал майор. – Без огонька и пристрастия?

– С пристрастием и огоньком – это уже инквизиция, – хмыкнул Васин. – Хотя с такой публикой ее методы в самый раз.

– Эка ты разогнался, – хмыкнул Ломов.

– Я уж в меру сил стараюсь наладить конструктивный диалог, шеф. Но глухо, как в среднеазиатском колодце. Этот Копач – как привидение какое-то: возникает из ниоткуда и исчезает в никуда. Когда захочет.

По другим линиям расследования никто успехами похвастаться тоже не мог. Действительно, банда была как заколдованная. Как будто шапка-невидимка у них, а заодно и ковер-самолет.

– Что-то мы упускаем, – поморщился Ломов, снова обернувшись к карте и прочерчивая стрелку красным карандашом.

Рядом висела еще одна карта – Российской Федерации, тоже испещренная значками и линиями.

– Может, они вообще из области двинули на оперативный простор? Степь да степь же кругом, – выдвинул предположение Васин и обвел рукой карту РСФСР. – Их надо где-то там искать.

– Молодые люди, – Апухтин оторвался от бумаг и посмотрел на оперов хитрым взглядом. – Клянусь своими почтенными сединами, здесь они. И заявят о себе в своей манере – самым наглым и подлым образом. Притом в самое ближайшее время. Я их повадки шакальи хорошо изучил.