Ц-5

— Именно тот, ваше высокопреосвященство, — мрачно улыбнулся Томаш. — Вы добры и порядочны, и непременно захотите смыть скверну со Святого Престола. Вот этого вам и не простят — в Ватикане водится много нечистой силы, а иные бесы облачены в алые кардинальские сутаны.

Лучани беспомощно оглянулся, страстно желая завершить тягостный разговор.

— Это мирские дела, — выпалил он, краснея, — следовательно, требующие доказательств!

— Они со мной, монсеньор, — бестрепетно парировал Платек, щелкая замочками «дипломата». — Вот списки членов масонской ложи «П-2», вот секретные документы, а в этих записных книжках — масса подробностей о всяких генералах, министрах и, увы, кардиналах. Кардинал-епископ Жан Вийо, могущественный статс-секретарь Ватикана, еще десять лет назад стал масоном ложи «П-2» под игривым именем «Жанни». Подкупы, умертвия, мафия, ЦРУ, шальные миллиарды — Вийо просто смердит серой! И это «Жанни» два года спустя поднесет вам бокал шампанского с отравой, а рано утром заметет все следы. Преступление будет неплохо спланировано, вплоть до того, что швейцарская гвардия в ночь убийства получит недвусмысленный приказ: «Сегодня никакой охраны»…

Патриарх листал книжки, брал в руки потрепанные листы с грифами высшей тайны, и его затошнило от брезгливости. Ослабев, Альбино присел на кресло, и понурил голову.

— Где сам Личо Джелли? — пробубнил он, мучительно ища достойный выход из крайне неприятного положения.

— Я убил его, — хладнокровно ответил Томаш.

Венецианский патриарх устало прикрыл глаза.

— Чего ты хочешь, сын мой? Денег?

— На вилле Джелли я позаимствовал не только ворохи бумаг, — Платек небрежно прихлопнул ладонью по крышке «дипломата», — но и кучу краденого золота. Килограмм двадцать с лишним — будет что тратить на богоугодное дело! Ваше высокопреосвященство, я хочу того же, что вы взыскуете в будущем — очистить Святой Престол от слуг Сатаны! Направляясь сюда, я лелеял надежду, что обрету в вас верного соратника, — он молитвенно сложил ладони. — Пожалуйста, монсеньор, не утомляйте свою душу сожалениями! Ибо путь, на который я призываю вас, очень опасен и очень тяжек. Скорее всего, он ведет к смерти. Вы только не беспокойтесь и не переживайте! А я исполню свой долг в одиночку…

Пока Томаш говорил, лицо Лучани наливалось краснотой. И вдруг патриарх вскинулся, закричал тонким срывающимся голосом, переходя на мирской формат почтительности:

— Да за кого вы меня принимаете, Томаззо?! Конечно же, мне страшно! Очень страшно! Но разве можно терпеть подобные мерзости? — он с отвращением отбросил пару книжек. — Кроме житейских желаний, есть еще и долг! Священный долг!

— Вы со мной, монсеньор? — прямо спросил Платек.

— Неужели не ясно? — завелся патриарх, продолжая негодовать на собственное малодушие. — И хватит меня величать! Уж если мы с вами объявили новый крестовый поход, то… Меня зовут Альбино!

— Очень приятно, Альбино, — ухмыльнулся Томаш. — С чего начнем?

Лучани задумался, успокаиваясь.

— С аудиенции у понтифика, — решил он. — Действовать будем сами, но папа должен… как это… быть в курсе. Согласен, Томаззо?

— Да, Альбино, — склонил голову Платек.

Он был совершенно серьезен. Их ждали могущественные враги и недолгая жизнь, полная мук и потерь, но страха не было. Даже один в поле воин, а уж двое, спиной к спине… Вера их крепка, и Господь с ними!

Томаш скупо улыбнулся. Вот и надежда зареяла…

Тот же день, позже

Москва, улица Дзержинского

Андропов уяснил этим утром смысл словосочетания «не находить себе места». Он бродил по кабинету, то раздергивая плотные коричневые шторы, то задергивая их «на обратно». Задумчиво приседал за стол, резко вскакивал, заглядывал в «потайную комнату», чтобы наскоро выхлебать стакан разбавленного сока, и возвращался.

Наконец, приняв решение, нагнулся к селектору, но в этот самый момент приоткрылась дверь и заглянул порученец.

— Там товарищ Иванов… — сообщил он с долей неуверенности, будучи свидетелем начальственных метаний.

— Проси, Василь! — обрадовался председатель КГБ, бросая трубку. — Пусть заходит!

— Есть!

Мгновенье суеты — и бравый генерал-лейтенант перешагнул порог.

— Разрешите…

— Разрешаю, Боря, разрешаю, — отмахнулся Андропов от чинопочитания. — А то я уже звонить тебе хотел! Для зачина… — он схватил со стола желтоватые листки, пересыпанные цифирью, и белую страницу с расшифровкой. — Читай!

Иванов нацепил очки.

— Та-ак… «15 марта Анвар Садат разорвет советско-египетский договор о дружбе и сотрудничестве от 1971 года». Вот же ж гад какой! — прокомментировал он. — Мы им Асуанскую плотину, а они нам свои худые загорелые задницы кажут… Хм… «20 июля произойдет крупное землетрясение магнитудой 7,8 в китайском городе Таншань. Погибнет более 240 тысяч человек». М-да… Представляешь, Юра? Сидишь себе, сидишь — и вдруг дом ка-ак зашатается! На тебя валится потолок, и…

— Боря!

Иванов живо уткнулся в расшифровку.

— «6 сентября советский летчик Виктор Беленко угонит перехватчик «МиГ-25П» с секретной аппаратурой в Японию, где передаст его американцам»… Вот этот — точно гад… «9 сентября в Пекине скончается Мао Цзэдун»… — генерал-лейтенант аккуратно сложил бумаги, подравняв стопочке края. — Не хреново девки пляшут по четыре сразу в ряд… Миха вернулся?

— Это я у тебя хотел спросить, — сварливо пробурчал Ю Вэ. Вернувшись за стол, он сложил ладони перед лицом, и уткнул в них подбородок. Его глаза, увеличенные стеклами очков, смотрели выжидающе — и смятенно.

— Спецгруппа на паузе, — доложил Борис Семенович. — В разработке один подозрительный товарищ, Исаева им занимается. Одно я знаю точно — Михи в Первомайске нет.

— Куда ж он подевался? — Андропов расцепил руки, поводил ладонями по столешнице. — Ты знаешь, Борь… Я вот сейчас подумал… Уж слишком легко Миша принял свое раскрытие! А если тут не простота, а тонкий расчет? И мы вычислили лишь его одного — из целой группы?

Генерал-лейтенант молча покрутил головой, разминая шею.

— То есть, Миша принял удар на себя, отводя нам глаза — и уводя в сторону от товарищей?

— Именно! — Юрий Владимирович размашисто хлопнул ладонью по столешнице, а затем поднял указательный палец: — Он не просто исчез, Боря, ему помогли! Оперативно и профессионально.

— Очень даже может быть, — согласился Иванов, поправляя очки.

— Работаем!

Вечер того же дня

Первомайск, улица Офицерская

Офицерская оставалась девственно пыльна — асфальт миновал ее — и прихотливыми заворотами спускалась к речке Синюхе, притоку Южного Буга. На каждой уличной извилине выдавался заросший неопрятным бурьяном взгорбок, где крепко сидел забор из серых, битых дождем досок — с дороги он чудился палисадом форта.

Ну, если уж об осадках речь зашла, то вода с небес вела себя прилично — не размывала проезжую часть, а текла по сторонам, выточив русла по колено глубиной. Иногда, после сильного ливня, мутный поток до того растаскивал грунт, что оголял костяки павших и ржавые остовы винтовок.

Знать, и ассоциация с фортецией не зря зацепилась — бои тут шли страшные…

…Саймон поднажал, выруливая, и верный «каблучок» тоненько взревел, одолевая крутой подъем. У крошечного магазинчика «Продукты» Грин затормозил и вышел, поднимая «ижевский» капот. Условный сигнал: «Всё в порядке».

Мельком Саймон глянул на часы. Файв о`клок.

Приняв озабоченный вид, Грин заглянул под капот. Потрогал, подергал провода — и деловито вытер руки ветошью.

«Долго ждать не буду, — подумал он, — минут пять, от силы».

Завывая мотором, подкатил «газон», груженый опилками. Наверное, с мебельной фабрики. Из кабины выпрыгнул водитель, курчавый парень лет тридцати, в теплых суконных штанах, пятнистых от следов масла, и в байковой рубашке. Изгвазданную куртку из болоньи он забросил обратно на сиденье — вечер баловал теплом.

— Проблемы? — кивнул курчавый на движок «Ижа».