Венера Прайм 3

— Что это за чертовщина? — удивленно пробормотал молодой хирург. — Срочно биопсия. Я хочу знать, что это, прежде чем мы закончим.

Он удалял всю скользкую серебристую, вызывавшую удивление ткань, быстро и аккуратно работая вокруг кровеносных сосудов.

Ткань лежала на подносе, как выброшенная на берег медуза, дрожащая и переливающаяся.

К тому времени, как хирург вычистил из-под диафрагмы Спарты последнее доступное пятнышко, техник вернулся с лазерспектрометрическим анализом и компьютерной диаграммой: вещество представляло собой длинноцепочный проводящий полимер, с которым ни хирург, ни его помощник техник, никогда раньше не сталкивались.

— Ладно. На сегодня все. Но эту женщину держать под усиленным наблюдением, пока исследовательский комитет не даст свое заключение.

Далее работал робот, восстанавливая поврежденные кровеносные сосуды, нервы и кожу, смазывая все стимуляторами роста — даже следа шрама через неделю не останется.

Блейк шел рядом с каталкой, держа бесчувственную руку Спарты, когда ее  выкатывали из операционной. Хирург и его помощники привели себя в порядок и вскоре ушли.

В темноте галереи над операционной стоял человек и смотрел вниз сквозь стеклянную крышу. Голубые глаза блестели на его почерневшем от солнца лице, седые волосы были коротко, до нескольких миллиметров подстрижены. Он был одет в парадную синюю форму полного командира космического патруля; на его нагрудном кармане было не так уж много лент, но те, что он носил, свидетельствовали о высочайшем мужестве и смертоносном мастерстве.

Командир повернулся к офицеру, стоявшему чуть дальше в тени. — Достань эти данные, а потом сотри память машины. Эта информация не должна попасть ни в какой исследовательский комитет.

Его голос был рокотал, как волны, бьющиеся о каменистый берег.

— А как насчет тех, кто оперировал ее, сэр?

— Объясни им это, Щаранская.

— Вы же знаете, что такое хирурги, сэр. Особенно молодые.

Да, он знал. Хирурги вроде этого умного молодого парня не раз спасали ему жизнь. Все, что они хотели взамен, это уважение. 

— Попробуй сначала объяснить. Если не удастся…

Щаранская позволила паузе продлиться несколько секунд, прежде чем сказала:

— Я поняла, сэр.

— Молодец. Если тебе придется зайти так далеко, следи за дозировкой, они не должны разучиться оперировать.

— А инспектор Трой, сэр?

— Мы вытащим ее отсюда сегодня же вечером.

— Мистер Редфилд, сэр?

Командир вздохнул:

— Щаранская, если бы не твой кузен Пробода, жаль его огорчать, хороший парень, я бы тебя арестовал за эту глупую выходку. Пробода, конечно, умом не блещет, но ты его переплюнула, ты просто тупица.

— Сэр! Зачем так? Каждый может ошибиться.

— Чушь. Тебе не понравился этот парень, и ты против существования профсоюзов. И ты все сделала намеренно, решила пусть повоюют, пусть доставят друг другу неприятности.

Она резко выпрямилась:

 — Я думала, это будет отвлекающая операция, сэр. Поможет расследованию инспектора Трой.

— Следующая ложь будет твоей последней на этой службе, Щаранская.

Она долго не отвечала. Затем она сказала:

— Я поняла, сэр.

— Вот и замечательно. — Он наградил ее ледяным взглядом.

— Люди есть люди, Щаранская, — сказал он и резко отвернулся. — А она определенно человек, несмотря на то, что они с ней сотворили. И ничто человеческое ей не чуждо. И что бы мы с тобой ни думали об этом парне Редфилде, по-крайней мере сейчас, он ей нужен.

Эпилог

 Двумя годами позже…

Загородное поместье лорда Кингмана, к юго-западу от Лондона .

Билл, элегантный мужчина средних лет, медленно поднимается по широкой лестнице в свои комнаты. Он смотрит на часы. Деловая встреча назначена на шесть часов — сегодня она будет предварительной, все решится завтра. Ужин будет ровно в восемь. Каковы бы ни были его недостатки как стратега (размышляет Билл), Кингман знает, как правильно все организовать.

Шесть часов. Встреча начинается с церемонии. Святилище в поместье лорда Кингмана одно из старейших сохранившихся в «Обществе Афанасийцев». Сводчатый потолок украшен узором в виде созвездия Южный Крест с золотыми листьями на голубом фоне, это удивительно точное изображение, учитывая, что европейцы были незнакомы с южным небом, когда строился этот склеп.

Юрген читает посвящение. Наконец, все произносят торжественно — ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО — и пьют из чаши, в данном случае из железного сосуда, хеттского изделия, жемчужины коллекции Кингмана.

Они меняют свои мантии на обычную одежду и снова собираются в библиотеке, под дубовыми полками, заполненными множеством настоящих печатных книг, переплетенных в тисненую кожу.

Из присутствующих членов исполнительного комитета четверо изображают из себя охотников, Кингман и Билл в цивильных костюмах, Юрген похож на американского ковбоя, Холли в белом хлопчатобумажном сари. Джек Ноубл одет как манхэттенский банкир, хотя выглядит как стареющий борец. Мартита так же естественно бледна, как Холли темна, и, как и та, стремится к максимальному эффекту от контраста, для этого надела грубый шерстяной наряд, который оттеняет ее прекрасные золотые волосы. Хотя костюм Мартиты полувоенный, ее воинственность неподдельная.

— Неудачи последних двух лет. Я считаю их нужно обсудить. — Объявила она тему собрания, когда дворецкий принес и расставил напитки. 

 — Наша программа — в основном твоя программа, Билл, но поправь меня, если я ошибаюсь, — она бросает на него лукавый взгляд, — жалким образом провалилась. А какой разумной она  казалось поначалу.

— Я твердо уверен, что нет необходимости копаться в неудачах. Всем хорошо о них известно. — Всем своим видом и тоном Билл изображает оскорбленное достоинство. Но Мартиту с толку не сбить:

— Я думаю, что мы все могли бы извлечь пользу из тщательного анализа произошедшего. Во-первых, мы потерпели неудачу в  первой попытке создать Посредника, а следующий экземпляр еще не испытан и когда это будет никто не знает. Во-вторых, не удалось скрыть местонахождение Нашей Звезды, и в-третьих мы не смогли сохранить конфиденциальность священных текстов.

— Что касается Нашей Звезды, я думаю опасения напрасны, никто точно не знает, где она находится, и никто не узнает, пока не поступит сигнал. — Говорит Джек со своей обычной прямотой.

— Я согласен с Джеком, — говорит Юрген. — Наша Звезда достаточно хорошо умеет прятаться.

— Она не об этом, — вставляет Холли. — Дело в нашей неудаче, дорогостоящей неудаче, которая привлекла внимание к тому, что мы надеялись скрыть.

Ее самодовольная манера (размышляет Билл) не раз вызывала у меня желание ее чем-нибудь как следует стукнуть, но в логике ей не откажешь.

— А, за неудачу с текстами, кто ответит … — Мартита, не заканчивает фразу, и повисает тишина. Биллу показалось, что в библиотеку в этой тишине влетел ангел. Ангел смерти, без сомнения.

Некоторые называют их свободным духом. Некоторые называют их афанасийцами. Их попытка уничтожить все существующие копии того, что публика стала называть письменами культуры X, и устранить любого, кто мог бы восстановить их по памяти, была смелой и необходимой попыткой. Но полной неудачей ее назвать нельзя. В результате Билл и его сотоварищи узнали многое, что в противном случае, осталось бы им не известным. Взять хотя бы знания, содержащиеся в переведенных текстах. Правда истолковать перевод было весьма проблематично, а правильно истолковать тем более.

Но если оценивать беспристрастно, признавал Билл, то в истории с письменами афанасийцы больше потеряли, чем нашли. И, конечно, за это кто-то должен ответить. И как бы не оказаться в их компании.

Кингман, который до сих пор не принимал никакого участия в происходящем разговоре, а только руководил действиями дворецкого короткими кивками и наклонами своей львиной головы, вдруг резко произнес:

— Нет, я сделал все, что мог. Сейчас я расскажу вам все во всех подробностях и вы увидите, что никто на моем месте не смог бы сделать большего.