Страница 2 из 8
– А как тогда?
– Будем продолжать. Не обнулять ничего. Не говорить «окей». Завтра запечем курицу, выбросим все вилки. Может, я даже схожу к врачу, потому что рука пиздец как болит…
– Я тебя люблю, – прервала его Лена, приподнявшись на локте и прислонившись лбом к его лбу, – и заткнись ты уже про эти вилки…
Революция. Даша Берег
Валек ногой толкнул дверь, для приличия присняв большие наушники, с которыми расставался разве что в душе.
– Здрасьте. Я тут компьютеры все к сети подключаю. Побуду у вас пару часов.
В тесной каморке, совсем не похожей на другие кабинеты лаборатории, светили только яркие лампы над двумя небольшими парниками. На грязном столе стоял допотопный микроскоп, валялись пробирки и прочая химическая хрень. Возле всего этого хлама деловито терся лохматый дед. На вид ему было лет двести.
– Вы компьютером-то пользуетесь вообще? Интернет, чатики? – спросил Валек, сдувая пыль с монитора.
– Я занимаюсь селекцией колорадского жука, – важно сказал дед, – это произведет революцию в сельском хозяйстве.
– Класс. Люди придумывают лекарство от рака, но разводить жуков – тоже нормально, – хмыкнул Валек. Тут в каждом кабинете сидел чудик со странной миссией, но дед-революционер был просто Биг Боссом.
– А вы знаете, что колорадские жуки несъедобны для большинства птиц из-за скопления в их телах токсичных алкалоидов солонины, содержащихся в картофеле?
– Их никто не жрет?
– Да! – обрадовался дед. – Я пытаюсь вывести вид жуков, организм которых будет вырабатывать фермент, расщепляющий алкалоиды. Увеличив число естественных врагов жука, можно значительно снизить степень обработки растений пестицидами. Вы представляете, что это значит?!
– Слабо, – признался Валек. Он не выносил лишней информации и уже готов был надеть наушники, когда дед спросил:
– Что это за армянские песнопения доносятся из вашего магнитофона?
– Моя любимая группа, «System of a down», – ответил Валек, пропустив «магнитофон» мимо ушей, – а как вы догадались? Поют-то на английском.
– А вы знаете, что каждой этнической группе свойственны…
И тут Валек все же надел наушники.
Он приходил в каморку несколько дней подряд, настраивая не нужную ни жукам, ни их жучьему богу сеть. Деда он прозвал Троцким за его грандиозные планы.
– Получается, вы создаете этих жуков для того, чтобы их съели птицы? – спрашивал Валек.
– Ученый должен быть беспристрастным, – важничал Троцкий и продолжал нежно сюсюкаться со своими жуками. Особенно он любил личинок – ласково называл их желторотиками и желал приятного аппетита, высаживая в парник.
Наверное, ради великого дела он мог бы скормить им и самого Валька.
– А когда начнется ваша полевая революция?
– Как Леонид Ильич даст отмашку, так и начнется.
– Это директор лаборатории что ли?
Троцкий задумался:
– Можно и так сказать…
Валька снова вызвали через месяц – устранить неполадки сети. На входе его остановил охранник Митрич, обедающий прямо на посту.
– Тут деньги собирают на похороны Жука, можешь тоже дать, сколько не жалко.
Валек понял, что речь идет о Троцком.
– Прикольный был дед, – грустно сказал он, – картошку хотел спасти.
– Да кому нужна его картошка, – заявил Митрич, поедая что-то из макдачного пакета, – щас все эту, гранолу, едят.
– А что это?
– Да хрен его знает. Что-то полезное.
– А его исследования?
– Да какие исследования! У него ж кукушка давно поехала. Ему казалось, что он все еще при совке живет. Главный из жалости подыгрывал ему, разрешал сюда приходить да херней своей заниматься.
– Так вот какого Леонида Ильича он имел в виду… А жуки?
– Себе забери, – разозлился Митрич и рыгнул картошкой фри.
– Мне-то они на кой? – удивился Валек, но, доделав все дела, все же зашел в стариковскую каморку и собрал всех личинок в банку – жалко было несостоявшихся революционеров.
– А это моя любимая песня, – сказал он вечером, приговорив целую сковородку жареной картошки. Банка с личинками стояла тут же, на столе. – Называется «Lonely day». Она могла бы стать вашим гимном.
Личинки не подавали признаков жизни.
– И что мне с вами делать? – вздохнул Валек. – Вы, наверное, голодные! У бабки Мани с соседнего двора по-любому в огороде картошка растет. Но если Троцкий над вами реально поколдовал, вас сожрут птицы. А если нет, кирдык бабкиной картошке…
Личинки продолжали молчать. Валек задумался. У любой революции должен быть шанс.
– Была не была! Бабка все равно вредная. И гранола, говорят, полезнее картохи…
Валек встал и взял банку со стола.
– Вперед, желторотики!
Дверь в будущее. Даша Берег
Дома пахло жареными пельменями. Их запах она учуяла еще на лестничной площадке и, шагая до своей двери, молилась про себя: «Только бы не у нас, только бы не у нас». Ася любила жареные пельмени – кто их не любит? – но такое лакомство позволяла себе редко.
Она открыла дверь. Оказалось, у них. Виталик вышел встречать ее прямо со сковородкой – пельмени были жирные от масла, вонючие и, должно быть, безумно вкусные. Ася крепче сжала в руке питьевой йогурт и застонала. С утра ортодонт поменял ей дугу на брекетах, и к восьми вечера зубы вместе с Асиной челюстью уже выкручивались наизнанку от боли, какие тут пельмени.
Красивая улыбка была ее мечтой. Но сначала у родителей не было денег, потом – выпускной, поступление, поиск работы. Ася перестала улыбаться и научилась смеяться в ладошку, но деньги на лечение исправно откладывала. А когда нужная сумма была набрана, Виталик разбил машину. Сама Ася редко на ней ездила, но ему она нужна была для работы. «С кривыми зубами полмира ходит, – сказал Виталик, – а тебя я и такую люблю». Машину починили, а «такая» Ася психанула и взяла кредит на лечение. И теперь каждое посещение ортодонта было еще больнее от мысли, как же она этот долг будет выплачивать.
– Ты же знал, что у меня сегодня прием, – сказала Ася, – и мне больно будет грызть пельмени?
В кухне с характерным щелчком открылась пивная бутылка. Виталик крякнул от
удовольствия.
– Так ты не грызи, – добродушно ответил он, – пей свой йогурт. Я вообще только себе пожарил, полпачки.
Ася, не разуваясь, прошла в комнату и плюхнулась на диван. Из телевизора громко стендапили очередные несмешные резиденты. Виталик лопал пельмени прямо из сковородки, не обращая больше внимания на Асю.
Во вторник нужно внести минимальный платеж по кредитке, в пятницу – за кредит. Если на следующей неделе похолодает, то ей не в чем будет ходить. На работе она запорола месячный отчет, и сегодня ночью, скорей всего, спать ей не придется. По зубам словно кто-то невидимый бил бейсбольной битой. Раньше они были просто кривыми, а теперь еще в дурацких пыточных железках. Хотелось есть – шашлык, бигмак, эти несчастные пельмени. От Виталика мерзко пахло желтым полосатиком и не очень умным мужиком.
От бессилия Ася разревелась.
Она видела это все как будто со стороны, как Волк в «Ну, погоди», когда он оказался в телецентре и за каждой дверью был новый фильм, а дверей было много, и коридор длинный-предлинный. Потом Ася эту дверь закрыла и побежала дальше. Нужно было искать выход и просыпаться.
– Мама! – кричали ей и теребили за плечи с двух сторон. Солнце, тень от пляжного зонтика, шум волн, запах соли.
Близнецы поймали каких-то монстров в раковинах и трясли ими прямо перед ее лицом. Ася шикнула на них:
– Идите поиграйте с папой, я загораю! – и те с визгами унеслись прочь. Их папа помахал ей рукой, стоя у самой воды. Его зовут не Виталик, он не жарит пельмени только для себя, и пахнет от него счастьем и их детьми. Ася улыбнулась ему и снова закрыла глаза, оставшись в приятном одиночестве.