Страница 52 из 98
Видя, что все гномы пребывают в ступоре и пытаются переварить его слова, он добавил:
— Ну, а если вы хотите спросить за те смерти, то спрашивать и судить надо ту темную сущность, а никак ни его ученика. Тем более что его сила даже не тьма. Он пиромант.
Оставив ключ у старика, а перед собравшейся знатью доказательства, он вернулся на свое место.
— Есть ли еще кто-то, кому есть что сказать? — спросил старик, не сводя взгляда с ключа перед ним. Поняв, что никто не собирается высказываться, старик все же поднял взгляд на собравшихся гномов. — Если сказать больше нечего, то я требую вашей монеты!
После этих слов в зал снова вошли пара молодых гномов, которая внесла большие весы с двумя чашами.
Гномы начали спокойно подниматься и подходить к весам. Кто-то положил монету в черную чашу, обозначающую смертную казнь. Кто-то ложил в белую, а кто-то остался на месте, то ли раздумывая, то ли отказываясь от своего права голоса.
Итог оказался довольно необычным. При всех доказательствах многие желали смерти Русу. Чаша весов оказалась ровно по середине и когда казалось, нашлось шаткое равновесие, к весам вышел тот самый Грег «Седьмая руна», который положил на черную чашу свою монету.
— За смерть целого анклава должен хоть кто-нибудь ответить, — произнес он, смотря на Руса сверху.
Гномы молча смотрели на весы, которые указывали на приговор. Вопреки ожиданиям многих старик не объявил о смертной казни, а вышел из-за трибуны. Он подошел к весам и молча вытащил из кармана золотую старо-имперскую монету. Он положил ее на весы, уравновесив тем самым положение чаш.
— Старейшина не может голосовать… — прошептал кто-то.
Под удивленными взглядами многих, старик повернулся к гномам и произнес:
— Монеты поделились поровну! Подсудимый обязан доказать свое право на жизнь, — видя, как хмурятся гномы, он добавил: — Он отправится в проклятые штольни сроком до первого грома глубин. Если он выживет, то будет свободен и чист перед подгорным народом. Если же нет, то таково веление гор.
Гномы загомонили еще больше, а старейшина достал из кармана нож. Он, под взглядом тут же умолкших гномов, обрезал себе бороду у самого подбородка. После этого церемониального жеста, он оставил ее у трибуны и молча вышел из зала.
— Что это значит? — спросил Рус, глядя на мешок у себя в руках.
— Ты идешь в проклятые шахты и не выходишь из штольни до грома глубин.
— Что такое гром глубин? Сколько это по времени?
— Это не сколько. Это… ты узнаешь, когда это произойдет. Земля задрожит, и по ушам ударит грохот. Если тебя не завалит в штольнях, то можешь выходить.
— И часто они у вас? — хмурясь спросил Рус.
— Бывает каждый день. Бывает месяцами тихо. Было такое, что ни одного грома целый год, — пожал плечами гном.
— А если я сбегу? — задумчиво спросил Рус.
— Пока ты в наших землях — ты не уйдешь.
— А моя сила?
— Не полностью, но ты сможешь ее призвать, — пожал плечами гном в боевых латах. — Но сколько — я не знаю. Не разбираюсь в магии.
— Ладно, и на этом спасибо, — вздохнул парень и открыл мешок.
Внутри оказался небольшой бурдюк с водой, россыпь сушеных грибов, пара кусков белой плотной субстанции и горшочек с какой-то пастой.
— Моховый джем — от меня, — пояснил воин. — Без него самарыш есть — настоящая пытка.
Рус кивнул и затянул горло мешка.
— Старайся тянуть. Самарыш питательный. Пару укусов хватит на день. Лучше пусть останется, чем закончится, и сидеть голодом.
— Понял, — кивнул Рус.
— Раз понял, то ступай, — кивнул воин и кивнул в сторону покрытых усиленными рунами дверей.
Рус подошел ко входу, и прежде, чем ворота за его спиной закрылись, он услышал голос того же гнома:
— Если услышишь шепот — беги.
Дверь за спиной закрылась, и широкий коридор, посередине которого тянулись две пары рельс, погрузился во мрак.