Страница 10 из 131
Надо сказать, что пока дорога пролегала сквозь лесистую местность, недостатка в бесплатных дровах не было. А вот когда выкатились в степи, то пришлось держаться близ железной дороги. На станциях всегда удавалось разжиться мешком угля. Андрюха хоть и тяжко вздыхал по вылетающим в трубу денежкам, но иного решения топливной проблемы предложить не мог. Не кидать же в топку вонючие лепёшки кизяка, которыми топили печи местные крестьяне. Дрова в сёлах стоили дорого.
Подкатившись к станционному топливному складу, Андрюха отправился менять бутыль самогона на уголь. Такой нехитрый бартер позволял хитровану экономить отрядную казну. Выгоднее было по пути прикупить запас дешёвого самогона у крестьян, чем платить живую копеечку железнодорожникам.
Как всегда, вокруг кабриолета с прицепом собралась толпа зевак. Гадали, зачем на фургон дымящуюся трубу пристроили? Одни высказывали предположение, что это полевая кухня на колёсах. Другие указывали на толстый кабель, соединяющий его с необычным автомобилем, и отмечали сходство с паровозом.
Только один солдат, в измазанной углём форме, во все глаза глядел не на чудаковатый агрегат, а на вышедшего из фургона высокого чернобородого парня в монашеской рясе.
— Алексей? — с прищуром разглядывая инока, неуверенно обратился солдат.
— Он самый, — обернулся к нему Алексей, пытаясь припомнить солдата в лицо. — Почём знаешь?
— Так я Брагин Васька, в одном полку воевали, — радостно заулыбался сослуживец. — Дело было ещё в Карпатах, пару лет назад.
— Воевал, — согласно кивнул инок.
— Ты ещё тогда казаком был, а потом санитаром, — напомнил послужной список знакомец.
— Отойдём в сторонку, вспомним былое, — не хотел прилюдно раскрываться Алексей.
— Коль махорочкой угостишь, отчего же не поговорить? — пошёл вслед за парнем солдат, но по пути вспомнил: — Ой, да ты, кажись, не курил тогда.
— И сейчас не балуюсь, — степенно огладил ладонью густую короткую бороду молодой инок.
— В Сибири не научили? Тебя же военный трибунал осудил. Помню, даже расстрелять хотели вместе с товарищами. По слухам, вас тогда наш дивизионный контрразведчик, Кондрашов, у жандармов еле отбил.
— И что теперь с добрым капитаном сталось? — усаживаясь на штабель ошкуренных брёвен, озабоченно вздохнул Алексей. — Жив ли? Почитай, уж три года как война идёт.
— Когда я в госпиталь попал по ранению, то Эдуард Петрович уже в майорах ходил, — присел рядышком сослуживец и пожал плечами. — Жив, поди. Штабные в штыковую атаку не бегают.
— Я с капитаном в разведку по немецким тылам ползал, — нахмурив брови, заступился за боевого офицера Алексей. — Толковый вояка.
— Может и так, — чуть отстранился от статного инока солдат. — Мы люди простые — с офицерами задушевных бесед не вели. А теперича и вовсе на разных языках говорим. Народу война обрыдла, а офицерьё солдатушек на убой всё гонит.
— Сам — то, что не на фронте? — просветил колдовским взглядом фигуру бойца Алексей. — Перелом левой берцовой кости затянулся.
— Ну, ты, чудо — санитар, хватку — то не потерял! Да, хромаю помаленьку, — уходя от ответа, фамильярно хлопнул по плечу сослуживца однополчанин. — Не зря тебя Ведьминым Сыном кличут. Не пойму только, как попы такого беса в божью братию приняли.
— Инок я, — поправил, смиренно склонив голову, самозванец. — И прежнюю суетную жизнь отринул. Теперь за царя не воюю. Только за новый мир радеть буду.
— Эт правильно, что Керенский политзаключённых из тюрем выпустил, — логично предположил, как удалось выйти на свободу казаку, сослуживец. — Вот только уголовников зря освободил. В Александровке от них житья никакого не стало. Всю власть под себя забрали. Наша рота резервистов уж целый месяц на этой проклятущей станции кукует. Урки паровоз угнали, а наш эшелон заперли на запасном пути. Всё продовольствие из прицепных вагонов начисто выгребли. Теперича, как цыгане по городу побираемся, где что украдём, где кое — как подработаем. Я вот на угольном складе подрядился мешки к паровозам таскать. Платят копейки, только на прокорм и хватает. Махорки даже не прикупить. У твоих товарищей лишней щепоти табачка не найдётся?
— Не курит у нас никто, — отрицательно покачал головой благообразный инок. — А куда ваш командир смотрит? Почему к местным властям не обратился?
— Так говорю же: воры власть в городе держат, — всплеснул руками горемыка. — Когда полицию и старую администрацию распустили, то народная милиция всю власть к рукам прибрала. Теперь такие времена настали, что у кого оружие, тот и главный. Уголовники банду сколотили и трусливых обывателей запугали. Главой городской управы авторитетный пахан стал. Другие воры остальные властные должности заняли. Посланные горожанами жалобы в Екатеринослав остались без ответа, там тоже полный раздрай. Кругом временщики засели.
— А армейские чины как реагируют?
— Так урки военных не задирают, — отмахнулся ладонью жалобщик. — Эшелоны на фронт проскакивают станцию без задержек.
— Ну, ваш же не проскочил?
— У нас только безоружные резервисты, — горестно вздохнул солдат. — Почитай, сплошь новобранцы. Ветеранов, что из госпиталя выписались, десятка не наберётся. А поручика, который роту сопровождал, в первый же день урки подстрелили. Мы его на попутном эшелоне в тыловой госпиталь отправили.
— А сами, что на другом попутном транспорте к фронту не подались?
— Приказа некому отдать, — криво усмехнувшись, пожал плечами невинный пацифист. — В окопы кормить вшей никто по доброй воле не торопится.
— Ну, так разбежались бы по домам, — не одобрял такую робость революционных масс анархист.
— Так ведь изловить могут, — вздохнул дезертир. — Трибунал бегунков сразу к стенке ставит. На узловых станциях военные патрули документы проверяют, не проскользнуть.
— И вы всей потерянной ротой решили конца войны в Александровке дождаться? — удивился наивности солдат Алексей.