Страница 100 из 104
— Ну, и я с тобой, — сказал он и присел рядом. Достал из кармана оторванный от газеты листок, насыпал в него самосада из кисета и свернул самокрутку. Чиркнув спичкой, закурил. Над поляной поплыл ароматный запах сгоревшего табака. Хороший у деда самосад!
— У меня все хорошее, — сообщил старичок. — Хочешь, грибы покажу? Полную корзину набрал.
— Покажите, — кивнул я.
Он взял корзину и поставил передо мной. В ней лежали мухоморы — ядреные, крепкие. На багрово-красных шляпках ярко выделялись неровные белые точки.
— Забирай! — предложил старичок. — Я себе еще соберу.
— Это мухоморы, — сказал я. — Их есть нельзя.
— Кому как, — не согласился старичок. — Другому так за милую душу. Тебе, скажем.
Я оторопело уставился на него. Старичок в ответ усмехнулся. Странный дед. Лицо загорелое, все в морщинах, как печеное яблоко. Но глаза яркие, молодые. У стариков они тусклые.
— Что, Миша-Михаил, — пыхнув дымом, продолжил старичок. — Погулял, покуролесил? Скольких ты людей убил? Тебя сюда для того вернули?
— Зато деток сколько спас! — поспешил я, осознав, кто передо мной. — Лекарство от рака изобрел.
— Ну, и что? — не смутился собеседник. — Ты когда-нибудь думал, почему болеют люди? Отчего в мир приходит мор? Скажем, вот чума или «испанка»? Или там, откуда ты пришел, короновирус? Вы там славно справились: закрыли города и страны. Как в чуму, — он снова усмехнулся. — Сильно помогло?
— Ну, так что, сидеть сложа руки? — не согласился я. — Это против заповедей.
— Заповеди он вспомнил, — хмыкнул старикан. — Что же сам не соблюдал? Сказано: «не убий!» Не тебе карать и миловать. Ладно, победишь ты рак. Думаешь, тем все и кончится — люди перестанут болеть?
— Я хотя бы попытался, — возразил я. — Не могу смотреть, как умирают дети. Они ни в чем не виноваты.
— Это как сказать, — не согласился он. — Люди не в состоянии прозреть будущее. Из милой девочки может вырасти наркоманка и блудница, из мальчика — убийца и вор. Или того хуже — безумный правитель, развязавший всеобщую войну. Сколько бед и горя они принесут в мир!
— Так на них нет меток, — покрутил я головой. — Этот будущий убийца, а вот тот святой. Да и будь они, лечил бы все равно. Даже если отправите меня обратно.
— Это можно, — согласился собеседник. — Ты ведь там еще лежишь. Ну, очнешься, доползешь к телефону, вызовешь скорую. Тебя вылечат, протянешь несколько лет. Будешь жить в доме престарелых, вести разговоры со старушками, потихоньку пить в своей комнате, пока не преставишься окончательно. Тебя отпоют и отвезут на кладбище. Там, как раз новое открыли, на прежних покойники не помещаются. Похоронят, могилка зарастет бурьяном. И никто не придет, не помолится за усопшего. Тебя все забудут, ибо жизнь свою ты провел впусте. Ну, так как, возвращать?
— Нет! — сказал я.
— Тогда думай! — сказал он и поднялся. — Тебе дали разум и свободную волю. Вернули в прошлую жизнь, наделили даром. Соответствуй! Кому много дано, с того много спросится.
— И что делать?
— Как вы надоели! — буркнул собеседник и исчез.
Я растерянно покрутил головой. Возле меня не было никого и ничего — ни старичка, ни его кошелки с мухоморами. Не пахло сгоревшим самосадом, даже вмятины на песке, где сидел странный гость, не осталось. Видение? Вроде не пил вчера много… Я подумал и встал. Подхватил кошелку и пошел к лесу. Нужно все же набрать грибов…
Эпилог
Гейтс[2] открыл дверь Овального кабинета, подошел к письменному столу и пожал руку Бушу.
— Садись, Роберт! — президент указал на стул. — С чем пожаловал?
— Здесь полный доклад по Кубе, — Гейтс положил на стол папку.
— Посмотрю позже, — кивнул Буш. — А пока коротко на словах.
— Осенью прошлого года агенты на острове сообщили, что кубинцы создали лекарство от рака. Поначалу мы не придали этому значения — сенсации такого рода периодически появляются в печати. На проверку оказываются пустышками. Или кто-то из ученых прославиться решил, или вовсе выдумка. Предположить, что у нищей Кубы получилось то, что оказалось не под силу крупнейшим фармацевтическим компаниям, трудно. Информация, однако, продолжала поступать и заставила задуматься. Мы организовали дополнительную проверку. Она подтвердила сообщения агентов. Лекарство у кубинцев есть, причем, чрезвычайно эффективное. У детей исцеление стопроцентное. В отношении взрослых сведения не полные, но они позволяют сделать вывод, что эффект значителен. Информация стала достоянием общественности. А это фактор, который оказывает влияние на политику.
— Конечно, — кивнул Буш. — Жить хотят все, в том числе сенаторы и конгрессмены. Даже президент, — улыбнулся он. — Что предприняли?
— Через постоянного представителя Кубы в ООН передали предложение продать технологию производства препарата. Наши фармацевтические компании готовы были заплатить большие деньги. Предложили миллиард долларов, затем подняли эту сумму вдвое. Чтобы не нарушать закон о санкциях, сделку предлагалось провести через подставную фирму. Кубинцы отказались наотрез. Заявили, что продавать не собираются. Ни технологию, ни готовые формы, ни патент на производство. Они, к слову, не подавали заявку и не собираются препарат как-то легализовать, хотя это ограничивает его применение.
— А чего они хотят?
— Отмены санкций.
— Наглецы! — проворчал Буш.
— Вот и мы так подумали, мистер президент. Решили, что добудем рецепт сами. Тем более, что патента нет. К сожалению, не получилось. Предприятие по производству лекарства охраняется, как военный объект. Попытка устроить туда наших агентов провалились — отбор как в секретную службу. Не удалось добыть и готовые формы. Препарат доставляют в клиники в сопровождении охраны, выдают больным под ее присмотром. Это сообщили кубинские медики, которых удалось подкупить. В ответ на просьбы добыть образец развели руками. Но мы выяснили, что представляет собой лекарство. Это настой мате.
— Чего?