Лишняя. С изъяном

Из-за проблем с моторикой — безуспешно.

Я пробовала и так и эдак: в разное время суток, когда принцесса ела, отдыхала или увлечённо играла кубиками. Сидеть у неё с грехом пополам получалось, только вот она заваливалась всё время на левый бок.

Однажды я попыталась завладеть телом сразу после моего засыпания и её пробуждения. И это наконец-то сработало!

Когда у меня получилось пошевелить воображаемыми пальцами, я даже рассмеялась от облегчения. Про себя, разумеется. Дальше пошло легче. Делать самой себе расслабляющий мышцы массаж и тянуть зажатые сухожилия гимнастикой было не очень сподручно, но другой альтернативы не было. К явному удивлению окружающих — в особенности того неприятного усатого врача, оказавшегося штатным дворцовым целителем, — принцесса вскоре поползла, а к трём годам и встала на ножки. Прихрамывала, конечно, и шаталась, когда левую коленку сводило спазмом, но упрямо продолжала тренироваться. Я теперь не всегда вмешивалась — у принцессы и собственной упёртости хватало с избытком.

Под влиянием снов я даже пошла на заочные курсы. Хоть на полноценного врача, как мечтала, у меня выучиться не получилось, но диплом физиотерапевта я за пять лет получила. Практики мне недоставало за неимением времени, но разные методики я освоила. И традиционные — вроде лечебной физкультуры и массажа, и не очень — типа иглоукалывания. Многие вещи стали для меня настоящим открытием, в особенности когда я прошла курс повышения квалификации по теме китайской народной медицины. Это же сколько точек только на одном ухе, отвечающих за разные органы!

Колоть саму себя я во сне, конечно, не стала. Так, для общего развития изучала. Очень оказалась интересная профессия, и для массажного салона пригодилось — я разнообразила услуги, добавив акупунктуру и расслабляющие процедуры по индийскому образцу.

Воняло только потом очень сильно по всей квартире. Мама ругалась, так что часто я такие услуги не оказывала. Только когда её дома не было.

Да, я так и осталась жить с мамой. Брат в двадцать три обзавёлся семьей и съехал, иногда только появлялся, скидывал на нас дочерей-погодок. Образование он моими стараниями и нервами получил приличное, работал не на не последней должности в одном столичном банке и неплохо зарабатывал.

У меня же как-то с личной жизнью не заладилось. Отношения серьёзные были. Целых полгода. Мы подумывали съехаться, но постепенно до него дошло, что я не притворяюсь сонной большую часть дня, а на самом деле сплю две трети суток. Он ушёл, обозвав меня на прощание психованной сомнамбулой, а я поставила крест на мужчинах.

Изредка только заводила отношения, ненадолго, чисто для здоровья, чтоб там все мхом не заросло. Дольше месяца старалась не затягивать, а то начинала привязываться, что было чревато плачевными последствиями для хрупкого девичьего сердца.

А потом у меня во сне обнаружилась сестра.

Когда я подросла, и меня-во-сне начали выпускать из комнат, — погулять за ручку с кормилицей и няньками в саду, например, — иногда нам на пути встречалась такая же процессия из четырёх взрослых и ребёнка — девочки моего возраста.

Только она была абсолютно здорова.

Меня поспешно оттаскивали в сторону, чуть ли не пряча за спинами нянек, и с поклоном пропускали ту, другую, девочку. Сестра оказалась моей практически точной копией, если не брать в расчёт цвет: у неё на щеках полыхал здоровый румянец, а волосы искрились медово-янтарным золотом — с моей вечно-бледной кожей и пепельно-белыми волосами я казалась рядом с этой девочкой альбиносом.

Она шествовала гордо и плавно, как и положено принцессе, и я особенно остро чувствовала собственную ущербность.

Или принцесса чувствовала, а я с ней за компанию? Я-то сама прекрасно знала, насколько целеустремлённа и сильна духом та, в чьём теле я спала, и что ей совершенно нечего стыдиться и нет повода комплексовать. Она в фактически безвыходной ситуации спасает себя сама и заслуживает только уважения.

И любви.

Ни того, ни другого бедняжка не видела. Через пару лет, когда стало понятно, что принцесса навсегда останется инвалидом, королевская чета стала приходить всё реже. К шести годам девочка стала практически затворницей. Её общение ограничивалось няньками и преданной кормилицей, которая, похоже, единственная хоть как-то поддерживала и любила девчушку.

Как будто этого было мало, вскоре после седьмого дня рождения принцессу ждал сюрприз…

Переезд в пансион.

Ей даже не сообщили заранее. Просто однажды утром она проснулась, а ее вещи уже собраны. Не так уж много их было, тех вещей. Немногочисленные наряды взять с собой не разрешили — в пансионе будет униформа. Тем же утром плачущая навзрыд кормилица проводила принцессу в карету, которая увезла девочку в новую, ещё более суровую жизнь.

Её и еще десять малышек того же возраста привезли в пансион Святой Елены первого августа. Это был официальный день набора нового класса. На ближайшие двенадцать лет эта холодная усадьба при монастыре станет их домом. За территорию, обозначенную высоким решетчатым забором, выходить категорически воспрещалось. Официально — потому что за пределами пансиона жизнь полна опасностей и злых людей. Подразумевалось — чтобы не сбежали.

Хорошо хоть сад при пансионе оказался довольно обширным, в пять-шесть гектаров, или, как здесь говорили, десять акров.

Вообще, принцессин мир мне сильно напоминал викторианскую Англию. Только с магией.

На территории пансиона располагался монастырь, усадьба со спальнями учениц и залами для занятий, птичник и коровник с тремя молочными бурёнками — иногда девочкам перепадало свежее молоко, но далеко не каждый день. Всего в пансионе единовременно обучалось около ста учениц, так что обеспечить их всех едой — задача не из легких. Готовили две поварихи, а в помощницы им выделяли ежедневно по три девочки, по одной из каждой возрастной группы.

Первые четыре года обучения считались младшей группой, дальше шли ещё четыре года средней и четыре выпускных класса. После окончания пансиона девочки могли идти работать в зажиточные семьи гувернантками, учительницами в немногочисленные школы для девочек, компаньонками к юным леди, ну и наконец — принять постриг и остаться в монастыре.

В день для меня самой, в реальной жизни, оставалось теперь всего лишь восемь часов. Режим в пансионе был жёсткий: в десять спать, в шесть утра, с рассветом практически, подъём. Вот в эту треть суток мне и приходилось теперь укладываться.

Как ни странно, со временем я привыкла. Ко всему привыкает человек.

Я очень быстро начала жить сегодняшним днем, наслаждаться каждой секундой по полной. Немногие люди понимают, какая это роскошь: посвятить несколько минут любимому делу. У обычного человека минимум шестнадцать часов в запасе для его занятий, а в молодости, когда можно спать поменьше без ущерба для восприятия, так и все восемнадцать.

У меня было только восемь. Сюда нужно было впихнуть работу, родных, еду и хоть какую-то физическую активность, потому что лежать лёжнем половину жизни не очень здорово.

Я предпочитала танцы. Балет я в своё время забросила — не до него было. Позанимавшись какое-то время художественной гимнастикой, я это дело тоже оставила. Не моё. Травмоопасно очень, тренировки лютые, да и времени — драгоценного времени — многовато забирает.

Мне повезло. Буквально под моими окнами открыли танцевальную студию. Преподавали все жанры: от классических, вроде вальса и танго, через латину и рок-н-ролл до брейка и танца у шеста. Последний, кстати, от художественной гимнастики недалеко ушёл, если тренер хороший попадётся. Алла давала нагрузку от души: за час занятий форма промокала насквозь.