Страница 7 из 58
Но те дни прошли, по крайней мере, на данный момент.
Эрике было девять, а ее матери двадцать шесть, когда она ушла. Это случилось десять лет назад, примерно в то время, когда ее отец начал поздно возвращаться домой с работы. Долгие месяцы, предшествовавшие ее отъезду, мать могла думать только о написании книги. Она взялась за это так, словно наверстывала десять лет потраченной впустую жизни.
Эрика вздохнула и отбросила блокнот в сторону. Выключила лампу и закрыла глаза.
***
Час спустя входная дверь распахнулась. Сбитая с толку, Эрика открыла глаза. Верхний свет залил комнату, и она села. Моргнула, ожидая, пока глаза привыкнут.
Это был ее отец, и он с кем-то разговаривал.
В нос ей ударил мускусный запах, и Эрика чихнула. Она смотрела, как ее отец осматривает комнату.
— О, привет, милая.
В левой руке он держал бумажный пакет, а правой держал за руку грудастую блондинку. Источник отвратительного запаха.
Эрика смерила взглядом длинные красные ногти женщины, цвет, до которого ее мать никогда бы не опустилась. Такой вызывающий цвет посылал людям неправильное сообщение. Или, может быть, в случае этой женщины с ее отцом, правильное.
Эрика бросилась собирать свои вещи с пола. Это ее личные вещи. Не для того, чтобы отец их видел, не говоря уже о какой-то блондинистой девке.
— Эрика, это Памела.
Памела шагнула к Эрике и протянула руку. Женщина была ненамного старше ее.
— Привет. Так приятно наконец-то познакомиться с тоообой! — взвизгнула она.
Смесь гнева и замешательства захлестнула Эрику. «Наконец-то?» Эрика запихнула все в свой рюкзак и встала, не принимая руку женщины.
Ее отец откашлялся.
— Эрика — писательница, — сказал он, улыбаясь. Фальшивая улыбка. Такие он использовал, когда продавал подержанные машины на стоянке или, когда в доме появлялись незнакомые женщины, хотя раньше Эрика никогда не видела ни одной такой молодой. — Она работает над книгой.
— Правда? — спросила Памела, которую явно не задел холодный прием. Ее голос все еще был раздражающе веселым.
Эрика застонала и прошла через гостиную, мимо аквариума, который когда-то был полон гуппи ее матери. Она пыталась сохранить им жизнь после того, как мама ушла, но одна за другой они все сдохли. Она оплакивала каждую из рыбок, как если бы оплакивала свою мать.
— Ты уже поужинала, милая? — спросил ее отец.
Не потрудившись ответить, Эрика убежала в свою комнату.
***
Девятнадцать чайный свечей освещали комнату Эрики. Она выбросила двадцатую в мусорное ведро у кровати — часть церемониального действа, которое она несколько раз видела у своей матери. Девятнадцать языков пламени теперь крутились на своих фитилях, покачиваясь на фоне кондиционера, который только что включился в маленькой комнате.
Эрика прислонилась к изголовью кровати, слушая одну из записей Дженис Джоплин своей матери. Бутылка белого вина, которую она купила у молодого продавца в универсальном магазине, лежала у нее между ног. Она сделала глоток, наблюдая, как тени пламени танцуют по стенам и расползаются по книжным полкам ее комнаты.
Ее мать верила, что свечи дают ей творческую энергию. Эрика сделала глоток, ожидая, когда почувствует что-то похожее. Но она отвлекалась. Образы молодого лица новой шлюшки и длинных красных ногтей занимали ее. Она выбросила эти образы из головы и сделала большой глоток, потом еще один.
Иногда во время церемоний со свечами она могла поклясться, что чувствует энергию. В других случаях Эрика ничего не чувствовала и только засыпала при зажженных свечах.
В дверь постучали.
— Что? — вскипела она.
Ее отец открыл дверь.
— Милая... — начал он, входя и садясь на ее кровать.
Эрика отошла к креслу у окна.
— Милая, нам нужно поговорить.
— О чем? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно более возмущенно. Ее мать была возмущена им, особенно после его поздних задержек на автостоянке.
— Все дело в твоих манерах. Твоем отношении.
Она приподняла бровь и уставилась в пол. Эрика ненавидела чужие глаза, они вызывали у нее беспокойство. Ей не нравилось то, что она в них видела. Осуждение, безразличие, ненависть, невежество. Большую часть времени она не могла смотреть в глаза даже собственному отцу. Он был таким же невежественным, как и все они.
Ее слова прозвучали сердитым шипением.
— Прошу прощения?
Он взглянул на ее тумбочку и увидел бутылку вина, но когда заговорил снова, то ничего не сказал об алкоголе. Вместо облегчения это привело Эрику в еще большую ярость.
— Ты была очень груба с Памелой сегодня вечером. Я не...
— Она, ведь до сих пор здесь? — перебила его Эрика. Было уже десять часов. У этой странной женщины нет никаких причин все еще находиться в доме.
— Ну, да. Памела все еще здесь. И она пробудет у нас некоторое время. Она... остается на ночь. — Он указал на свечи на подоконнике. — Тебе нужно быть осторожной с ними. Обязательно задуй, прежде чем отправишься в...
— Останется на ночь? Где? Где она будет спать?
— Эрика, сколько раз нам нужно...
От алкоголя у нее кружилась голова.
— В твоей постели?
— Я взрослый мужчина, милая. Если Памела...
— Ты все еще женат! — выкрикнула Эрика. Слезы навернулись у нее на глаза, и она повернулась так, чтобы он не мог видеть ее лица. Она была разочарована тем, что повысила голос. Он принял бы это за заботу, а все совсем наоборот.
Мышцы ее живота сжались, когда она подумала о том, что ее отец спит с другой женщиной. Она не была уверена, почему. Она знала, что ее мать никогда не вернется к нему или в Гранд-Треспасс. Так что это совсем не должно иметь значения.
Часто она фантазировала о том, как проберется посреди ночи в спальню своего отца и покончит и с ним, и со шлюхой, с которой он спал. Она бы ему показала. Это было бы так просто. Но ей есть что терять. А именно, ее мать.
Голос позади нее смягчился.
— Твоя мать не связывалась с нами десять лет. Я очень, очень усердно искал ее. Мы все это делали. Мы не смогли ее найти, дорогая. Я не совсем понимаю, что произошло... или почему она не пыталась связаться с тобой, детка. Я знаю, что она любит тебя.
Эрика молчала, не желая ему верить. Ей хотелось думать, что ее мать связалась с ее отцом и пыталась связаться с ней, но отец каким-то образом встал между ними. Ее мать была совершенством, чем определенно не был ее отец.
— Эрика, я не понимаю, почему ты все так усложняешь. Я стараюсь. Я действительно стараюсь.
Он старался? Она не видела, чтобы он старался. Неужели он думал, что последние несколько лет ухаживаний за распутными женщинами и работа допоздна по вечерам в дилерском центре — это старание? Может разбитый десятилетний «Форд», который ломался два раза в месяц, в подарок или полное безразличие к ее жизни? Это старание?
Ее отец встал.
— Мне жаль, что ты все так воспринимаешь. Действительно жаль. Но у меня тоже есть своя жизнь. И я собираюсь жить ею, милая.
Он подошел к двери ее спальни, затем повернулся.
— Тебе понравится Памела. Она замечательная леди. Она отличается от других. Вот увидишь.
С этими словами он закрыл дверь.
Теперь, оставшись одна, Эрика не стала сдерживать слез. Ей хотелось закричать в дверь и сказать что-нибудь гадкое, что причинило бы ему боль. Ей хотелось швырнуть бутылку вина. Она ненавидела его. Он был причиной, по которой мама ушла.
Глава 10
Закусочная «Люка» никогда не пустовала. Кто-то всегда сидел за столиком или задерживался у стойки между шестью часами утра и одиннадцатью часами вечера. Иногда это была служащая с бензоколонки через дорогу, которая околачивалась там, чтобы избежать встречи со своим мужем. В других случаях какой-нибудь одинокий вдовец, рабочий или уставший человек, или семья, проезжавшая через город.