Страница 5 из 13
Глава пятая, в которой Марина Лазарева, она же Мышка, неожиданно влезает в чужие дела
«События приходят к людям, а не люди к событиям»
Агата Кристи «Драма в трёх актах»
Остаток дня я провела в полном и отвратительном безделье. Утешала себя только тем, что за целый год тяжкого труда и нервного напряжения вполне заслужила несколько дней отпуска. Однако такое бездарное начало первого дня долгожданного отдыха не имело оправдания: после ухода капитана Потапова я выпила два пива, чашку кофе, прочла три изрядных куска довольно скучных статей в иллюстрированных журналах и полглавы очередного условно свежего детектива, посмотрела три фрагмента из разных сериалов (два убойных, один слезливый). Затем для разнообразия ещё два кофе и одно пиво, бутерброд и макароны. Вчерашние, так что даже варить не пришлось. Почувствовав, что от тоски и пустой траты драгоценных часов довольно непродолжительного отпуска я завою, отправилась принять душ. Эта процедура и стала самым осмысленным и содержательным действием за весь день, который докатился уже до самого конца: на часах было чуть за одиннадцать.
Делать было по-прежнему нечего, и я уже готовилась улечься в постель всё с тем же нудным детективом вместо снотворного. Только и бросила на родной диван подушку, когда раздался звонок в дверь. Помнится, даже обрадовалась некоторому развлечению от позднего визита пока неизвестного и незваного гостя. Не торопясь, прошла в прихожую, на ходу застегивая пуговицы халата, накинутого поверх ночной рубашки, глянула в глазок, отворила дверь. На площадке меня ждала заплаканная Наталья Григорьевна, мама Шурика Потапова, обычно сдержанная и суровая женщина.
– Что случилось? Что-нибудь с Александром?.. Ой, да вы заходите, что же мы на пороге-то стоим.
– С Шуриком пока, слава Богу, все нормально, – слабым голосом выговорила Потапова, шагнув в полутёмную прихожую. Видимо эта мысль слегка утешила расстроенную женщину, и она сказала уже более твёрдым голосом: – Мне с тобой посоветоваться нужно, Маришенька. По очень серьёзному делу.
– Так идёмте же в комнату. Я напою вас чаем, и вы мне всё расскажете.
В гостиной я усадила гостью в кресло, сунула ей в руки какой-то журнал и ушла в кухню за чаем. Через пять минут я уже вернулась с чашками, вазочкой чудом оставленного сластёной Сашкой вишнёвого варенья и десятком весьма приличных сушек, неожиданно для меня обнаружившихся в недрах кухонного шкафчика. Все эти сокровища благополучно перекочевали на столик, который я называла кофейным. Наталья Григорьевна, по-прежнему молча, сидела в кресле, сложив руки на нераскрытом журнале, скорбно поджав губы и безучастно глядя в одну точку перед собой уже почти сухими глазами. Я отпихнула подушку подальше от себя и уселась на диване напротив. Заметив мой жест, полуночная гостья сказала:
– Прости, Мариша, ты уже спать собралась. А тут я на твою голову свалилась со своими проблемами.
– Да что вы, Наталья Григорьевна, кто ж так рано спать ложится! Это я от нечего делать собралась поваляться с книгой. И даже обрадовалась, что вы пришли, а то заскучала тут одна. Ведь ещё целую неделю отпуска придётся бездельничать. Мама меня освободила от всех забот по дому – Сашу на дачу забрала. Но я, наверное, не выдержу без забот и уеду к ним грядки пропалывать, да каши варить, – я молола всякую чушь, чтобы немного успокоить женщину. И эта уловка произвела нужный эффект: Потапова отхлебнула глоточек чая из чашки и взяла в руку сушку.
– Да, Сашенька – такая славная девчушка, – рассеянно заметила она, думая о чём-то своем.
– Так что там у вас случилось? – не слишком деликатно напомнила я, так как ничего другого мне не оставалось. Пить чай до самого утра у меня сил, пожалуй, не хватит.
– Ах, да! Я ведь не просто так пришла поплакать над чашкой чая, ты же меня знаешь, – и женщина вновь всхлипнула, хотя уже не так трагично, как раньше.
Шуркину маму я действительно знала хорошо: столько лет в одном дворе прожили. Она была серьёзной, очень домашней женщиной, с соседками сплетни не разводила, сыновьями – а их было двое – не хвалилась, чужими секретами не интересовалась. Её жизнь протекала между уютным, лелеемым заботливыми руками, домом, где всегда было тепло и спокойно, любимыми мужчинами и не менее любимой работой. Полгода назад трагически погиб её муж, как и Шурик, служивший в следственном управлении. Потапова тогда сильно постарела и совсем поседела, но с соседками утешительную дружбу водить так и не начала…
– Шурик сегодня только к тебе ушёл, – продолжила Наталья Григорьевна, видно собравшись с мыслями, – так его сразу же искать начали. С работы. Случилось какое-то жуткое преступление в известной косметической клинике, забыла только, как она называется. Врача, медсестру и пациентку обнаружили бездыханными. Думали, что убиты. Дело серьёзное – три трупа, да и больница очень известная, – я никак не припомню, как называется. Этой косметической хирургией не больно интересуюсь. Да и не до того мне было…
– Может, «Секрет Афродиты»?
– Какой ещё секрет?
– Да клиника, говорю, наверное, так называется.
– Может и называется, дело-то не в том… Шурик, говорю, прибежал, перекусил на ходу, переоделся мигом и опять убежал. Успел рассказать наскоро, что там стряслось. Потом оказалось, что просто их чем-то … отравили что ли. Вроде этого… Уколы какой-то дрянью сделали, ещё спасибо, что не насмерть.
Странно, что капитан матери все рассказывает. Я полагала, что им не положено, да и зачем волновать женщину попусту.
– Обычно-то он мне не говорит, что у него там, на службе происходит, – заметила Потапова, словно прочитав мои мысли. – Но тут особый случай вышел. В приёмной косметолога, под столиком регистраторши обнаружили документы Фёдоровой Флоренции Сергеевны, проживающей в городе Саратове на улице Комсомольской. А она-то приходится Шурику двоюродной сестрой, племянницей покойному Николаю Ивановичу, стало быть. Вот оно, какая беда приключилась! Как раз на этой Комсомольской улице наша Флора и проживает.
– Да-а, Флоренция – имя действительно редкое, – только и смогла вымолвить я, слегка обалдев от вылитой на меня странной информации.
– И адрес ведь совпадает полностью, тут уж ошибки быть никак не может. А Флоренцией назвала её мать, сестра покойного Николая. Совсем свихнулась от счастья, бедняжка, когда дочка-то родилась. Она ведь долго родить не могла, все не вынашивала детишек. Двое у ней родились недоношенными до Флоры, так один сразу мёртвым был, а девочка первая два дня прожила. А тут счастье привалило такое, Верочка головой и повредилась от радости. Господи, прости мою душу грешную, она ведь не дожила до нынешнего несчастья, умерла уж три года как.
– Так эта женщина-пациентка из клиники действительно ваша племянница? Что ж с ней случилось такого, что и узнать её Шурик не смог? – спросить о состоянии лица предполагаемой Потаповской родственницы, я не решилась, уж больно страшно было выговорить такое вслух.
– Но эта женщина, которую считают пациенткой, исчезла, пока охранник «скорую» вызывал. Вроде как ушла своими ногами, хотя на взгляд у неё голова была повреждена. Кровь так на полу и осталась, где она об угол шкафа ударилась, когда падала.
– Как это «считают пациенткой», а что хирург с ассистенткой говорят.
– Ничего и не говорят. Немного, вроде, оклемались, но ничегошеньки не помнят. Так их сильно чем-то одурманили, что пока в память не приходят. А документы врачебные все похитили: и журналы, и карточки в регистратуре, и даже компьютер так ловко сломали, что совсем ничего узнать из него нельзя. Только Флорины документы во всей клинике и нашли… Но Бог даст, может, с нашей девочкой ничего и не случится. Вот только где она, и почему её документы в этой лечебнице оказались? Ведь не только паспорт под столом нашли, справки какие-то с результатами анализов там же валялись. И ещё что-то, Шурик говорил, да я забыла. И куда могла исчезнуть Флора? Она ведь должна быть на работе, у себя, в Саратове. В отпуск не собиралась приезжать, в командировку – тоже. Она всегда к нам сразу же приходила, даже если останавливалась у подруги.