Комната 24

Вот он решающий момент.

Насколько эгоистичной я могу быть.

Мама.

Дверь.

Дарья Валерьевна.

Кирилл и дети.

Мама.

Дверь.

Дом.

Мама и я.

Знаю, прошлой жизни не вернуть. Но от того, что я это знаю и понимаю, вовсе не значит, что я это принимаю.

Мама…

10

Этим вечером квартира Дани выглядела по-другому. Преобразившаяся. Еще с порога мой нос учуял приятные ароматы с кухни. Неужели мой друг приготовил сам что-то особенное? И непременно вкусное.

Я не спеша сняла теплое пальто и разулась, оставшись босиком. Оглядела себя в зеркало. Что ж, розовое платье из воздушной, почти прозрачной ткани и в магазине смотрелось как наряд для принцессы. Цвет – недоспелая мякоть арбуза, не иначе. Низ и вырез декольте, а так же лямки оторочены черным кружевом. Волосы я собрала в слабую «шишку» и заколола на макушке, но несколько прядок выбилось и резвилось на свободе. Проверила нет ли затяжек на чулках – затяжки вещь не приятная. Слава богу, все чисто.

- Ты идешь? – Позвал голос из гостиной.

Над входом висели пластиковые шторы на тон темнее моего платья. Раньше этих штор здесь не было. По форме они напоминали мыльные пузырьки, нанизанные на нитки, висящие в не ровный ряд.

Я слегка раздвинула шторы руками и вошла.

На первый взгляд ничего не изменилось: те же стены, те же стулья – грубо говоря. Но на столе стояло несколько тонких горящих свечей. Низкий букет воздушно-розовых роз. В этот вечер вообще много розового, словно мне очки на глаза надели. Или я сделала это сама. Ну и пусть. Зато запахи самые настоящие.

Жареная курочка с хрустящей корочкой и запеченный картофель с зеленью. Пирог с яблоками и клюквой. Восхитительное суфле. И море горячего шоколада.

Меню из детского праздника.

- Ты уверен, - с улыбкой смущения и красными щеками начала я, - что тебе не помогала моя мама?

- Не уверен, - в тон мне ответил он. – Я отвез ее домой незадолго до того, как приехал за тобой. Ты же не думаешь, что я сам мог приготовить суфле?

Часа два, что длился праздничный ужин, я безмятежно болтала ногами под столом (так как стулья высокие), смеялась над шутками кавалера, шутила сама. За окнами не было темно – горели уличные фонари, окна других квартир из домов напротив. Знаю, там шла своя быстрая, шумная жизнь. А у нас тут… Словно время остановилось. Легко и не принужденно.

Я приканчивала остатки суфле, когда Даня поднялся и направился к старому граммофону. Я изумилась, поддразнивая:

- Не говори, что он еще работает.

- Работает. Но я могу об этом и молчать.

- У тебя не получится.

Граммофон стоял рядом с не менее молодым пианино. Как-то раз Даня играл на нем. Я тогда предложила сыграть в две руки, но быстро выяснилось, как сильно и долго медведь танцевал на моих ушах когда-то. Урок музыки не состоялся. И вот сейчас, такой весь торжественный, Даня вдруг сел за фоно. Быстрый взгляд через плечо на меня. Секундная пауза. И невероятно плавная, божественно прекрасная музыка наполнила помещение.

Я медленно сглотнула, чуть не подавившись. В композиции, которую он играл, сидя ко мне спиной, было столько печали. И невысказанной надежды, вялой уверенности. Постепенно крепнувшей уверенности. Вдруг музыкант резко обернулся ко мне.

- Потанцуем?

В два шага он оказался рядом. А музыка играла не прерываясь, словно кто-то невидимый продолжал прикасаться к клавишам.

Мы стали в центр, замерли в ожидании готовности. Один взгляд друг другу в глаза и все понятно.

Сперва медленно и в замешательстве, неловко. Затем, полностью отдавшись вальсу, закружились плавно. Гармонично, словно созданы для этого.

А тем временем за окнами зажглись цветные китайские фонарики – разных цветов и размеров, круглые и продолговатые. И по мере их появления, мы приподнялись – потолки ведь высокие, есть где летать. Я прижалась подбородком к крепкому мужскому плечу, пряча улыбку. Но сияние глаз видно и без того. Даня тоже как будто наслаждался моментом.

Я вдруг заметила как оживились фигуры на обоях (контуры людей были мягко прорисованы черным на фоне белого). Мужчины и женщины, в смокингах и платьях. Они словно перешептывались. И в восхищении зааплодировали. Я даже слышала их немое «Браво!». Один за другим, соединяясь в пары, они закружились подобно нам, но на почтительном расстоянии. Так что Даня и я оставались в центре внимания. Помимо этого – мы все же люди, цветные, а не просвечивающие контуры (это о тех, кто выплыл в танце за пределы стен).

Постепенно мы стали просто не спеша топтаться на месте вокруг своей оси. Но это все еще был танец. А кружащиеся ниже не останавливались. За окном зарядил сильный ливень, он бился о стекла в такт музыке. Настоящее чудо. Сверкающее, искрящееся, мелодичное и пахнущее домашним зефиром.

Следующим утром он вез меня обратно домой. Я отвернулась от водителя, кусая нижнюю губу и задумчиво глядя в окно. Еще не до конца рассвело. Оттого казалось, что вечернее и ночное волшебство пока не рассеялось. Будто мы дышали пыльцой фей, а не обычным городским воздухом. Я подумала о том, как все будет выглядеть в дневном свете и непроизвольно вздохнула.

- Чего так тяжко вздыхаешь? – Живо отреагировал мой принц.

- Думаю о том, что будет, когда сказка закончится.

- Она закончится тогда, когда ты этого захочешь.

С удивленной улыбкой я обернулась к нему. Это же слова Андрона, только несколько переиначенные. Как он сказал? «Ты жива настолько, насколько чувствуешь себя живой». На самом деле, такое можно сказать каждому, любому по-настоящему живому человеку. И вправду, чем это я отличаюсь от любого живого, да? Я вижу, я ощущаю, воспринимаю цвета и ароматы, вкусы. Я ем, люблю, но не молюсь. Я даже не читала ту книжку. Однажды видела ее в руках Дарьи Валерьевны. Вот еще одно мое «живое» качество – я ненавижу. Значит, ничем по сути и не отличаюсь, верно? Разве что, все это происходит только в моей голове. Но я ведь не знаю, что будет дальше. Я не предвижу будущее, не ускоряю его ход. Все идет своим чередом и, мне кажется, мне хочется в это верить, я никак не вмешиваюсь в последовательность событий.

- Знаешь, чтобы ты не чувствовала утрату сказки, - вдруг заговорил Даня, - я сделаю тебе сюрприз. Через неделю.

- Какой?

- Настанет время – узнаешь, - озорно подмигнул.

Вот хитрец. Знает же, я все мозги сломаю (фигурально выражаясь) пытаясь разгадать его план.

- Ладно, - легко согласилась я. – Посмотрим.

Но сие смирение было как отвлекающий маневр. И, кажется, он это тоже понял.

Как-то раз, глядя на себя в зеркало, я подумала: жизнь – обман. Можно и подстричься. Возможно, ноль логики, но факт.

- Что ты сделала с волосами? – Накинулась мама, едва я переступила порог дома.

Надо же, и никаких истерик почему я не в шапке. Закрыла дверь и серьезно посмотрела на родительницу.

- Мамочка, - примирительно начала я, - настало время перемен.

- Но не таких же! – Она возмущенно толкнула меня к зеркалу. – Посмотри! На что ты стала похожа.

В парикмахерской волосы обрезали по плечи и выкрасили в медовый цвет.

- А по мне, так я стала выглядеть моложе.

- Чушь! Ты только портишь волосы… - И так далее.

Я слушала ее, качая головой, соглашаясь и принимая все, что она говорит. Но вместе с тем мучила мысль: она произносит все сама или мое подсознание вкладывает слова в ее уста? Наконец, я сделала то, что оказалось для мамы полной неожиданностью – крепко обняла ее.

- Все будет хорошо, мам, - выдохнула в ее белокурые волосы, - это же моя голова, мои решения.

- Твои проблемы, - ворчливо добавила она, но явно уже не сердилась.

Не менее ярко новую прическу приняли в «К2».

- Таточка, ну зачем же? – Ошарашено выдал Гаспар, - у тебя были такие шикарные волосы.