Страница 29 из 49
- Если честно, я тоже, - искренне произнесла я, - но так будет лучше. Удачи! – не дав вновь открыть ему рта для глупости, я стремительно вышла прочь.
С души как лавина сошла, и стало во много раз легче дышать.
11
Никогда не любила войны: ни истории о них, ни фильмы, ни книги, ни само их наличие. Знаю, об истории человечества необходимо знать все, как мирное время, так и военное. Но ничего не могу с собой поделать – как не любила войны, так и не люблю. Война – это в принципе ужасно, когда не воюющее население не имеет понятия, что ему делать, все бегают туда-сюда, а кто-то тем временем стреляет над их головами, да и в них самих тоже. Самая ужасная разновидность войны – Гражданская, Освободительную хоть понять можно. А когда идет Гражданская, народ вообще смятен. Вспомним Гражданскую войну в России в начале XX века – ее рамки до сих пор не точны, то ли с 1918 года по 1920, то ли с 1917 по 1922 год. Когда воевали Красные и Белые. Историки называют Белое движение – местью, а Красных – властью или как-то так. Но что происходило в самих городах, деревнях и селениях… Шло Белое движение и все грабило и убивало, за ним шли бывшие помещики и отбирали у крестьян землю назад – либо собирались отобрать. И тут же потом приходили Красные и под чистую сметали урожай с этими комбедами и продотрядами.
Наша учительница по истории в школе – как давно это, кажется, было, а всего-то год назад – говорила, что Ленин был думающим человеком. Вот он и подумал, что крестьянину дороже: часть урожая или земля? И придумал сначала продналог, а потом и продразверстку. Гражданская война кое-как закончилась. Но кому от этого легче? Уж лучше бы ее вообще не было. Хотелось бы мне посмотреть в глаза тому чудовищу, что впервые развязал самую первую вооруженную войну… А некоторые еще на этом деньги делают – просто изверги.
К чему весь этот экскурс в историю? А к тому, что я сидела на истории Мира, где преподаватель рассказывал об очередных вооруженных восстаниях. Сев почти в самом конце аудитории, я внимательно разглядывала карту, нарисованную Умником. Причем занималась этим делом уже третий или четвертый час. В конце концов, все прояснилось и стало доступным для ума.
Вместе со звонком я вылетела из аудитории и помчалась по тому долгому пути, по которому можно было попасть в необходимую комнату. Все-таки мне казалось, что на самой лестнице должен быть потайной ход, но Михаэлю о нем явно не было известно – а еще Умник! Ну, да ладно, и так сойдет.
Я пробежала несколько пролетов лестниц, живописные коридоры с картинами на стенах, пару аудиторий, периодически сверяясь с планом. Рисунок привел меня в небольшую комнату с книжными стеллажами – это что, тупик? Но на карте нарисован проход. Прикрыла за собой дверь и принялась обшаривать каждую полочку и угол, выдвигала книги, дергала за светильники и бра. И вот, наконец, когда я выдвинула слегка две книжки, один стеллаж отодвинулся, приоткрыв проход. Стоило мне войти в него, как стеллаж-дверь закрылся. Все погрузилось во тьму, так что шла я по наитию. Опять уперлась в тупик. Стала что было силы толкать стену. Промучившись не одну минуту, устало облокотилась на боковую стену, воздуха не хватало. Но, видимо, мое тело на что-то нажало, и стена отодвинулась.
Я оказалась в среднего размера комнате. Здесь, как и в предыдущей, повсюду стояли стеллажи с книгами. Но не было даже окошечка, только вентиляционное отверстие. Старинная кожаная кушетка, как в кабинете у платного психотерапевта. А за ней, я не сразу заметила, в месте между самой кушеткой и книжным стеллажом лежала девочка лет четырнадцати-тринадцати. Но не просто так, она лежала на фактически голом ковре. Вокруг нее было что-то сверкающее и переливающееся различными цветами радуги и все это было, как бесформенная клетка. Мгновением позже я поняла, что девочка не спит, а плачет.
- Привет, - осторожно промолвила я, - что-то случилось?
Она резко подняла на меня голову и с широченными от ужаса глазами взмолилась.
- Пожалуйста, не надо, я буду хорошо себя вести, я обещаю, - и зарыдала еще сильнее, вжавшись в пол.
- Эй, - я попыталась дотянуться до нее, но меня ударило током, - ой! – взвизгнула я от неожиданности и боли.
Девочка села прямо и теперь уже удивленно смотрела на меня.
- Ты настоящая? – я обратила внимание, что она весьма симпатичная.
Темно-русые волосы волнились до самого пола, будто ее никогда не подстригали. Насыщенные травянисто-зеленые глаза. Сама же она одета в светло-голубое платье в разноцветные маленькие цветочки. Ноги были босыми.
- Да, я настоящая, - смущенная ее вопросом, ответила я.
- Дора, - взмолилась она и попыталась встать.
Тут мне открылось, что сидела она на небольшой арабской подушке. Но самое жуткое то, что на ее ногах были цепи, которыми она была прикована к стене. От, видимо, долгого сидения ноги плохо ее слушались, и она встала, покачиваясь.
- Как бы я хотела тебя обнять, - попыталась просунуть руки сквозь подрагивающие прутья клетки, но те быстро ее ужалили, - ай, - из ее глаз все еще лились слезы.
- Подожди, мы знакомы? – изумилась я.
- А ты не помнишь? – не менее удивленно и даже как-то обреченно спросила она.
- Прости, дело в том, что некоторое время назад я… - замялась, подбирая нужное слово, - умерла, а потом воскресла, - ее глаза стали в несколько раз больше.
- Как это было? Я надеюсь, не из-за бури? – испуганно пролепетала она.
- Нет, я отравилась чем-то, и все решили, что я умерла, но на самом деле нет, - минутку, перемотаем пленку, что она сказала про бурю?!
- Хвала Небесам, а то я себя так ругаю, тебя-то все нет и нет, - соленый фонтан хлынул из ее глазниц.
- Успокойся! Со мной все в порядке. Но погоди, что ты сказала про бурю? – вновь это вселенское удивление на ее лице, - просто из-за смерти и всего такого я ничего не помню, и узнаю всех и вся по новой.
Она понимающе кивнула.
- Это многое объясняет…
- Например?
- Например, что ты так долго не приходила. Раньше навещала меня раз в неделю, а иногда и чаще, - она опустилась на колени и поудобнее устроилась на подушке.
- Понятно. Но ты не ответила про бурю. И еще, как тебя зовут?
- Шарлиз Кейн, четырнадцать лет, моя нервная система напрямую связана с устройством погоды, - как по учебнику, бесцветно принялась отчеканивать она, - директриса создала специальное энергетическое поле, которое не выпускает меня.
- А цепи?
- Это просто на всякий случай, они верят, что цепи смогут удержать меня, если поле вновь разрушится, - горько хмыкнула девочка.
- Выходит, тебя держит только энергетическое поле?
- Нет, не только. Еще поле страха, которое создал профессор Девур…
- Преподаватель по истории Мира? – изумилась я, он всегда казался мне таким милым старичком.
- Да, - подтвердила она, - его-то поле и удерживает меня в стрессовом состоянии.
- Почему?
- Потому что оно выпускает все самые тайные и сокровенные страхи наружу. И я их очень боюсь…
- На то они и страхи, - я передернула плечами от мысли, которую тут же озвучила, - а это поле страха работает только на тебя?
- Да, - она рассматривала свои пальцы, которые тут же выкручивала и будто хотела сломать, - из-за того, что я под постоянным контролем своих же страхов и энергетического поля, я не опасна.
- Прости что перебиваю, но что ты говорила про бурю? – осторожно вставила я, сев на край кушетки.
- О, энергетическое поле почему-то исчезло, и страхи фактически захватили меня. Я начала паниковать, но почти сразу прибежала директриса и восстановила энергетическую клетку, сквозь которую мои силы не просачиваются.
- Теперь понятно, - задумчиво промолвила я, - только вот, что могло разрушить клетку?
- Я не знаю, - она грустно пожала плечами, - а ты, правда, ничего-ничего не помнишь? – Шарлиз с надеждой взглянула на меня.
- Правда.