Страница 31 из 48
В конце этого хаоса, я уже не ждала ничего хорошего. Однако… даже у черных полос есть темно-черные.
Когда последний урок закончился, Кирилл слинял на занятия в свой кружок или куда он там обычно ходил. А я осталась убирать класс. Дежурство никто не отменял. Спасибо на том, что Соболев поменял воду в ведре и выбросил мусор. Но я бы, и сама могла, все же он болеет, не хотелось напрягать лишний раз.
Танька с Натой задержались вместе со мной. Они подвигали парты, поправили занавеску, полили цветы на шкафу, а я тем временем разбиралась с доской и мелом. Закончили мы все это дело минут через двадцать. Больше болтали, чем убирали, поэтому вышло дольше.
Выдвинулись из класса, в полной боевой готовности, немного пройтись, а затем по домам. Однако как вышли, так и остановились. Вернее, остановилась я. Ноги будто к земле приросли, а тело онемело. Возле подоконника стоял Соболев, а рядом с ним Прекрасная Ксения. Ее голова прильнула к его груди, а он медленно гладил по волосам девчонки, что-то шепча на ушко. Выглядела сцена настолько интимной, настолько же и противной, по крайне мере для меня.
— Нифига, — не сдержала эмоции Танька, и глаза ее округлились размером по пять рублей.
— Ого, — поддакнула Ната общей картинке шока.
Мне же было нечего сказать. Показалось, что сердце сделало кульбит, как цирковой артист под куполом. Звезды все с неба рассыпались, погасли и исчезли, оставляя какую-то пустошь, темноту и сырость. Именно в ту минуту, когда смотрела в диком оцепенении на Кирилла и Ксюшу, на то, как он нежно проходит пальцами по ее волосам, я поняла: он мне нравится, как нравятся мальчики девочкам. Отчетливо поняла, слишком ясно и слишком поздно.
Я не заметила соленную тонкую слезу, которая скатилась по щеке и коснулась губ. Не заметила, как сжались пальцы на руках в кулачки. Голос настойчиво твердил «уходи», «ты лишняя», «где твоя гордость». А сердце хотело зарядить пощечину. Все эти улыбки, мягкий тон, объятия, шуточки — подарили надежду, глупую надежду в девичьем сердце.
Стоя там, в шумном коридоре, среди многочисленных школьников, среди стольких голосов, мне вдруг показалось, что за спиной отрезали крылья. Я падаю с обрыва в глубокую яму, где нет моря, моего моря.
Отворачиваюсь.
Сила воли требуется невероятная, чтобы просто перестать смотреть на Соболева. Но еще большая сила нужна, чтобы сдержать слезы.
— У меня живот прихватил, — кидаю сухо и холодно девочкам, показательно обхватывая себя руками. Нужно уходить, здесь разум подсказывает верно. Поэтому я поднимаю ноги, делаю шаг за шагом, пытаюсь переступать, а потом осознаю, что бегу, убегаю просто.
Не знаю, как вышла из школы, как одевала верхнюю одежду. Не помню, как оказалась дома, но подушка приняла меня с распростертыми объятиями. Приняла меня и мои глупые слезы.
Глава 22
В четверг я в школу не пошла. Соврала маме, что болит живот и осталась дома. Хотя может и не вранье это. Мне на самом деле, было плохо.
К обеду Кирилл прислал сообщение с вопросом все ли в порядке, но я не ответила. Какая разница, что со мной, если у него есть другая девочка. Перед глазами до сих пор стояла Ксюша. Такая красивая, такая робкая и нежная. Она идеальная. А я — третий лишний.
Вечером Соболев позвонил. Это было странно, и, наверное, стоило бы обратить внимание на его настырность, но я была слишком занята самобичеванием. Симпатия к парню переросла в ненависть. Я злилась на него, на себя, на Царевну Лягушку. Кусала ногти, губы, тяжело вздыхала, но трубку не поднимала. Хватит. Играть с моими чувствами больше не позволю.
И именно это решение послужило началом новой войны в молчанку.
На следующий день, я распустила волосы и накрасила глаза тушью. Впервые, пошла в школу в таком виде, хотелось показать себя с лучшей стороны. Головой понимала, что если парень к тебе ничего не испытывает, то и все эти выходки ничем его не затронут. Но поступить иначе не могла.
В классе я поздоровалась со всеми, кроме Кирилла. И он, конечно, спросил в чем дело. Отвечать не стала, сделала вид, будто не слышу. Крутила головой по сторонам, старалась улыбаться, хотя сердце разрывали порезы от когтей, которые остаются после разбитых чувств. Я ощущала себя брошенной, кинутой, никому не нужной. А вокруг смех, задиристые голоса, улыбки.
Тошно.
Мне было тошно находиться в обществе, где всем хорошо.
Соболев не спешил закидывать меня вопросами, как, бывало, в прошлые года. Он поменял тактику и молча сконцентрировался на уроках. А после выловил меня на углу, недалеко от школы, по пути домой.
— Ты опять со мной не разговариваешь? — Спросил Кирилл, сжимая кисть моей руки. Мне хотелось ударить его, но в реальности я предпочла просто отвернуться.
— Стрельцова, — прикрикнул Соболев. Он наклонился в попытке уловить мой взгляд, но в эту минуту я его оттолкнула.
— Прекрати, — спокойно произнесла, хотя сдерживать эмоции было сложно.
— Арин…
— Ксения не обрадуется, если увидит нас за углом. Не будь эгоистом, Соболев.
— Опять Ксюша? — Прикрикнул он, сводя брови на переносице. Злился. Его эмоции для меня стали более доступны, чем для других. Кирилл был совсем не холодной глыбой льда.
— Тебе не кажется, что Принцесса может обидеться? Не очень правильное отношение.
— У тебя на Ксюхе рассудок поехал, тогда, сейчас… Я не понимаю. Что ты к ней прикопалась?
— Я прикопалась? — Вспыхнула в ответ. Повернулась резко к нему, но распознать истину в глазах мальчишки не смогла. Кроме раздражения, там ничего не было. Наверное, и он не видел ничего в моем взгляде. Мы дарили друг другу неприязнь и ненависть, в диком желании уколоть больней.
— Да, ты! Что не так? Объясни мне! Что с Ксю не так? Почему она тебя так бесит?
— Ксю? А кличку ты ей не дал? Розой не обозвал? Или может хризантемой? Прикольно было бы скажи, ты кактус, а она орхидея. Любовь садовников. — Поток слов водопадом вылетал из моего рта, и как бы не старалась, а остановить себя от высказываний не могла.
— Я отказываюсь слушать и понимать бред, который ты несешь. Все, — махнул он рукой, отворачиваясь.
— Вот и не слушай! — Крикнула я громко. Слезы подступали, сдерживать их было с каждой минутой тяжелей, а расплакаться перед этим негодяем нельзя, невозможно, табу.
— И не буду! Иди, вон, куда шла, со своей белогорячкой!
Кто ушел первым, я не знаю. Может мы одновременно повернулись спинами друг к другу, а может и нет.
Мне казалось, что пройдут пару дней, что мы оттаем и поговорим. Но ничего не менялось. Я злилась, а Кирилл молчал.
Закончилась зима, растаял снег, почки набухли на деревьях. А наша холодная война не прекращалась ни на один день. Мы сидели рядом друг с другом, ощущали запах друг друга, иногда могли случайно соприкоснуться то руками, то плечом. В эти редкие минуты замирали, заглядывали в глаза, будто искали там ответы на какие-то невероятные вопросы. Магия длилась недолгого, пару секунд, бывало и того меньше. А потом все возвращалось на круги своя.
Стена между нами росла с невероятной скоростью.
В один майский день я проснулась и поняла, что скучаю по Кириллу. Мне не хватало его дурацких шуток, улыбки. Я лезла в телефон и перечитывала сообщения, которые чудом не стерла в декабре. Они грели душу и разрывали ее одновременно. Они заставляли уголок губ подняться, и в то же время, давали волю горючим слезам.
На линейке в конце мая Кирилл маршировал вместе с Ксюшей. Он шел впереди и нес флаг, а она позади с еще каким-то мальчиком. После закрытия торжественной части Соболев со старшеклассниками пошли на турники. Они подтягивались на время, а девчонки стояли рядом и болели, каждая за своего участника. Мельникова была там с ними, улыбалась и не сводила глаз с Кирилла.
Я злилась каждый раз, когда видела их вместе, а вместе они были очень часто. Спорт и строевая подготовка сближали их, а нас сближать было нечему.
Глава 23
23.1
Лето пролетело быстро. Мне вообще показалось, что дни начали проходить быстрей. Жизнь набирала обороты, мы взрослели, только у меня в сердце почему-то ничего не менялось.