Рождение сверхновой

— Сеанс окончен! Одевайся! — Особо не тороплюсь, но и не мешкаю.

Оставаться наедине с ним для меня сейчас намного опаснее, чем раньше. Вся защита, что была, выстроена Сергеем и работает только под его управлением. Недавно, буквально несколько минут назад осознала, что мои мощные оборонительные редуты превратились в картонные.

Обдумываю и осознаю происходящее уже сидя на тахте. Надо же, новое дело. Я стала беззащитной, надеюсь, только перед ЧжуВоном. Во-первых, меня как-то ощутимо накрыло, я слишком близко к нему подошла. Во-вторых, отчётливо понимаю, что приди в голову ЧжуВону шальные идеи, оказать адекватного сопротивления не смогла бы.

Надо выстраивать новую защиту. Сергей об этом не предупредил, и не мог предупредить. Женскую психологию он изнутри не знает. В этом я сильнее, жизненный мужской опыт вот он, под рукой. И какие-то идеи самозащиты, пока смутно, но начинают проявляться.

— Не знаю, что ты сделала, но я реально чувствую себя намного бодрее, — заявляет пацак, выходя из моей комнаты.

Да, я вижу! У парня даже походка чуть-чуть изменилась. ЧжуВон прошёлся туда-сюда, якобы невзначай, прошёл за моей спиной к своему месту. Но не просто прошёл, пацак позорный! Подпрыгиваю от неожиданности, — чмокнул меня в щёчку мимоходом, — лихорадочно стираю слегка влажный след.

— Да как ты смеешь!? — А чего это в моём крике столько энтузиазма?

Хватаю с тахты подушку и азартно гоняюсь за пацаком. Уворачиваюсь от загребущих рук, отскакиваю, восстанавливаю дыхание. Выбилась из сил моментально.

— И чего ты возмущаешься? — начинает рассуждать пацак, когда статус-кво восстановился, — Я всего лишь сказал спасибо.

— Ты подло присвоил незаслуженную награду, — отвечаю я, и добавляю ехидно, — Будешь должен.

— А поцелуй принца не награда? — ЧжуВон не уступает мне в степени ехидства.

Приход мамы прерывает нашу милую беседу не вовремя. В тот невыгодный для меня момент, когда сильный ход сделан ЧжуВоном. Чем он меня подкупает, так своей расторопной реакцией. Вскакивает и вот уже несёт из прихожей под квохтание мамочки тяжёлые сумки. Пользуюсь моментом и убираю со столика посуду.

Когда диспозиция восстановилась, наношу ответный удар.

— Нет. Поцелуй принца может быть наградой только для какой-нибудь замарашки.

— Аналогично, — коротко отвечает ЧжуВон.

Да уж, конечно! Перевод элементарен: поцелуй принцессы ценен для всех кроме принцев. Вот только он в корне не прав. И опять подставился, а я таких моментов не пропускаю.

— Ты же в Европе жил! Ты хоть немного с мировой культурой знаком? Ты знаешь хоть одну сагу, поэму, роман, чтобы ради поцелуя принца совершались подвиги, чтобы принцам слагали стихи, добиваясь их любви? Чтобы девчонки пели серенады под их балконами, рубились из-за них на дуэлях и поле битвы?

Чем дальше я продолжаю, тем больше перекашивается лицо ЧжуВона от отвращения.

— Хочешь стать призом, прекрасным юношей, ради которого смелые и яростные дамы рубятся в рыцарских турнирах? — накручиваю я. Пацак морщится, как от лимона. Это ещё не всё, держи самый большой и самый кислый лимон:

— А если ЮЧжин победит?!

Фыркаю, глядя в его испуганное лицо. ЧжуВон поднимает руки:

— Всё-всё, сдаюсь, — и тоже начинает ржать.

Всё ещё пофыркивая, иду на кухню помогать маме. На пороге оборачиваюсь.

— ЮЧжин ещё не самый плохой вариант. Она красивая и образованная. А я вот лично знаю таких страшненьких, но боевых девиц, — согнув в локтях руки, сжимаю кулаки, демонстрируя грозный вид, — Порвут твою ЮЧжин на тряпочки. Тоже твои поклонницы. Мечтают о твоём поцелуе и твоём прекрасном теле.

Лицо ЧжуВона искажается от страха, почти неподдельного. Стонет от ужаса, быстро залезает на тахту с ногами, испуганно поджимает их, скрючивается в позу эмбриона. Стреляет в меня глазёнками напуганного до смерти ребёнка.

Глубоко втягиваю в себя воздух, иначе упаду на пол от смеха. Вот клоун! Надо признать, не пропустил удар просто так.

Безудержно хихикая, вхожу на кухню. Мамочка уже развернулась вовсю, как она быстро! Хотя блюдо такое, быстро готовится. Подсказываю:

— В конце лучку чуть больше обычного. И до золотистой корки, до черноты не надо.

Мама улыбается.

— Дочка, а у тебя с ним всё хорошо, признайся?

— Мам, мне кружечку бульона надо быстренько сварить. Пора заканчивать голодовку, — маме зря кажется, что я ухожу от разговора, я этой темы больше не боюсь, — Мам, с ним у меня всё хорошо, с его роднёй очень плохо.

Мама слегка сникает, я утешаю её поцелуем в щеку.

Не знаю, может просто проголодался, но ЧжуВон ел с явным удовольствием. И прямо расцвёл, когда увидел, что ему несут. Ну, и прекрасно. Я осторожно, прислушиваясь к себе, пью из кружки бульончик. Организм вроде ноту протеста не выдвигает. Ну, и ладненько.

— Оппа, а ты чего пришёл-то? Просто так или по делу?

ЧжуВон хлопает себя ладонью по лбу.

— Пустая я голова! Я же совсем забыл! Юна, какая ты молодец! — фонтанирует он восторгом, не оправдавшимся страхом и другими эмоциями.

Успокоившись, объясняет:

— Я пообещал своей роте устроить с тобой встречу. Именно и только с ротой. Ты как, сможешь?

Задумываюсь, подсчитываю.

— Так, на работу могу не ходить до 4 января включительно. Сегодня точно не могу, слаба ещё. Завтра тоже. Буду в себя приходить. Послезавтра? Тоже зарезервируем. Тогда с 28 декабря по 4 января в любой день. Только заранее скажи — какой, чтобы с моими делами не пересечься.

ЧжуВон слушает мои вычисления со светлеющим лицом. Для него что, это так важно? И да, надо не забыть пнуть:

— Понятно, да? Лучше за два-три дня уточнить. Для надёжности… — ой, не успела!

— Всего на пару часов, не больше. Подъедешь к месту, куда мы совершим марш-бросок. Пообщаешься с ребятами. Потом ты возвращаешься домой, а мы — к себе.

— Лучше ты меня привези и отвези. Не знаю я, где там ваши конечные точки марш-бросков. И будешь должен, — всё-таки наношу ему удар, держи — не падай.

ЧжуВон морщится. Ага, не нравится?

— А давай вот без этого?

— Давай! — охотно соглашаюсь я и стремительно развиваю тему, — Прости, ты прав: гнилые разговоры, недостойные. Это подленько, так говорить своему оппе. И награды требовать за цветы, это так гнусно! Ты абсолютно прав, оппа! Так что забудь, считай это моим бескорыстным подарком. Ещё не хватало что-то со своего оппы взамен трясти, дурость какая! Ты-то вот никогда, никогда-никогда так не поступаешь!

Лицо ЧжуВона, поначалу одобрительное, постепенно менялось. В конце стало откровенно скучным и кислым. Я бы ещё долго могла продолжать, но опять начинаю ржать.

— Весь аппетит испортила, — ЧжуВон отваливается от столика.

Я скептически оглядываю почти пустое блюдо:

— И главное, как вовремя! Когда ты всё уже съел, — смотрю ему прямо в глаза. Давно заметила, он не выдержит.

Точно! Пацак начинает ржать, поднимает руки вверх.

— Сдаюсь, Юна! Уела. Клянусь, больше никогда так не скажу.

— Знаем мы эти клятвы, — я недоверчива, меня жизнь учит не верить пустым обещаниям, — Лучше договоримся, если ещё раз так скажешь, выполняешь любое моё желание.

— Прямо любое? — напрягается ЧжуВон.

— Не бойся, в пределах возможного, — успокаиваю я, — Жениться точно не потребую.

— Ты тоже. Иначе договор неравноправен, — спохватывается ЧжуВон.

— Замётано.

Надо научить его закреплять устные договора встречным хлопком наших ладоней. Ладно, потом как-нибудь. Мама смотрит на нас, почти ничего не понимает. Не понимает из слов, зато прекрасно понимает, что нам весело и хорошо.

Мы пьём чай, когда ЧжуВон вспоминает о ещё одном моём обещании. Сначала не понимаю, о чём он.

— Ну, ты говорила, что якобы я тебя когда-то… — ЧжуВон стрельнул глазами в маму, но мужественно продолжает, — жестоко избивал.

Мама действительно посмотрела на него, нет, не с осуждением, а с намёком на осуждение. Не поверила, привыкла к моим чудачествам.