Крушение

– Когда болезнь впервые проявила себя?

…и опустил глаза.

– Я точно не помню этого…

– Это нормально, – успокаивает она, – люди годами могут этого не замечать, но попробуйте вспомнить хоть что-нибудь. Может быть, навязчивые мысли, чувства, ощущения, какие-нибудь травмирующие события?

Он задумался.

– Да, точно: ощущение… – пробормотал он, уставившись на стол и покачивая головой. – Полагаю, первые признаки этого появились задолго до появления Болезни, и когда тому, казалось, уже не было особых причин. Всё вроде продолжало идти своим чередом, – рассказывал он. – Но в тот период меня стало преследовать странное ощущение… и с Вёрджилом становилось все больше проблем…

Голоса и вопли золотого призрака эхом отдались у него в голове.

– Вёрджил? Кто это? Ваш друг?

– Друг, или демон, – пробормотал он, глядя в одну точку, – трудно сказать....

– Вы общались с демоном? – настороженно переспрашивает она.

– Нет… Нет, – повторил он, пробуждаясь от всплеска воспоминаний. – Я же не сумасшедший. Это мой ИИ. Вернее, искусственная персона, являющаяся неотъемлемой частью хозяина. Я начал работать над ним ещё до университета. Я всегда мечтал иметь друга равного себе, поэтому решил создать зеркало, способное помочь найти истину; отражение, благодаря которому, человек мог бы стать лучшей версией себя… Я построил эту архитектуру на принципе конкурирующих доминант… и первое время, казалось, что всё идет неплохо. Но позже с ним начало происходить что-то не то. Я не раз искал ошибку в его кодах, но так и не смог найти. А может быть, её там никогда и не было…

Он поднял на неё глаза. На этот раз её лицо оказалось очень серьезным:

– Как любой член Единого Общества, я обязана задать вопрос, – произносит она крайне официальным тоном. – Вы когда-нибудь вводили в сеть не сертифицированное программное обеспечение или пользовались незаконными путями выхода во всемирный интернет?

– Конечно нет, – разумеется, он лгал ей. – Я лучше вас знаю все эти законы. Я больше двадцати лет провел в бюро сертификации программного обеспечения и сегрегации искусственных нейросетей.

Внезапно в помещении за зеркалом раздаётся грохот. Их лица тут же поворачиваются в сторону наблюдательного окна. А буквально через пару мгновений голос в голове ей сообщает:

«Нам придётся ненадолго прерваться. У нас тут ЧП… санитар застыл…»

– У нас небольшие технические неполадки, – передаёт она пациенту. – Придётся немного подождать, – она останавливает запись, щёлкнув пальцем по голографическому экрану над краем стола.

Спустя несколько секунд из коридора доносится громкий топот, многократным эхом отражающийся от стен.

– Что-то не похоже на «небольшие технические неполадки», – говорит он, когда в сияющей щели между дверью и полом проносятся чьи-то тени. Она тоже оборачивается на грохот за спиной.

– Не берите в голову. Скоро всё закончится.

Когда суета в соседнем помещении утихает, он берёт ещё сигарету.

– Угостите меня одной? Я тоже покуривала в университете.

– Конечно, – он подталкивает пачку и пепельницу ближе к ней.

– Благодарю, – говорит она, когда он подносит к её лицу зажигалку.

Некоторое время они сидят в полной тишине. Он делает редкие глубокие затяжки и пускает дым во мрак, задумчиво глядя куда-то в сторону. Она делает короткие, неполные вдохи и часто стряхивает пепел в пепельницу перед собой, и лишь изредка приостанавливается, уставившись в противоположном направлении. Но вскоре звук его голоса разрушает воцарившееся молчание:

– Думаю, с этим лучше справились бы нейросети, – произнес он, продолжая таращиться во тьму.

– Простите? – она поднимает на него глаза.

– Я про модерацию, – он поворачивается к ней и взглядом указывает на планшет, лежащий на столе. – Думаю, с этим лучше справились бы нейросети.

– Ааа, – задумчиво отзывается она, перед тем как поднести сигарету к губам… – Но вы же понимаете, если бы не принцип обеспечения рабочих мест, напротив вас сейчас тоже находилась бы машина.

Он помотал головой:

– Такого бы не случилось, если человек был бы эффективней машины.

– Ну а кто же, по-вашему, может быть «эффективней машины»?

– Да кто угодно, если бы он этого захотел, – он сделал несколько небольших тяг подряд. – Ещё в университете мистер Сливер говорил нам, что человек – это то, что следует превзойти…

Неожиданно свет настольной лампы замелькал и стал тускнеть, но затем, буквально на мгновение, сияние разгорелось ярче прежнего.

– Не обращайте внимания, – говорит она, тоже уставившись на лампу. – Здание очень старое, поэтому здесь довольно часто бывают перепады напряжения, – она наклоняет светильник чуть ниже. – Значит, вы из тех, кто считает, что 11 пакт – это бред? Но согласитесь, если бы не он, бо́льшая часть населения планеты оказалась без средств к существованию.

Он облокотился на стол.

– Я считаю, что подобного рода запреты – ошибочная политика, поощряющая деградацию всего общества, – произнес он и сжал сигарету в губах.

– Но вы же сами работали на эту политическую модель.

– У меня были на это свои причины.

– Какие?

– Вы очень любопытны, доктор К. Хилл.

– Как я понимаю, с вашими способностями вам была открыта дорога куда угодно, но вы пошли именно туда. Почему?

– Вы были там? – спросил он, стряхивая пепел. – Видели бескрайние поля серверов и вычислительных машин, которые без устали работают и днем, и ночью? Когда-нибудь наблюдали за тем, как их сияние переливается во тьме?.. Все, кто учился у нас на потоке, мечтали попасть в один из отделов министерства информации. Самые современные технологии, доступ к данным и ресурсам, открытый только для госслужащих; беспрецедентная вычислительная мощь – безграничные возможности. Только представьте себе: всё ядро веба у вас на ладони, – он протянул перед собой открытую ладонь, между пальцев которой тлела сигарета.

– Но, а что это было именно для вас?

Он опустил руку. Затем откинулся на спинку и опустил глаза:

– Может, это прозвучит глупо, но в то время я думал, что ещё могу хоть что-то изменить. И я был уверен, что на просторах сети сумею найти нечто уникальное. Пропускная способность серверов департамента – тысячи петабайт в сутки. Я надеялся, что рано или поздно наткнусь на что-нибудь такое, что смогло бы меня удивить… Это одно и то же, что изучать звёздное небо через самый мощный телескоп – в самом тёмном уголке может скрываться целая вселенная…

– Звучит красиво, – сказала она, выпустив перед этим дым, – А что вышло вместо этого?

– А вместо этого я столкнулся с реальностью, – он тоже затянулся. – Неквалифицированное начальство. Месяцы ожидания ресурсов аппарата. Гигатонны системных программ и тупых приложений на примитивных языках, а также куча бумажной волокиты при принудительной изоляции нейросетей, не прошедших повторное сертифицирование. И лишь изредка среди всего этого – любопытный софт и расследования следов подозрительной активности. Мелкий, бесполезный бюрократический аппарат… – пробормотал он перед тем, как снова вдохнуть дым, а потом неожиданно начать озираться по сторонам: – Вы это слышите?

Подняв голову, она прислушивается к звукам, которые напоминают хлопки крыльев.

– Да. Наверно, голуби забрались в вентиляционную шахту, – предполагает она.

– Точно, голуби… – прошептал он, блуждая взглядом по воздуховодам и вытяжкам в тени.

– Вы не любите птиц? – она посмотрела на него.

Он помотал головой.

– Почему?

– Они такие глупые и примитивные создания, – он опустил взгляд на неё, – но им дана возможность парить над миром… И это так несправедливо, что среди всех живых существ на планете остались лишь они, крысы и тараканы.

За дверью несколько фигур проплывает в обратном направлении. Она оборачивается на сияющую щель из-за плеча.

– Док, а почему Болезнь называют Болезнью? – спрашивает он, отводя глаза от бледно зияющей щели.