Страница 121 из 121
Я вспомнил, как задрожал шериф, рассматривая лежащие на моей ладони «пули восстания». Он, нежить, не мог сдержать радости, понимая, что скоро всё кончится. Но даже тогда, даже уже получив пять разрушающих энергетику пуль в грудную клетку, он до самого момента смерти продолжал клевать Доннорифту мозг, играя роль, что выдал сам себе.
— Криггс! Вы что тут замерли? — раздался со спины возглас Ахиола.
— А, мэр, добрый… день? Я слегка задумался, — развернулся я к начальству, тыкая пальцем в небо, — Если это можно назвать добрым. Не знаете, что у нас творится с погодой?
— Помните, я говорил вам о госте, что город вынужден принимать? — развел все шесть рук в стороны полуголый бог в шароварах, — Источник нашего гостя перегружает все Пятно. Мы над этим работаем, скоро всё придёт в норму. Идемте представимся, Криггс. Она должна быть уже возле «Приюта».
Два поворота до отеля я прошел, целиком погруженный в свои мысли. Где одна девчонка, там и две, ничего страшного, а вот перегородку им типа фальшстены наверх нужно будет поставить, все равно Эльма и треть свободного места не освоила. Также хорошо бы выяснить, чем призраки питаются, и что им нужно вообще для жизни и счастья. Ну а будущее вопрос вообще решаемый на раз — от бухгалтера, вышедшего из-под моей любящей руки, Ахиол точно не откажется, кто бы ему в уши не пел…
— Магнус, соберитесь! Вот и она, ваша новая подопечная!
Я незаинтересованно поднял взгляд, слегка возмущенный тем, что меня отвлекают и… застыл.
Она танцевала прямо у «Теплого Приюта», крутясь на месте и вознося на цыпочках руки к громыхающему зелеными молниями небу. Она озорно и свободно смеялась, изгибаясь в коленцах, а затем вновь вытягиваясь во весь свой немалый рост. Длинная, тонкая, худая, с копной всклокоченных нечёсаных волос, с безумно-радостной усмешкой, она делала пируэты, подпрыгивала, и смеялась, смеялась, смеялась.
— Её зовут Аврора Аддамс, шериф Криггс, и она…
Слова Ахиола растворились для меня в тяжелом мрачном воздухе Незервилля точно также, как и слышимый до этого смех. Они пропали, отсеченные ватной пеленой, упавшей мне на уши и глаза. Я видел только её.
Нетвердый шаг.
Еще один.
Еще. Еще. Еще.
Пальцы, проклятые непослушные пальцы так медленно выдирают эти громоздкие, тяжелые и неудобные пистолеты, всученные мне ворчливым Рейхгарденом. Но, наверное, именно в этот момент, где-то глубоко-глубоко в душе, я очень благодарен этому старому, дохлому и ворчливому желтоглазому. Калибр у этих утюгов — зверский!
Выстрел! Выстрел! Выстрел!