Глубокая тайна

– Я рада, что ты это понял, Дима, – сказала Стелла, прежде чем оставить его наедине с вожаком.

Кинг проводил ее взглядом и продолжил трапезу. На сидящего рядом человека он даже не смотрел, как будто его тут не было.

– Не дуйся, – попросил Быков. – Я не причиню вреда ни тебе, ни твоему племени. И со Стеллой у меня нет особых отношений. Дружим мы. И только.

Коричнево-желтые глаза Кинга обратились на него, как бы проверяя на искренность.

– Это так, – сказал Быков. – Я и твой друг тоже.

Разумеется, было бы преувеличением утверждать, что предводитель обезьян понимал человеческий язык. И все же что-то до него дошло. Ему было достаточно интонации, взгляда, посыла. А может, он распознавал настроение и мысли на каком-то своем, бессловесном уровне. Как бы то ни было, Кинг явно успокоился. Более того, он сорвал пучок сочных побегов и протянул их человеку: угощайся, мол.

Быков подношение принял и сказал:

– Знаешь, я сейчас не голоден, приятель. Лучше разреши мне тебя пофотографировать. На меня не смотри. Занимайся своим делом, а я буду заниматься своим.

Кинг увидел направленный на него объектив, выпятил грудь и принял горделивую позу. Не было никакого сомнения, что он по-своему понимал, что происходит. Быков в очередной раз подумал, что ученые определенно недооценивают умственные способности горилл. Взять того же Сэнди О’Делла, который ищет недостающее звено, объединяющее цепь развития от приматов к человеку! Очень похоже, что никакого промежуточного этапа и не было. Просто одни гориллы попали в благоприятные для развития условия, а другие – нет. Неслучайно же гомо сапиенс впервые возникли не где-нибудь, а в Африке, в самом ее сердце. И неслучайно негроидная раса имеет куда больше сходства с гориллами, чем европейцы и азиаты. Может быть, в этом все дело?

Пока Быков предавался размышлениям, изредка щелкая фотоаппаратом, к нему и Кингу приблизилась самка с маленьким пучеглазым детенышем. Самка расположилась рядом с вожаком, тогда как малыш шнырял вокруг, то гоняясь за стрекозой, то пытаясь соорудить себе лежак из бамбуковых листьев, то подбираясь к Быкову, чтобы снова и снова быть остановленным предостерегающим окриком матери. Кинг не смотрел на него, всем своим видом показывая, что ему нет дела до этой пузатой мелочи. Между тем другие самки, заметив маневр мамаши, тоже стали приближаться к вожаку, делая вид, что увлечены сбором бамбуковых стеблей.

Предчувствуя драматическое развитие событий, Быков снова взялся за фотоаппарат. Гориллы заинтересовались блестящим объективом. Некоторые подходили почти вплотную, осторожно трогали пальцами вызвавшую интерес штуковину. Ни одна обезьяна не проявила грубости или нетерпения. Стоило Быкову пробормотать: «Нельзя, нельзя», – как самки убирали руки. Вне всякого сомнения, они чувствовали, что человек находится под покровительством их лидера, и вели себя соответственно. Дисциплине, царившей в стае, могли бы позавидовать многие человеческие общества и коллективы.

Но продолжалась эта идиллия недолго.

Быков заметил, что одна самка, крупная, с клочковатой шерстью, не сводит глаз с молодой мамаши, отирающейся возле Кинга. Он мысленно окрестил ее Леди Макбет, тогда как другая стала для него Сольвейг.

Леди Макбет, пересаживаясь с места на место, добралась наконец до соперницы. Сначала она смотрела по сторонам, часто мигая и изображая полнейшее равнодушие. Потом, улучив момент, когда вожак отвлекся, изо всех сил ударила Сольвейг по спине. Быков думал, что пострадавшая постарается укрыться за спиной Кинга, но она оказалась вовсе не такой безобидной, какой выглядела. Сольвейг стремительно обернулась и, разинув пасть, кинулась на обидчицу, которая сразу съежилась, поджав под себя руки и ноги, но при этом подняла голову и громко завизжала. Зубы ее были оскалены. Кинг сел к ним спиной и зевнул.

Леди Макбет поняла, что ее трюк не сработал. Она рассчитывала, что, ударив Сольвейг исподтишка, спровоцирует ее на драку и тем самым навлечет на нее гнев вожака. Когда же этого не произошло, она перестала изображать из себя невинную жертву и дала отпор. Самки схватились врукопашную, кусая друг друга за плечи. Пока они вопили и катались по земле, подбежали еще две самки и тоже ввязались в драку. Теперь все четверо верещали, щипались, кусались и бегали с оскаленными зубами. Быкову приходилось то и дело сжиматься в комок и втягивать голову в плечи, потому что скандалистки раз за разом подбегали вплотную к сидящему в траве мужчине и даже перекатывались через него.

Стая собралась вокруг, наблюдая за стычкой. Только Кинг, который невозмутимо сидел в полутора метрах от дерущихся, даже не повернул к ним головы. Минут через пять драка утихла сама по себе. Зрители начали расходиться. Сольвейг, испуская короткие негодующие вопли, осталась на поле битвы. Если этим она хотела разжалобить Кинга и сказать ему, что ей досталось незаслуженно, причем больше всех, то напрасно. Он по-прежнему проявлял невозмутимое равнодушие. Тогда, пронзительно крича, Сольвейг бросилась вслед за Леди Макбет и ударила ее по ноге. Та, возмущенная, обернулась и с визгом перешла в наступление. Защищаясь, Сольвейг попятилась и нечаянно налетела на Кинга.

И тут наконец вожак проявил характер. Поднявшись на задние лапы, он яростно заревел, схватил подругу, поднял и отбросил с такой силой, что бедняжка кубарем покатилась по земле. Остальные присели и съежились, а потом кинулись врассыпную. Кинг же, не переставая рычать, погнался за Леди Макбет, которая на самом деле и являлась главной нарушительницей спокойствия.

Но расправы не последовало. Ситуация резко изменилась.

3

Следя за улепетывающей гориллой, Быков наткнулся взглядом на новых персонажей драмы, которой предстояло разыграться на берегу озера Джордж. Носороги. Их было восемь, и они находились на расстоянии каких-нибудь пятидесяти метров. Никто не заметил их приближения, поскольку они только что появились из-за гряды кустарников на пригорке. Это были те самые белые носороги, о которых рассказывала Быкову Хизер, когда уговаривала его отправиться в Африку вместе с ней. От своих так называемых «черных» собратьев они отличались вовсе не цветом, а размером, длиной рогов и широкими тупыми мордами.

У страха, как водится, глаза велики, и Быкову показалось, что самый большой из них был ростом со слона. Зато самый маленький носорог выглядел в точности как свинья. Судя по размеру и отсутствию рогов на носу, это был детеныш. Он потихоньку трусил, то и дело забегая вперед вожака.

Гориллы сгрудились в кучу, настороженно наблюдая за шествием гигантов. Те пока что не замечали обезьянью стаю. По своему носорожьему обыкновению, они шли с низко опущенными головами, жуя на ходу побеги растений.

– Что делать? – прошептала Стелла, подбежавшая к Быкову.

– Ничего, – ответил он. – Не волнуйся. Обезьяны бегают раза в два быстрее носорогов. Да и с чего бы им нападать? Они ищут место для своих грязевых ванн. Сейчас улягутся на мелководье и подставят бока птичкам… не помню, как они называются. Которые избавляют их от паразитов. Волоклюи, кажется. Как-то так.

Хизер, подбежавшая к нему с другой стороны, тоже была взволнована.

– Только бы эти здоровяки не прошлись по моей аппаратуре, – проговорила она, задыхаясь после вынужденной пробежки. Вы посмотрите на эти ножищи! Я прямо чувствую, как под ними земля трясется.

Но опасность подстерегала не камеры и микрофоны, оставленные без присмотра. Все было гораздо хуже.

Носороги, как и предсказывал Быков, уже начали заходить в воду, распугивая цапель и прочую мелкую живность. Но у детеныша имелись свои планы. Вместо того чтобы последовать примеру взрослых, он задрал голову, принюхиваясь и прислушиваясь. Если со зрением носорогам не повезло, то слух и обоняние у них отличные. И малыш хотел понять, что за странные звуки и запахи до него доносятся. Он почуял горилл.

А те не собирались оставаться в опасной близости от носорогов, известных своим вздорным и вспыльчивым характером. Кинг уже уводил племя в заросли, когда вслед им жалобно закричала Сольвейг. Брошенная на землю, она так и осталась на месте. Судя по тому, как она упала, проковыляв всего два или три метра, у нее была повреждена или сломана нога. На этот раз она закричала громче, уже не только для того, чтобы обратить на себя внимание, но и от боли. Будь это взрослая опытная самка, она бы припустила прочь на трех лапах, но молоденькая Сольвейг никогда не сталкивалась с настоящей опасностью и полагала, что Кинг обязан пожалеть ее и прийти на помощь.